— Так что же случилось? Твой отец спал и видел, как объявит чикагским сливкам, что ты его дочь.
Холли принадлежала к узкому обществу посвященных в тайну происхождения Джины. Теперь к этому обществу прибавился новый член — Фрэнк Дэвис. Она сжала зубы.
— Произошла небольшая неприятность, и я испортила платье.
Подруга хихикнула:
— Ты решила воспользоваться моим методом, безотказно помогающим сбегать с вечеринок: «Опрокинь на себя «Кровавую Мэри»"?
— Не совсем.
И Джина начала рассказывать, что же случилось прошлым вечером. Правда, она утаила кое—что, в основном то, как они занимались сексом. И еще решила скрыть от посторонних ушей, не признаваться в том, что страсть вспыхнула между ней и тем человеком, которого до этого момента люто ненавидела.
Но запудрить мозги Холли было не так—то легко.
— Так, значит, твой отец зашел и застал тебя с каким—то парнем в банных халатах? Ну и что? Вы же не…
Джина покраснела.
— А—а, вы действительно… Ты танцевала горизонтальную мамбу с мускулистым красавцем, которого выловила из бассейна?
Джина понимала, что молчание выдает ее с, головой.
— Ну и как?
— Холли!
— Ну, перестань. — Подруга нетерпеливо пожала плечами. — Забудь о том, что сегодня утром уже ненавидишь себя за то, что вытворяла прошлой ночью. Лучше скажи, ты почувствовала что—нибудь особенное или нет?
Девушка не смогла солгать:
— Почувствовала, черт возьми! Я и понятия не имела, что от оргазма может так снести крышу. Тряслась, наверное, минут пять.
Подруга присвистнула.
— Милая, я знала, что ты можешь расслабиться, когда захочешь.
— И почему все так беспокоятся о моей личной жизни? Отец, похоже, предоставил бы мне весь дом, вырази я хоть малейший интерес. Ты понимаешь, насколько все это странно? — проворчала Джина, вставая с дивана и направляясь в кухню за дополнительной порцией чая.
Холли — первая подруга, появившаяся у Джины, когда та переехала в Чикаго, чтобы начать самостоятельную жизнь, — последовала за ней. Она неуверенно похлопала Джину по плечу. Казалось, молодая женщина, ворвавшись с утра пораньше в чужой дом, испытывала угрызения совести, что было вовсе нетипично для нее. Обычно ее отношение к жизни укладывалось в емкую фразу «Наплевать!»
Джина считала, что причиной такого отношения было воспитание. Подруги росли в абсолютно разных семьях. Она — под недремлющим оком строгого отчима, бывшего сержанта, ставшего впоследствии министром, и матери, Лоры Шервуд, которая совершила всего одну ошибку за свою жизнь, да и ту в юности. Результатом этой ошибки стало рождение дочери двадцать четыре года назад.
Холли же выросла в детском доме. Ей приходилось зубами и когтями вырывать свой кусок хлеба. Единственное сходство заключалось в том, что обе не знали своих родных отцов. По крайней мере, Джина, в конце концов, узнала. Чего не скажешь о Холли. И неизвестно еще, кому повезло.
— Просто все желают тебе добра, милая, объяснила та. — Включая твоего настоящего отца. Мне кажется, он любит тебя.
— Как волк кобылу, — съязвила Джина. — Мать бросалась из крайности в крайность… Мама! Я же должна ей позвонить!
— Я понимаю, ты о ней волнуешься. Если все в твоем родном городе узнают, что ты — незаконнорожденная… Но, с другой стороны, на дворе двадцатый век. Неужели кого—то это все еще волнует?
— Здесь, может, и нет. Как и в Нью—Йорке, Лос—Анджелесе, но не в штате Юта. — Джина горько усмехнулась, наливая чай и добавляя сахар и лимон. Там да, волнует. Люди будут возмущены, узнав, что жена уважаемого Питера Лейка преподнесла ему незаконнорожденного ребенка.
Холли сочувственно кивнула:
— Знаю, Джина. Конечно, ты права. Жаль, что твой отец этого не понимает.
— Хочешь — верь, хочешь — нет, но он старается не причинять боль матери. У него до сих пор остались чувства к ней. — Джина сначала этому не верила, но выражение лица Марвина, когда тот рассказывал об их феерическом романе, убедило ее в искренности отца. — Дело в том, что он чувствовал, будто у него украли первые двенадцать лет моей жизни. У Марвина больше нет детей, и он хочет, чтобы весь мир узнал, что я его дочь.
— Его можно понять.
— Да, можно. Если бы дело было только в моей матери и отчиме, то мы бы, наверное, нашли выход.
— Проблема в бабушке с дедушкой, верно? Джина кивнула, чувствуя, как в глазах закипают слезы.
— Это убьет их. Каково узнать, что их внучка биологически не является их родственницей? Что невестка изменила сыну, и он принял незаконнорожденного ребенка? Как я могу позволить этому случиться?
Ответ был однозначен: никак. Все это время Марвин поддавался на уговоры хранить молчание. Только недавно, после феноменального успеха колонки Джины, гордый отец начал подталкивать дочь к тому, чтобы она раскрыла семейную тайну.
Угрозы начались несколько месяцев назад. Когда она поняла, что переубедить его невозможно, то начала потихоньку готовить мать, надеясь, что та найдет в себе силы справиться со скандалом, если слухи дойдут до их городка. А они дойдут. Марвин Лерой был известным миллионером и издателем, поэтому трудно было сомневаться в том, что люди обо всем узнают.
— Думаю, прошлой ночью тебе повезло, — сказала Холли, доставая очередную шоколадку из холодильника. Она разломила ее пополам, протягивая большую половинку подруге. — Может, что—нибудь случится и он передумает?
— Эта всего лишь временная отсрочка. — Джина откусила кусочек от горькой плитки. — Исполнение приговора отложено, а не отменено. И я понятия не имею, как уговорить его подольше повременить со своим заявлением.
На мгновение Джине показалось, что Холли забыла о ее романтическом приключении. Плохо же она ее знала! Эта энергичная девушка никогда не забывала ни о чем, что касалось спартанской личной жизни подруги. Она месяцами твердила Джине, что той пора найти мужчину.
— Ну, все, зайка, время вышло, — произнесла Холли, слизывая остатки шоколада с пальцев. Она достала пакет молока из холодильника и сделала несколько глотков. — Мы поели, мы отдохнули, а теперь поговорим!
Фрэнк Дэвис не очень удивился, когда в понедельник утром обнаружил на рабочем столе записку от Марвина Лероя.
— А вот и увольнение, — размышлял он, комкая розовую бумажку и бросая ее в корзину для мусора.
Хотя он не знал наверняка, уволят ли его после происшествия в пятницу. После всего, что произошло, Марвин не показался ему слишком уж разъяренным. И, если он собирался уволить Фрэнка, то сделал бы это сразу в пятницу. А теперь прошли выходные, он мог поостыть и все хорошенько обдумать.
Фрэнк и сам не знал, что было хуже: то, что он занимался сексом с дочерью босса, или то, что этой дочерью оказалась Джина Лейк. В любом случае он скоро узнает, во что ему обойдется провал в пятницу. Марвин требовал, чтобы он через полчаса явился в его офис, расположенный на десятом этаже.
Мистер Лерой владел всем зданием. Офисы сотрудников журнала «Мужчина» находились на десятом этаже, а журналисты из «Женщины» работали на пятом. Это было одной из причин, по которой они с Джиной Лейк никогда не сталкивались. К тому же в здание ежедневно приходили тысячи людей. И Фрэнк выполнял часть работы дома. Сегодня он, естественно, пришел, чтобы узнать, не обрушится ли на его шею топор.
— У меня встреча, — сказал он Лео, увидев того на пороге офиса. — Да и вообще я с тобой не разговариваю.
— Перестань! Откуда мне было знать, что вы с Джиной так… подружитесь? Если честно, я никогда не слышал, чтобы она хотя бы прогуливалась за руку с парнем, не говоря уже о том, чтобы лечь в постель с мужчиной, которого она знает десять минут.
Фрэнк предупреждающе направил указательный палец на Лео:
— Попридержи язык.
Глаза мужчины округлились:
— Ты защищаешь честь своего заклятого врага передо мной, одним из ее лучших друзей?!
Фрэнку не понравилось удивление, прозвучавшее в его голосе.
— Слушай, лучше не лезь сюда. Дело касается только меня и Джины.
Нет, Фрэнк этого так просто не оставит. Она может сколько угодно воображать, что, столкнув его в пруд, поставила жирную точку в их отношениях. Как бы ни так! Им еще о многом предстоит поговорить. Начиная с того, почему такая красивая, страстная и сексуальная женщина, как Джина Лейк, пишет эту галиматью в своей колонке…
Лео прервал его размышления:
— Не спорю. Ваше и Марвина.
— Как раз с ним я собираюсь сейчас встретиться. Почему мне никогда раньше не доводилось слышать, что у него есть дочь?
Лео посмотрел на приоткрытую дверь офиса и понизил голос:
— Об этом знают единицы, Фрэнк. Так решила Джина.
— Богатая доченька не хочет, чтобы люди знали, что папочка нашел ей денежную работу? Лео неодобрительно нахмурился:
— Марвин понятия не имел о том, что его дочь работала в его журнале, пока та своими силами не выбилась в журналисты. Сама. Мы встретились, когда оба еще только начинали здесь. Я — курьером, а она — простым клерком.
— Но почему? Если она хотела писать, мечтала о собственной колонке, то разве не могла просто попросить папочку?
— Таков уж характер! Могла, но не хотела. И если ты не понимаешь почему, то, значит, ничего о ней не знаешь.
Я знаю ее намного лучше, чем ты предполагаешь, приятель! — подумал Дэвис.
— Пожалуйста, Фрэнк, это очень важно для Джины. Ей так сложно было защитить свою мать и семью, когда Марвин умирал от желания сообщить всему миру, что она его дочь. Держи язык за зубами, ладно?
Фрэнк удивился верности Лео. Для парня, не закончившего колледж, и добившегося должности журналиста в солидном издании своим умом, сарказмом и писательским чутьем, в его поведении было слишком много от курицы—наседки.
— Мне пора идти. А то опоздаю на собственную казнь, — сказал Фрэнк, пожимая плечами. — Не переживай. Я никому ничего не скажу, — добавил он, прежде чем выйти из комнаты. Лео облегченно ухмыльнулся.
Десять минут спустя Фрэнк сидел в приемной перед офисом Марвина Лероя. Он только успел открыть номер «Женщины», который лежал тут же, на кофейном столике, как дверь открылась, и босс проревел: