Мое сердце колотилось с оглушительным грохотом, заставляя горло в панике сжиматься, когда я постучала в дверь его гостиной и услышала короткое «Войдите». Интересно, у него дверь не запирается или ее отпирает эта команда?
Когда я вошла в гостиную, Норман сидел на диване у камина с книгой, но на этот раз точно не с Гарри Поттером: я успела заметить на обложке буквы алфавита магов.
— Таня? — он заметно удивился. Очень искренне, что немного сбило меня с толку.
— Не ожидал вашего визита.
Он поднялся с дивана, но ко мне не подошел, остался стоять на месте в своей обычной позе: спина прямая, плечи развернуты, подбородок чуть приподнят, руки сцеплены за спиной. На нем все еще были форменные брюки, он успел снять только сюртук, оставаясь все в той же — или просто такой же — черной футболке с длинным рукавом.
— Неужели? — тихо спросила я, в момент теряя всю свою решительность. — Я думала… думала, вы будете рады меня видеть.
Он несколько секунд молча смотрел на меня, а потом кивнул.
— Я действительно рад видеть вас в добром здравии. И рад знать, что вы все-таки нашли в себе силы не бросить учебу в Орте.
Происходящее казалось мне дурным сном. Неужели в день разбирательства я неверно истолковала его жест? Или ошибка закралась в матрицу моей реальности еще в предыдущую ночь? Может быть, его визит мне все-таки приснился?
Меня бросило в жар, щеки моментально загорелись, я опустила взгляд в пол, так и оставшись стоять в двух шагах от двери.
— Вы хотели мне что-то сказать? — спросил Норман. — У вас снова какие-то проблемы? Я могу чем-то вам помочь?
Ровный… равнодушный голос. Я почувствовала, как глаза защипали слезы. Я все еще не верила в то, что наш разговор и страстные поцелуи мне приснились, но с тех пор прошел месяц. Что-то могло измениться. Как тогда сказала профессор Карр? Профессор крайне щепетилен в этом вопросе.
— Нет, — мой голос прозвучал едва слышно. Не знаю, что в этот момент творилось с моим лицом, но Норман нахмурился и сделал ко мне несколько шагов, оказавшись на расстоянии вытянутой руки. Мои пальцы почти свело судорогой от желания эту самую руку протянуть и прикоснуться к нему. — Простите, профессор Норман, — я попыталась изобразить улыбку, но, наверное, получилась жалкая гримаса. — Кажется, я… ошиблась. Простите, что потревожила…
Я повернулась, чтобы уйти, он, видимо, хотел меня проводить, но в последний момент я передумала. Поняла, что если все не выясню, буду изводить себя вопросами до конца семестра. Я резко повернулась обратно, так и не сдвинувшись с места, и он почти налетел меня. Ему даже пришлось коснуться рукой моего плеча, чтобы не потерять равновесие.
— Нет, Ян, я должна знать… Просто скажите прямо… — я запиналась, тяжело дыша от волнения и с трудом выталкивая из себя слова, не решаясь посмотреть ему в глаза. — Ночь… лазарет… Вы приходили меня навестить или мне все приснилось?
— Вам ничего не приснилось, — признал он после паузы, так и стоя почти вплотную ко мне. Его голос перестал быть ровным и равнодушным. Теперь я слышала, что его дыхание тоже сбилось. — Ни ночь, ни лазарет, ни мой визит, ни… все что было во время этого визита.
Только тогда я наконец осмелилась поднять на него взгляд. Он все еще хмурился, как будто чего-то не понимал, серые глаза что-то искали на моем лице. Ответ на какой-то не заданный вопрос.
— Тогда что изменилось? — почти прошептала я.
— Но вы же… то есть, твой отец… — первый раз на моей памяти Ян Норман не мог подобрать слов. Он нахмурился еще сильнее, как будто разозлившись на себя, тяжело сглотнул и выпалил уже с привычной уверенностью в тоне: — Мне показалось, что твой отец крайне недоволен моим участием в твоей судьбе. Что, конечно, вполне понятно. И я решил, что, вернув мой подарок, ты показываешь, что согласна с его позицией.
— Да я просто не хотела провоцировать скандал, — я нервно выдохнула, не зная, заплакать мне или засмеяться. — Вдруг бы я нас выдала? Я пыталась дать вам понять… Видимо, безуспешно.
— Теперь я вижу, что неправильно понял твой жест, — он наконец улыбнулся знакомой призрачной улыбкой.
Его рука неожиданно коснулась моей щеки, и я не смогла удержаться от того, чтобы закрыть глаза, наслаждаясь долгожданным прикосновением. К первой руке тут же присоединилась вторая. Они убрали волосы, падающие мне на лицо и секунду спустя я почувствовала его дыхание на моих губах и едва ощутимое прикосновение. Такое легкое, почти невесомое. Он словно давал мне возможность остановить его. И это снова поразило меня. Он же все-таки бывший король. И пусть он не ожидал им стать, он все равно родился наследным принцем. Разве такие люди не приучены брать, не спрашивая? Того же Марека Кролла мало интересовало мое согласие.
Я обещала себе подумать об этом позже, сейчас предпочитая обнять его и прижаться сильнее и к его губам, и к его телу, давая понять, что согласна на все. Этого простого движения оказалось достаточно, чтобы поцелуй стал глубже и требовательнее. Норман крепко обнял меня в ответ, притягивая еще ближе, насколько это было физически возможно. Я уже чувствовала грудной клеткой, с какой бешенной скоростью бьется в его груди сердце. Мое собственное ничуть не отставало.
Его губы оторвались от моих, но только для того, чтобы коснуться шеи. Я запрокинула голову, чтобы ему было удобнее щекотать дыханием чувствительную кожу. Рука сама собой оказалась на его затылке, пытаясь направить туда, где мне хотелось чувствовать прикосновения.
Кожа горела по всему телу, я вся горела изнутри. Я чувствовала его руки на своей спине, как они скользят по ткани блузки, как перемещаются и сжимают мою грудь, но этих ощущений не хватало. Слои одежды гасили львиную долю удовольствия.
— Ян… — прошептала я, но на этом запнулась.
Что я могла ему сказать? Как в дурном романе простонать: «Возьми меня»? Или как в пошлой порнушке: «Трахни меня»? Одно звучало глупо, другое — мерзко. Я не боялась идти до конца. Да что там боялась? Я хотела идти до конца и даже дальше, но внезапно оказалось, что не знаю, как сказать ему об этом. Я не была девственницей, но сейчас нервничала больше, чем в свой первый раз. То был сознательный эксперимент с хорошо знакомым мне парнем, который сам меня на это всячески уговаривал. Я испытывала скорее любопытство, чем желание и возбуждение. Возможно, поэтому физическая близость до сих пор не очень-то меня впечатляла. Но сейчас я заранее знала, что все будет иначе.
Норман выпрямился и посмотрел мне в глаза. Его собственные казались темнее, чем обычно. Один взгляд — и он все понял без всяких слов и унизительных просьб с моей стороны. Коснулся пальцами моих губ, потом скользнул вниз, по подбородку, по горлу к маленькой впадине внизу, между ключиц, задел кулон с изумрудом и наконец добрался до первой пуговицы блузки. Вскоре они все оказались расстегнуты. Только когда его пальцы вновь вернулись к ключицам и, едва касаясь кожи, тут же скользнули к низу живота, я вдруг подумала, что не рассчитывала на подобное развитие событий, а потому явилась к нему в самом обычном белье, которое было скорее удобным, чем красивым. Конечно, такая мелочь уже едва ли могла остановить меня. Или его, если уж на то пошло.
Однако в следующее мгновение он действительно остановился. Прежде, чем я успела что-то спросить, одним быстрым движением подхватил на руки. От неожиданности я охнула, обхватив его руками за шею.
— Что ты делаешь?
— На этот раз наконец именно то, что хочу, — с улыбкой сообщил он, ногой распахивая дверь спальни. — Кстати, спасибо, что наконец перешла на «ты». Я боялся, что ты опять начнешь «выкать», это совершенно сбило бы меня с настроения. Могло получиться неловко.
Я рассмеялась, испытывая огромную благодарность за эту шутку: она немного сняла напряжение и стерла границы, которые я до сих пор чувствовала где-то на уровне подсознания. А он уже осторожно отпустил меня, и я снова почувствовала ногами пол. Который тут же поплыл, стоило ему стянуть с меня блузку. Я поняла, что зря переживала за нижнее белье: его оно вообще не интересовало, ибо в считанные секунды я оказалась совсем без одежды, прижатая к поверхности огромной кровати весом его тела, такого же обнаженного, как мое. Наконец никаких преград между нами больше не осталось. Кроме виртуальных, на которые нам обоим сейчас было наплевать.
Он был нетороплив, но действовал уверенно. Он знал меня лучше, чем я сама себя знала. Его губы все время оказывались там, где я не ожидала их ощутить — бесстыдные, требовательные и нежные. Руки неизменно находили места, острее всего отзывавшиеся на его ласки. Словно он занимался со мной любовью не в первый, а в сто первый раз. Разумная часть меня поняла бы, что такое умение может быть только результатом большой практики, но разум оказался не приглашен на эту вечеринку. Только чувства. Если какие-то мысли и возникали в черепной коробке, то тут же таяли, когда он снова и снова срывал с моих губ стон удовольствия и тут же ловил его губами. Как бы сильно я ни жаждала разрядки, мне не хотелось, чтобы это заканчивалось.
Но каким бы неспешным ни был наш темп, все рано или поздно доходит до финала. Нет, я не увидела перед глазами вспышку Сверхновой, не разлетелась на осколки и не взорвалась цветным фейерверком. Я просто на мгновение задохнулась, впиваясь ногтями в кожу его плеч, захлебнулась вскриком, который не смогла удержать в себе, и впервые в жизни ощутила себя по-настоящему цельной. И просто неприлично счастливой.
Мысли появились позже. Ворвались в мой мозг скачущими дикими жеребцами. Я вспомнила, что совершенно забыла о том, о чем мама настойчиво не рекомендовала мне забывать с тех пор, как мне исполнилось тринадцать: о предохранении. Однако эту мысль я с легкостью отбросила в сторону, решив, что начну психовать по этому поводу не раньше, чем случится задержка. Если она случится.
От второй мысли отмахнуться оказалось сложней. Понравилась ли я ему? Было ли ему со мной так же хорошо, как мне с ним? Я, конечно, слышала, что мужчина свое удовольствие получает всегда, а женщина — как повезет, но удовольствие удовольствию рознь. Несмотря на все мои «свободные» взгляды, которые я однажды истерично излагала Норману, я во многом оставалась теоретиком и большим опытом похвастаться не могла. Что если я показалась ему «бесчувственным бревном»? Недостаточно страстной, недостаточно смелой?