Едва усталое тело приняло горизонтальное положение, сознание Гвенлина отделилось от материальной оболочки и со скоростью мысли устремилось в необозримые дали, о которых совсем недавно так увлекательно рассказывал Шмультик.
Маленький комок чистой энергии мчался в темно-фиолетовом эфирном мареве. Мимо проплывали добродушно улыбающиеся планеты, в опасной близости пролетали косматые кометы, комариным роем мельтешили вокруг назойливые метеориты. Подлетев поближе к темной небесной тверди, Гвен разглядел разгуливающих по ее поверхности вниз головами каких-то маленьких человечков. В одной руке каждый малыш держал светящийся шар величиной со средних размеров арбуз, а в другой – небольшую бархатную тряпочку, которой самозабвенно натирал свое сокровище.
«Так вот почему звезды мерцают в ночи, – подумал Гвен. – Оказывается, каждый человечек стремится сделать так, чтобы именно его звезда была самой чистой и светлой. Как же этим забавным карапузикам удается удерживаться на поверхности небосвода и не свалиться на землю?»
Юноша посмотрел вниз на свой родной мир и вместо привычной плоской поверхности увидел сверкающий, будто драгоценное украшение, огромный шар, расчерченный сеткой координатных линий, в точности похожий на глобус, виденный им в пещере горного отшельника.
Внезапно что-то изменилось, эфир вокруг звездного странника неприятно завибрировал, отзываясь легкой щекоткой во всем виртуальном теле. С каждым мгновением вибрация продолжала усиливаться, грозя развеять его духовную сущность, и вызывала уже не безобидное ощущение щекотки, а острую невыносимую боль. Юношу подхватила чья-то незримая рука и со всего размаха метнула прямиком в парящий в волнах эфирного тумана «глобус». Из-за невообразимой скорости у Гвенлина перехватило дух. Ему показалось, что он вот-вот врежется в земную твердь и разлетится, как зеркало, на миллионы осколков. От страха или по какой другой причине молодой человек начал терять сознание. Совсем скоро сверкающий и переливающийся мириадами ограненных бриллиантов мир космоса померк перед глазами юноши…
– А, вот ты где, бездельник! Стоило мне только оставить тебя одного, как ты тут же связываешься с подозрительными личностями и встреваешь в сомнительные предприятия. Почему бросил своего мертвого учителя на произвол судьбы? Почему не дождался гильдейского дознавателя? – в голове юноши громом прогремел такой родной, такой до боли знакомый голос его мертвого наставника.
Гвену стало понятно, что он вновь вернулся в свое привычное тело и теперь стоит рядом с Моргеланом на лесной поляне у входа в жилище внезапно ожившего учителя. Вечереет, солнце стремительно несется к горизонту, и в его закатных лучах благородные седины старца кажутся облитыми кровью. Не успев толком испугаться, юноша вспомнил, что перед ним обыкновенный безобидный мертвец, и немного осмелел.
– Размечтался, старый пень! Может быть, мне самому влезть в петлю или утопиться?
– Самоубийство – тяжкий грех! – погрозил пальцем старый колдун.
Сразу же после этих слов в желудке юноши зародилась тупая боль и, полоснув ножом по солнечному сплетению, устремилась вверх в направлении гортани. В мгновение ока эта жуткая боль сделала молодого человека неспособным оказать сопротивление даже малому ребенку. Потеряв равновесие, Гвенлин грохнулся на землю. Некоторое время из-за невыносимой боли он катался по траве, но в конце концов затих, свернувшись калачиком.
– Что вы со мной делаете? – у бедняги только и хватило сил, чтобы задать вопрос чародею, поскольку он сразу же догадался о причине своего внезапного недомогания.
– Это тебе небольшое наказание за неучтивость, проявленную в отношении бывшего учителя, который кормил, поил, обувал и одевал одного бездельника, а тот в качестве благодарности отправил своего благодетеля на тот свет.
– Ага, а сколько раз вы меня ни за что ни про что толстенным дрыном охаживали? К тому же одежду и еду я с лихвой отрабатывал, а на тот свет вы попали благодаря собственной глупости и самонадеянности…
Острая боль отступила так же внезапно, как и накатилась. Гвенлин с удовольствием вытянулся на травке и, отдышавшись, присел. Затем он посмотрел на неожиданно смягчившееся лицо бывшего учителя. Таким старого Моргелана он отродясь не видывал: добрым, улыбающимся, открытым.
– Знаю, мальчик, по причине моей глупости едва не произошла непоправимая ошибка. Я очень благодарен тебе за то, что, подменив ненароком ингредиенты, ты отвел неминуемую беду от жителей соседнего городка и тем самым спас мою душу. А бессмертие и вечная молодость – плевать на них. Пока существует цепь перерождений, в какой-нибудь последующей жизни всегда можно наверстать упущенное. К сожалению, не я выдумал закон о неотвратимости возмездия для всякого посягнувшего на жизнь мага Гильдии, и не мне его отменять. Я также не имею никакого морального права осуждать тебя за то, что ты связался с этим сомнительным типом из Преисподней, поскольку сам призвал его в наш мир…
Гвен, вылупив глаза, смотрел на бывшего учителя. Чтобы этот самовлюбленный индюк с безразмерным чувством собственного превосходства откровенно признался в своей глупости, такого он даже в самом радужном сне не мог себе представить. «Ой, что-то сейчас случится, причем очень нехорошее», – подумал юноша и, зажмурив глаза от страха, в ожидании карающего небесного огня вдавил голову в плечи. Однако пронесло – ни самого святотатца, ни невольного свидетеля его крамольных речей Небеса наказывать вроде бы не собирались.
– Гвен, ты наверняка очень удивлен, даже озадачен моим визитом, – продолжал старик. – Видишь ли, сегодня ночью истекает срок пребывания моей души в телесной оболочке мага Моргелана. Завтра она взлетит к дневному светилу и, пройдя очистительное горнило небесного огня, вернется обратно в наш мир, чтобы возродиться в другом теле. К великому моему сожалению, все накопленные за долгие годы упорного труда знания при этом будут потеряны безвозвратно. Так вот, пока я не совсем покинул этот мир, в моих силах передать какому-либо индивидууму часть своей мудрости. Мой выбор пал на тебя, несмотря на то что по своей натуре ты полный бездарь и к тому же безнадежный лентяй, предпочитающий день и ночь напролет махать мечом, вместо того чтобы сунуть нос в умную книгу и почерпнуть из нее крупицу божественного откровения. Будь у меня другой ученик, я, конечно, все передал бы ему, но, как говорят умные люди: «На безрыбье и рак – рыба». Вряд ли из тебя со временем получится что-нибудь стоящее, но мне ничего другого не остается, как…
Гвенлину надоело выслушивать оскорбительные разглагольствования выжившего из ума старикана, и он, напрочь забыв о реальной перспективе получить еще один весьма болезненный урок вежливости, грубо оборвал нудную проповедь:
– Подавитесь вы своими тайными знаниями, старый пердун! Не нужно мне от вас ничего, только катитесь побыстрее в это самое очистительное горнило, и чтобы ваша тощая задница больше никогда не мелькала перед моими глазами!
От подобных выражений колдун удивленно разинул рот, да так и остался стоять с отвисшей челюстью. Не то чтобы Моргелан никогда не слышал ничего подобного, совсем наоборот, мастер магии сам любил блеснуть изощренным и витиеватым «красным словцом» в адрес любого непонравившегося ему индивидуума. Однако грозный чародей никак не ожидал, что кто-либо когда-нибудь рискнет применить по отношению к его уважаемой персоне те самые словеса, которые он так щедро отсыпал в адрес других.
– Что?.. Немедленно повтори, что сейчас произнес твой поганый рот!
– А то и произнес: подавись и сдохни, жаба! Не желаю принимать от тебя никаких подарков! Для того чтобы предлагать что-то порядочным людям, научись сначала разговаривать с ними по-человечески.
– Значит, ты отказываешься?! – сверкая глазами, грозно прошипел колдун.
– Катись колбаской по Малой Спасской! – Гвен весьма удачно припомнил одно из крылатых выражений своего инфернального друга и незамедлительно пустил его в ход.
– Ах, так! – Моргелана всего затрясло от гнева. – В таком случае желаю вам удачи, молодой человек, и разрешите откланяться.
С этими словами колдун топнул ногой о землю. Его фигура начала терять очертания, и как только она полностью растворилась в воздухе, Гвенлин проснулся.
Факт своего внезапного пробуждения юноша осознал не сразу – погружение в иллюзорное состояние сна было настолько глубоким, что он еще некоторое время недоуменно крутил головой из стороны в сторону, пытаясь понять, куда это на сей раз занесла его нелегкая. Увидев спину сидящего у костра Шмультика, Гвен потихоньку начал приходить в себя. «Выходит, это был всего лишь сон», – подумал он с облегчением. Затем поднес к глазам сжатую в кулак ладонь правой руки и обнаружил в ней небольшой кусочек пергамента. Юноша готов был поклясться в том, что этому лоскутку выделанной специальным образом телячьей кожи просто неоткуда было взяться, если только тот не валялся в пещере до прихода путников и сам он во сне случайно не подобрал его.
Несмотря на то что Гвенлин находился на почтительном расстоянии от костра, в его неверных отсветах он сумел заметить, что на листочке что-то нацарапано. Вот теперь последние остатки сна окончательно улетучились из его головы. Он резко вскочил на ноги и, подойдя к костру, приземлился рядом с сидящим на бревне Шмультиком.
– Не спится? – вежливо поинтересовался демон.
Гвенлин нетерпеливо махнул рукой, мол, не до сантиментов, и развернул пергамент к свету. Молодому человеку хватило всего лишь одного взгляда, чтобы понять, от кого это послание и кому предназначено. Оно гласило:
«Дорогой Гвени, хоть ты и отказался от моего подарка, помни – твой учитель совсем не обижается на своего непутевого ученика и от всего сердца желает тебе удачи. Беру также назад злые слова относительно твоего инфернального приятеля. Ши-Муль-Алан-д-Тик вполне приличный демон, лет триста назад мне посчастливилось познакомиться с его батюшкой Бе-Гайль-Алан-д-Тиком, так что при первой возможности пусть передаст ему привет от почившего с миром закадычного друга и собутыльника. Прощайте и не поминайте старого чародея лихом. Ваш Моргелан».