— На самом деле их нельзя назвать истинными божествами. Они сами — концепция мага, сплетенная воображением человека. В основном эти боги — магия, преобразовавшаяся в определенную форму. У них нет самосознания.
Мой мозг с трудом переваривал тот факт, что боги существуют. Я знала теорию, как и любой другой: магия обладала силой материализовать мысль и волю. Вера была одновременно и волей, и мыслью, а молитва служила тем механизмом, который сливал их воедино и усиливал магию, воплощая её так же, как устное заклинание воплощает волю заклинателя. Практически это значило, что если у множества людей имеется достаточно определенный образ их бога, и они будут усердно взывать к нему, то магия может сделать одолжение и явить им их божество. Христианский бог или нео-Викканская[25] «богиня», вероятно, никогда не получат определенной формы, поскольку верующие слишком по-разному их представляют и их сила слишком размытая. Но что-то более значительное, как Тор или Пан, теоретически может проявиться в реальной жизни.
Этим «теоретически» я, как щитом, отгораживалась от Морриган и Морфрана. Мало что пугает больше, чем мысль, что твой бог может ожить. Между божеством и его последователем нет понятия приватности. Нет секретов, нет промахов, которые можно приукрасить. Только данные обещания, которые сдержали или нет, только грехи, совершенные или надуманные, и голые эмоции. Любовь, страх, благоговение. Сколькие из нас готовы к суду над своими жизнями? Что случится, если мы не выдержим испытания?
В мои мысли проник голос Андреа:
— Во-первых, большинство представляет свое божество, обитающим в каком-то особенном царстве. В смысле, какой почитатель Зевса представит, что тот бродит по улице с молнией в руке? Чтобы появиться на земле, требуется независимая воля самого божества. Это довольно большое препятствие. Во-вторых, для бога вера его паствы то же, что и бензин для машин. В тот самый момент, когда волна магии уходит, прерывается поток веры. Нет горючего, нет энергии. Кто знает, что происходит с богом? Может, они впадают в спячку, может, умирают или их просто выбрасывает из этого мира…
В моей голове прозвучал голос Саймана: «Это время магии. Время богов».
— Магия еще не настолько сильна, а переходы слишком частые, чтобы божество могло явиться в наш мир…
— Если только не во время всплеска, — добавила я.
Андреа открыла было рот и со щелчком закрыла его.
— Во время всплеска, когда в течение нескольких часов магия находится на пике, бог может явиться и исчезнуть обратно в свое укромное место до наступления техноволны.
Тетушка Би поставила чашку на стол:
— Если так, это не сулит ничего хорошего. Боги не должны вмешиваться в наши дела. Плохо ли, хорошо ли, но мы поступаем по своему разумению.
Я взглянула на Андреа:
— Пару минут назад ты сказала что-то умное про паренька, переродившегося через котел. Явление в наш мир и есть своеобразное перерождение. А что, если котел — это дорога Морриган в наш мир? В месте сбора Сестер Ворона пропал котел. Я видела отпечатки ножек, и он был огромным. Сомневаюсь, что Карран мог бы его поднять. Кто возьмется таскать гигантский котел, не будь это действительно очень важно?
Андреа вздохнула:
— Полагаю, в этом есть смысл.
— С данной теорией существует большая проблема. Понятия не имею, как сюда вписываются Пастырь и монисто Рэда. Всем нужно это монисто, но никто не говорит для чего.
— Где оно сейчас? — спросила Тетушка Би.
— Отдала Каррану. Он обещал сохранить его, — я встала. — Собираюсь поболтать со стрелком Морриган. Андреа, ты не присмотришь за моими вещами, пока я буду устраивать ритуальные пляски?
Она поднялась, со скрипом задвинув стул:
— Даже и спрашивать не нужно.
— Почему бы просто не спросить у стрелка? — осведомился Рафаэль.
Я улыбнулась:
— Потому что он вор и лжец. Оракул ведьм — нейтрален, они скажут мне правду.
ЗА ДОМОМ БОУД БЫЛО ПРЕКРАСНОЕ ШИРОКОЕ ПОЛЕ. В центре рос старый массивный дуб, ветви которого раскинулись настолько широко, что почти касались земли, в лунном свете он отбрасывал густую тень. Идеально.
— Это несложно, — я направилась к дубу, держа в руках большую керамическую чашу и кувшин с водой. — Я собираюсь устроить кое-какие странные пляски. Если все пойдет хорошо, я должна исчезнуть.
— Что значит «исчезнуть»? — Андреа шла за мной, а Рафаэль следовал за ней.
— Попасть в туман. Призыв — очень старое заклинание. Используется ведьмами для обнаружения своих фамильяров[26], обычно проводится в лесах. Ведьма танцует, и магия притягивает самое подходящее для нее животное. Существует много вариаций данного заклинания, некоторые переделаны для привязки мужчин, хотя, по моему опыту, из этого ничего хорошего не выходит. Кто-то обращает заклинание к определенному человеку. Оно не срабатывает на простых людей, иначе сейчас я была бы уже с Джули, однако Бран настолько пропитан магией, что должен притянуть меня к себе.
Я расстегнула кожаный жилет, положила его под дуб, затем отстегнула ножны с Убийцей и передала их Андреа. Ботинки и носки последовали за жилетом. Технически танец лучше срабатывал, если все проделывать обнаженной, но мне не хотелось прыгнуть в объятия Пса Морриган абсолютно голой. Уверена, он был бы рад, встретив меня в таком виде.
Я встала, пальцы ног касались холодной скользкой травы, и глубоко вздохнула. Я знала, как делать призыв. Кто-то научил меня этому очень давно, так давно, что я даже не могла вспомнить кто и когда, и пару раз видела, как это делается. Но сама никогда не делала.
Андреа села на траву. Рафаэль опустился рядом с ней.
Я налила воду в чашу, отстегнула ремень и из кармашков на нем достала травяные порошки: женский папоротник, зола для ясновидения и щепотка полыни, чтобы свести к минимуму вмешательство любопытных. Немного дуба для привязки к мужчине. Дуб я перемолола паршиво, и теперь вместо мелкого порошка по поверхности плавали кусочки листиков.
У меня не было с собой вращателя[27], но несколько недель назад мне попался замечательный посох, сделанный из европейского ясеня, и я оперативно изуродовала древко, вырезав маленькие кусочки и распихав их по кармашкам в поясе. Европейский ясень лучше всех прочих видов дерева удерживает чары. Я бросила одну его щепку в воду и прошептала заклинание.
Импровизированный вращатель задрожал. Задергался, как рыболовный поплавок, когда рыба объедает приманку, и закрутился на месте, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее.
— Это для чего?
— Это соединяет травы и магию, — я вытащила метательный кинжал и отдала Андреа. — Если что-то пойдет не так, брось кинжал в чашу. Только, пожалуйста, не пытайся её переворачивать и не вытаскивай вращатель.
— А как я пойму, что что-то пошло не так?
— Я начну кричать.
Я сняла щиток с левой руки, вслед за ним — серебряные иглы. Еще один нож для метания, три акульих зуба и регнабор…
— Сколько снаряжения ты с собой таскаешь? — Рафаэль поднял брови.
Я пожала плечами:
— Да это почти всё, что есть.
Я вошла в тень дуба. Разделась до футболки и трусов, ни пояса, ни меча, ни ножа. У меня не было с собой ничего, кроме комплекта для забора крови и прямоугольного кусочка ткани, связанного из волос и крапивы. Я представила широкий круг в тени дуба и бросила лоскут в центр.
Вернулась к границе воображаемого круга и начала свой танец.
Шаг за шагом я продвигалась по кругу, согнувшись в танце. На середине второго круга из маленького вязаного лоскута взметнулся тугой столп магии и охватил меня. Он прошел через голову до самых пят, распадаясь на маленькие ручейки там, где кожа касалась земли, будто я превращалась в дерево. Он направлял меня.
Я смутно видела, как из теней выходят боуды, тянущиеся ко мне словно мотыльки к пламени. Они смотрели на меня горящими глазами, покачиваясь в такт тихой музыки танца. А потом я услышала ее, простую далекую мелодию. Она нарастала с каждой секундой, разрывая сердце, грустная, но дикая, чистая, но не совершенная. Она зацепила меня, пробралась к моему сердцу, наполнив его тем, что мой русский отец называл тоской, унынием, столь сильным и причиняющим боль, что мне физически стало плохо. Мелодия вызывала слабость в ногах, подрывала волю до тех пор, пока не осталась одна лишь меланхолия, которая заставляла скучать по чему-то, я не была уверена по чему именно, но знала, что без этого не сделаю и вдоха.
Я танцевала, и танцевала, и танцевала. Зачарованные боуда растворились. Вокруг закружился туман, во мгле мимо меня пробежал темный пес. Туман медленно редел, и сквозь белую пелену я видела нежное, манящее желтое свечение.
Под ногами я ощутила влажную траву и камни. Услышала тихий плеск и треск дров, сгорающих в костре. Меня привлек резкий солоноватый дым.
Через несколько шагов я ступила на берег озера. Глянцевое, черное и спокойное в лунном свете, словно поверхность монеты, опущенной в деготь. Около воды, в каменном углублении, горел маленький костерок. Над огнем, на вертеле, висела тушка какого-то небольшого животного, возможно, кролика.
Я повернулась. За спиной простирался лес, темный и иззубренный. Туман отполз к деревьям, будто его засосало в чащу.
Нападение было внезапным, я среагировала инстинктивно. Бран набросился на меня справа, я отступила в сторону и, не задумываясь, подставила подножку, используя его инерцию. Я практиковала этот прием так часто, что даже не осознала, что сделала, пока не увидела, как противник пролетел мимо меня и плюхнулся в озеро.
Он повернулся в воде и улыбнулся мне. Черт, какой же красивый засранец! Я вдруг поняла, что Бран наполовину раздет. Синие завитки татуировок красовались на его груди. Бог специально создал эту грудь, чтобы соблазнять женщин.
— В этот раз без меча.