Норман тоже был здесь, стоял рядом с моим отцом, ободряюще улыбаясь мне. Я впервые видела его в белом костюме и подозревала, что больше никогда не увижу. Но сегодня он имел на него право. И выглядел в нем ослепительно.
Мое внимание привлекла Инга, помахав мне рукой в нарушение протокола, но ее, бедную, восторг и так разрывал на части. Оставалось радоваться, что она не пищит от счастья, наконец оказавшись в настоящем магическом мире. Моя мама, рядом с которой она стояла, только закатила глаза. А я точно так же в нарушение протокола помахала своей лучшей подруге. Собственно, почему я не могла этого сделать?
Наконец я приблизилась к хозяину Дома. Здесь не было алтаря, хозяин сидел на большом кресле, похожем на трон. Он поднялся мне навстречу, когда я добралась до первой ступеньки и начала подниматься к нему «на сцену», как я называла про себя небольшое возвышение. Он протянул мне руку, я подала ему свою, позволяя ее поцеловать в знак приветствия. Судя по тому, что его ладонь показалась мне горячей, моя была ледяная.
Музыка и пение стихли. Я почувствовала, как все гости Дома Риддик замерли в благоговейном ожидании, когда хозяин Дома взял слово и объявил, что сегодня — великий день и все такое. Я стояла вполоборота к гостям, вполоборота к хозяину и почти не слушала его слова, дожидаясь момента, когда церемония признания подойдет к концу. Мне не нравилось быть здесь, не нравилось это делать, но приходилось.
В тот день канцлер не оставил мне выбора. От одного взгляда в его маленькие, злые глазки мне стало нехорошо. Я поняла, что договориться по-человечески не получится. Папа мог доказать только то, что Ротт был темным магом. Доказать заговор мы просто не успели бы. Я поняла, что нас всех уже давно бы арестовали, если бы не одно «но». Канцлер опасался, что я действительно могу оказаться ревоплощением Роны Риддик. Видимо, в этом случае мой арест мог плохо сказаться на его политической карьере.
От мысли, что бравые легионеры, пришедшие с канцлером, арестуют и Нормана, и меня, а потом и папу, у меня сердце ушло в пятки. Я не знала, как еще защитить их и себя заодно. Разыграть карту с ревоплощением все-таки было единственным вариантом. И я ее разыграла, для пущего эффекта сделав вид, что я стала Роной Риддик. Кажется, Норман был шокирован, но, как и стоило ожидать, очень быстро сориентировался. И подыграл, сняв иллюзию и с себя.
Папа не ошибся. Даже среди легионеров, пришедших с канцлером, сразу почувствовалась перемена в настроении. И канцлер это тоже заметил. Идти против двух древних королей, учитывая нестабильность Республики, имеющиеся верования и предсказания, он не рискнул. Злой взгляд моментально исчез, и мы заговорили на позиции равных.
Мы рассказали ему всю правду. О Ротте, его коварном плане и о роли, которая была в нем отведена Норману. О судьбе, которую наследник Геллерта готовил самому канцлеру, и об участии во всем этом Марека. По-моему, последнее в каком- то смысле раздавило Кролла-старшего, но мне не было его жаль.
В итоге канцлер предложил нам сделку: он не преследует никого из нас за преступления, которые мы совершили, стараясь помешать Ротту, но ни я, ни Норман не раскрываем свои истинные личности как минимум до выборов. Мы согласились, но оба понимали, что после выборов ничто не помешает канцлеру убрать нас по-тихому.
Поэтому сегодня я была здесь. Выборы прошли неделю назад, и тогда же мы раскрыли хозяину столичного Дома Риддик мою тайну. Новость об этом, конечно, в считанные дни облетела весь город. Мы надеялись, что после этого канцлер не решится на какие-либо действия против нас. Пока он не решился.
Хозяин закончил свою короткую речь и получил в награду аплодисменты, под которые поднял с небольшого столика, стоявшего у его кресла, шкатулку и протянул ее мне. Аплодисменты тут же стихли, мне показалось, что все присутствующие затаили дыхание.
Я и сама его затаила, хотя прекрасно знала, что смогу открыть шкатулку. Настоящую проверку я прошла еще неделю назад, а то, что происходило сейчас, было скорее спектаклем для публики.
Как и полагалось, я провела рукой по крышке, направляя магический поток на отпирающее заклятие, и открыла шкатулку, получив свою порцию аплодисментов, под которые вернула ее хозяину. Тот поставил шкатулку на место, а потом вынул из нее небольшую, изящную диадему из белого золота, украшенную изумрудами и бриллиантами. Она прекрасно подходила к перстню Нормана. Видимо, Рона Риддик любила это сочетание. Хозяин надел диадему на мою голову, взял за руку и развернул лицом к гостям.
— Дамы и господа, — торжественно изрек он, — позвольте представить вам Татьяну Ларину, урожденную Дарлу Вонен. Ревоплощение Роны Риддик!
Торжественная музыка снова ударила по барабанным перепонкам. На этот раз она звучала веселее. Я ждала новой волны аплодисментов, но произошедшее дальше заставило мой желудок перевернуться и завязаться в узел. Гости смиренно опустились на одно колено и почтительно склонили головы. Абсолютно все: мужчины и женщины, молодые и пожилые, немногочисленные дети. Даже Инга, вероятно, просто из уважения к торжественности момента.
И даже Норман, хотя это ощущалось до того неправильно, что мне хотелось плакать от этого. Это он был их королем, это перед ним они должны были преклонять колени, а не он передо мной. Кто я такая? Всего лишь самозванка, использующая местные убеждения в своих целях.
Однако Норман не пожелал раскрывать свою личность, сославшись на то, что это только все испортит. Рону Риддик несколько веков возводили в ранг полубогини, а личность Норда Сорроу не вызывала общественных симпатий. Норман сказал, что предпочел бы остаться Яном Норманом до конца своих дней.
Я не стала тогда спорить: это его выбор. Мне нравится Ян Норман, но я надеюсь, что однажды он передумает и захочет снова стать собой. Пусть он уверяет, что ему комфортно в этом образе, мне кажется, что каждый должен быть собой — так правильней. Я приму любое его решение, но слухи о том, кто он на самом деле, уже расползаются по столице. Джин выпущен из бутылки: я знаю правду, ректор ее знает, мои родители, канцлер и многие легионеры. Лишь вопрос времени, когда тайна официально перестанет быть тайной.
А пока нести бремя известности предстоит мне. Конечно, я не планирую становиться ни настоящей королевой, ни даже канцлером. Хотя Норман порой шутит, что через пять лет у меня есть все шансы. Но я слишком молода, по-прежнему слишком плохо знаю магический мир и соваться в политику не хочу. У меня другие интересы в жизни. Зато мне кажется, что сам Норман станет отличным канцлером, когда наконец будет раскрыта его настоящая личность. «Однажды древний король вернется, и Республику ждет новой расцвет» — думаю, это пророчество станет отличным слоганом для избирательной кампании. А что касается отношения магов к Норду Сорроу… Я в силах его изменить.
Признание меня ревоплощением Роны Риддик давало не только защиту, но и возможность говорить и быть услышанной. Благодаря дневнику Роны и рассказам Нормана я знала достаточно много о событиях тех времен и могла выдать это знание за собственные воспоминания. Едва меня проверили на «истинность» ревоплощения, еще до официального признания посыпались предложения об интервью, которые я охотно принимала. И в каждом рассказывала о том, что на самом деле произошло пять веков назад и каким в действительности был Норд Сорроу. Отношение к нему уже начало меняться, и я намерена полностью восстановить эту историческую справедливость.
Норман делает вид, что ему все равно, но я знаю, что это не так. Я еще помню, как в начале учебного года он говорил о Норде Сорроу и о том, как потомки извратили большую часть того, что он сделал. То, чего не сделала для него настоящая Рона Риддик, — не защитила память о нем — теперь делаю я. Уверена, сумей она на самом деле вернуться к жизни, она поступила бы так же.
Когда все гости наконец выпрямились, снова грянули аплодисменты, а Норман взял заранее приготовленный небольшой букет неизвестных мне белых цветов и подошел вручить его мне. Настало время перейти к более приятной части церемонии.
— Как ощущения? — тихо спросил он.
— Кажется, меня сейчас стошнит, — так же тихо пожаловалась я. — Почему ты не предупредил меня, что вы все бухнетесь на колени?
— Боялся, что тогда ты не придешь на церемонию, — усмехнулся он. — И хотя меня мало волнует официальное признание тебя ревоппощением, я очень хотел, чтобы ты пришла на нашу свадьбу.
— Злостный манипулятор, — шутливо проворчала я.
Он рассмеялся, неожиданно привлек к себе и поцеловал, тоже бесстыдно нарушая протокол, но, кажется, вызывая этим умиление всех присутствующих. Хозяин Дома деликатно кашлянул рядом с нами.
— Господин Норман, бы слишком торопитесь. Я еще не объявил вас мужем и женой.
— Прошу прощения, — без тени раскаяния извинился Норман, отстраняясь и поворачиваясь к хозяину. — И, пожалуйста, сделайте это уже побыстрее.
Да, чтобы как-то скрасить всю эту канитель с церемонией признания, мы решили совместить ее с церемонией нашего бракосочетания. Как сказал папа: «Сэкономим на банкете». Именно поэтому Норман сегодня был в белом: по местной традиции жених и невеста могли надевать наряды любого цвета, но обязательно — одинакового, допускались только разные оттенки. Для меня свадьба ассоциировалась с белым платьем, а Норман сказал, что он ничего не имеет против, хотя никогда не носил белого. Вопрос с цветом его форменного костюма еще решался, а пока он продолжал носить черный. Несмотря на то, что больше не был темным. С его магией пока не все было понятно, потому что от светлых он тоже слишком отличался.
Сейчас, стоя в Доме Роны Риддик бок о бок с Яном Норманом и в торжественной тишине внимая словам человека, соединяющего наши судьбы в глазах местного общества, я думаю о том пути, что прошла за последний год. Точнее о пути, который прошли мы оба. Завершение ревоплощения не изменило меня, как бы сильно этого ни боялись мои родители и я сама, но меня изменил магический спецкурс, ради которого я отправилась в Орту. Правда, которую я узнала в процессе, опасность, которая мне угрож