Лучше бы я этого не делал! Да, там были те самые шесть фантомов и еще несколько других, почти готовых. Не было почему-то только оригиналов, с которых предполагался весь процесс моделирования, но я не обратил на это внимания, буквально опустошенный и уничтоженный уже увиденным.
«Господи, да что же это?! За что?!.. Почему все-таки она?! Почему обязательно она?! Я же люблю ее!.. Господи, скажи мне, что это неправда! Умоляю тебя, Боже!..»
Показалось, что я упал с невероятной высоты на каменное дно абсолютно черного ущелья, куда не в состоянии проникнуть ни единый луч света, где безраздельно властвует вечный мрак. И от удара о камни все мысли и чувства вылетели из меня мельчайшими сверкающими брызгами, и тут же истаяли в бесконечной ночи усталыми светлячками. Потом, через неизвестно какой промежуток времени, на пределе возможностей чувственного восприятия, родилось бледное свечение и отозвалось в гулкой пустоте мозга едва слышными голосами мыслей.
«А вдруг все-таки не Ирина? — рассуждала первая. — Вдруг это та, другая, ее помощница каким-то колдовским способом получившая доступ к компьютеру Ирины и решившая таким образом подставить ее вместо себя?.. Конечно же! Именно так!.. Я подожду. Ирина придет и подтвердит мои догадки, и все будет хорошо, и мы вместе подумаем, как изловить ее сошедшую с ума помощницу, и поможем Николаю и Олегу, и…»
«А если они все же действуют сообща? — возражала ей вторая. — Если это начало какого-то грандиозного плана, например, по захвату полного контроля над всем человечеством этими самыми мадхъя? Ведь Ирина сказала же как-то, что мадхъя — это промежуточная стадия реализации Бога, ставшая доступной человеку, не прошедшему Путь Духовного Совершенства, а значит не подготовленному к восприятию Знания и пользующемуся им лишь во имя собственного благополучия и в своих интересах?..»
Мне стало вдруг холодно и страшно. Господи, не обессудь!..
Я не знаю, сколько так просидел, тупо уставившись в голубое свечение монитора и обуреваемый самыми разноречивыми чувствами и мыслями. Господь не откликнулся на мои молитвы, видимо, посчитав их недостойными своего особого внимания. Пустота и безысходность снова постепенно овладевали изнутри моим сознанием и сердцем, гася те немногие светлые искры прозрений и догадок, что еще теплились там. Я не слышал, как хлопнула входная дверь, как Она вошла в комнату. Просто в какой-то момент я вдруг понял, что Она здесь, понял и испугался, что вот сейчас я узнаю то, чего не хочу знать.
Ирина подошла ко мне сзади и мягко положила руки на плечи.
— Ты все-таки пришел…
— Ириша, милая, зачем ты это сделала?! — выкрикнул я из себя ужасный вопрос, но голоса не было, и получился лишь шепот.
— Я никого не убивала, котик, — печально и просто ответила она и положила ладонь мне на затылок.
От головы вниз сразу запульсировали знакомые теплые волны, омывая и успокаивая издерганное, измученное тело.
— Но как же?! — я протянул налившуюся свинцом руку к экрану монитора.
— Я хотела, чтобы ты жил, Дима, — продолжала она тем же низким бархатным голосом, каким всегда разговаривала со мной. — Помнишь, когда ты пришел ко мне в первый раз на обследование, я сказала, что у тебя ничего страшного? И это был единственный раз, когда я тебе солгала!.. У тебя был рак, Дима! Саркома печени с метастазами в легкие и почки… Неоперабельная, как говорят хирурги.
Удар по психике был сильным, хотя и смягченный энергоинформационным щитом моего организма, который успела включить Ирина. Все же какое-то время я сидел оглушенный, будто в ватном коконе, пока пульсирующая внутри тела светлая теплота не растворила черные жгучие брызги страха.
— Но зачем же ты… — снова попытался я задать мучивший меня вопрос и снова сорвался на шепот.
— Не говори ничего, пожалуйста!
Ирина поднесла светящуюся ладонь другой руки к моей груди, и знакомые ласковые ручейки розового и сиреневого пламени потекли с ее пальцев сквозь рубашку, сквозь кожу прямо в сердце, неся с собой силу и успокоение.
— Чтобы вылечить тебя, моего ресурса Чи оказалось недостаточно, и тогда я взяла ее у «мертвых людей», инкубов…
— Кто они? Почему «мертвые»? — я не спросил вслух, а только подумал, но Ирина все же «услышала» мысль и ответила.
— «Мертвые» или инкубы — это люди, отключенные от Логоса и более высоких информационных уровней Бытия, потому что они своими действиями и мыслями могли нарушить Великое Равновесие, сдвинув его в сторону хаоса и разрушения, а этого не допускают Законы Справедливого Развития, заложенные в основу Мироздания. Преступники — те же инкубы. Живет только их телесная оболочка. Я просто взяла у них то, что им уже не было нужно…
Ее голос звучал по-прежнему ясно и тихо, но только в моей голове. В полумраке комнаты был слышен лишь мерный шелест компьютерного кулера.
— Но ведь погибли не только преступники, — также мысленно возразил я. — Кто убил футболиста и Вадима? Нурия?..
Ирина молчала всего лишь какие-то мгновения, а мне показалось, что прошли годы до ее ответа.
— Это моя вина, Дима! — откликнулась наконец она. — Моя ошибка… Только не спрашивай, как это получилось, просто поверь мне. Я не желала их смерти, они были живые! А Нурия… она слишком быстро стала мадхъя.
— И ты ее не остановила?!
— Я не смогла!.. — Ирина вдруг опустила руки и отступила в сторону.
Тогда я поднялся и подошел к ней, показавшейся мне в тот момент маленькой и усталой девочкой. Я молча обнял ее за вздрогнувшие плечи, привлек к себе, и она уткнулась лицом мне в грудь как тогда, первый раз в ее кабинете.
Потом, мне показалось через тысячу лет, она заглянула мне в глаза своими, огромными, бездонными, зовущими, и я замер, не в силах пошевелиться и оторваться от ее взгляда. А она протянула вновь знакомо засветившиеся ладони к моему лицу и сказала вслух:
— Ты волен поступать, как считаешь нужным, Дима. Ты свободен. Ты будешь жить долго.
— Что ты имеешь в виду? — в груди будто лопнул беззвучно ледяной шар. — Что значит «ты будешь…»? А ты?!..
— И я тоже, — Ирина произнесла это как-то слишком уж отстраненно и равнодушно.
Омут сомнений на самом донышке сознания вновь пришел в движение.
— Значит, ты это все натворила из-за меня?!..
— Сначала нет. Первым был Вахтанг. Я… была у него в долгу, — она, казалось, с огромным трудом выталкивает из себя слова, а я не мог ни чем ей помочь, потому что ей нужно было избавиться от этой боли и отчаяния, и другого выхода просто не существовало. — Нет, я, конечно, знала, что Дуладзе занимается незаконным бизнесом, но мне нужны были средства на открытие центра, а он оказался единственным, кто согласился с моими доводами. Я тогда решила, что отдам долг, как только смогу. Но он не захотел ждать… А я не решилась ему отказать. Но неожиданно выяснилось, что у него на меня совсем другие планы… — Ирина коротко и резко вздохнула. — Короче, он обманул меня, сказал, что есть человек, который якобы хочет его уничтожить…
— Володин?.. — уточнил я.
— Да, кажется… Он оказался инкубом. Я забрала у него всю Чи и отдала ее Дуладзе. Сказала, что мы в расчете. А он только рассмеялся в ответ и ушел. Я решила, что все закончилось, но я ошиблась! — горькая судорога на мгновение исказила ее лицо.
— Я понял — Нурия!.. — я постарался хоть как-то облегчить ей рассказ. — Но зачем же тогда ты…
— Когда я узнала о смерти спортсмена, то поняла, кто теперь «работает» на Дуладзе вместо меня, и попыталась остановить эту безумную. Но не смогла! — у Ирины снова заблестели глаза, но она сдержалась. — Вот тогда-то я и решила остановить Вахтанга, но недооценила коварства этого исчадия ада, Нурии!
— А Вадим? — я буквально задохнулся от напряжения. — Почему в его квартире пахло твоими духами?
— Какой Вадим?! — ее изумление было таким искренним, что я окончательно поверил в то, что Ирина невиновна в смерти Руденко.
— Прости, родная!
Больше она не могла сдерживаться и на этот раз разрыдалась в голос, обхватив меня руками за шею и окончательно промочив рубашку. И когда она затихла, я сказал то, что давно хотел:
— Я люблю тебя, Ириша, родная моя!
— Я тоже тебя люблю, — всхлипнула она и потянулась чуть припухшими губами к моим губам.
И была ночь, и потоки пламени, и океан блаженства, радости и силы…
А когда я проснулся, ее уже не было.
Совсем.
Навсегда.
То, что лежало на соседней постели, не было и никогда не могло быть ею. Эта старая, неимоверно исхудавшая, сморщенная женщина ничем не напоминала мою Ирину, и от этого было нестрашно, а только неловко как-то. Будто я перепутал впотьмах квартиры и улегся в чужую постель.
И все-таки это была Она!..
Берест приехал вместе с бригадой Ракитина. Они оба постояли несколько мгновений рядом с постелью, сжав зубы и играя желваками на скулах. Потом Олег позвал своих ребят, а мы с Николаем вышли на кухню и одновременно достали: я — сигареты, а он — неизменную трубку. Некоторое время мы молча курили, уставившись в раскрытое окно, и вдруг Берест резко повернулся ко мне, сидевшему на подоконнике и уже прикурившему одну сигарету от другой:
— Димыч, а ведь она не виновата!
— Я знаю, Коля. Ну и что? — я с трудом протолкнул слова через саднящее горло. — Ее ведь нет! Понимаешь?!
— Она не виновата, — твердо повторил Николай. — Она сделала то, что должна была сделать.
Не для меня сказал, для себя.
— Какая теперь разница? — я выбросил окурок в форточку и до хруста стиснул зубы, чтобы не зареветь белугой от этой чудовищной и страшной нелепости, называемой «смерть близкого человека».
— Только что обнаружили еще один труп, — сообщил заглянувший на кухню Ракитин и выжидательно посмотрел на нас. — Такой же… состарившийся, в Тимирязево, — добавил он. — Она ведь не могла этого сделать, Димыч? Она же была с тобой?
Я не ответил и снова отвернулся к окну, и услышал как Берест ясно и четко, словно отрубая каждое слово, произнес:
— Я настигну эту сволочь! — и голос его знакомо лязгнул металлом. — Я поймаю ее, слышишь?.. Обязательно! Обещаю!