Войдя в номер, Шорохов осмотрелся — без особого восторга, но и без ужаса. Хотелось помыться и поспать, и здесь это было вполне осуществимо. В принципе, хотелось еще и есть, но, по сравнению с усталостью, голод выглядел неубедительным. Что же касается «юных и очаровательных», то Олегу было не до них.
Бросив визитку к телефону, он задернул шторы, принял душ и рухнул на кровать. Лишь расслабившись, Шорохов понял, насколько же он устал, — скорее морально, чем физически, однако гудевшим мышцам этого было не объяснить. Тело ныло, как после пьяной групповой драки, где все бьют всех, не деля людей на приятных и противных.
Уже сквозь сон Олег услышал в коридоре смех и подумал, что это могут быть такие же опера. Следом явилось безумное предположение о том, что в клоаке под названием «Урал» все до единого — сотрудники Службы, включая администраторов и проституток с третьего этажа. Затем ему привиделось, как все они лежат в роддоме — взрослые, голые и омерзительно беспомощные…
Шорохов проснулся и страдальчески посмотрел в потолок. Над головой вилась зигзагообразная трещина — черная на серой в темноте побелке, — вилась и уходила за стену, в четыреста одиннадцатый номер. К Асе.
Глянув на часы, он обнаружил, что практически не спал. Повздыхав и повалявшись без толку, Олег раскинул руки и случайно выяснил, что кровать не такая уж узкая. Одолеваемый этой мыслью, он сел, нащупал впотьмах джинсы, кое-как попал ногами в ботинки и задумался: а надо ли?…
В коридоре опять рассмеялись, хмельно и заразительно, и Шорохов, не выдержав, поднялся.
Дверь в соседнюю комнату была заперта. Он внутренне возмутился и тихонько постучал.
— Кто?… — раздалось из номера.
— Служба доставки, — произнес Олег. — Шампанское заказывали?
— Шорох, умри! — крикнула Ася.
Он потоптался, потер живот и снова постучал.
— Ты?…
— Я, — резонно ответил Олег.
— Погоди… сейчас…
За дверью было слышно, как Ася встала и прошла в ванную. Шорохов тревожно покхекал и поздравил себя с большой, но приятной глупостью.
В скважине загремел ключ, и на пороге возникла Прелесть. В нижнем белье. С графином холодной воды, которая вылилась Олегу на штаны. Остатки Ася выплеснула ему в лицо, после этого дверь снова закрылась.
Притащившись к себе в номер, Шорохов стянул джинсы и повесил их сушиться. Пояс со снаряжением, тоже мокрый, он нацепил обратно.
Телевизор не работал, а из чтива в комнате нашелся только листок с правилами противопожарной безопасности. Взгляд случайно упал на визитку — Олег раздосадованно отвернулся, однако идея в голове уже прижилась и пустила корни.
Подумав о том, что контролировать себя следовало бы лучше, он сходил к джинсам и выгреб из карманов кучку мятых купюр, не слишком внушительную. Подсев к телефону, Шорохов снял трубку — втайне надеясь, что линия занята или что всех юных и очаровательных уже разобрали.
Ответили быстро и ласково.
— Почем? — хрипло спросил Олег и сам же покоробился. Можно было и покуртуазнее как-нибудь…
— Это смотря на сколько.
Шорохов перебрал сырые деньги. Банкоматов он в «Урале», кажется, не видел…
— Мне минут пятнадцать.
На том конце прыснули, затем зажали трубку ладонью — но не очень плотно, — что-то пробубнили и расхохотались уже всем стадом.
— За пятнадцать минут ты и штаны не снимешь, — досмеиваясь, сказал голос.
— Я уже снял, — признался Олег.
Его слова опять кому-то передали, и в динамике дружно захрюкали.
— Ладно, пылкий… На полчаса наскребешь? Мы в кредит не работаем, извини.
— Наскребу, — пообещал он. — Четыреста десятый.
— Да мы знаем…
Очаровательная прибыла буквально через минуту. Мрачный жующий парнище завел в номер худую, потрепанного вида барышню и недобро зыркнул на Олега.
— Нравится?
— Не влюбиться бы… — озабоченно молвил Шорохов, протягивая деньги. — Горло не болит? — спросил он, когда амбал удалился.
— Работоспособна, — заверила гетера, направляясь к кровати.
— Стой! — одернул ее Олег. — Постель не трогай! Садись на стул. Ближе к стене. К самой стене подвинь, говорю! И раздеваться не надо.
— Фантазер… — вздохнула девушка. — Что теперь?
— Ты стонать умеешь?
— Естес-сно…
— Тогда начинай, — велел Шорохов.
— Что начинать?
— Стонать!
— О-ох, ы-ыххх… — вяло озвучила она.
— Фуфло! — отозвался Олег. — Это что, стоны, по-твоему?! Давай без халтуры.
— Да я не врубаюсь, чего ты хочешь! — обозлилась гетера. — Ты объясни по-человечески!
— Качественно постонешь, и все. И до свидания.
— А!.. Мне на тебя смотреть, как ты будешь…
— Блин!.. Вот овца… Ну, попробуй еще раз. «А-а-аххх, а-а-аххх» — вот так примерно. И громче, понятно? Громче!
Девушка шмыгнула носом и часто задышала.
— Так, да?…
— Годится. Только громче!
Она закинула ногу на ногу и принялась хрипеть, мычать и даже что-то такое пришептывать.
— Во-от!.. — одобрил Олег. — Не тормози, я тебе завтра подарю что-нибудь.
— Лучше кэш, а то вы херню всякую тащите. Внезапно зазвонил телефон на тумбочке.
— Не отвлекайся, — приказал Шорохов.
Гетера, к его удовольствию, стонала все активней. Телефон назойливо тренькал, и Олег, догадываясь, кто это может быть, сладостно ожидал стука в стену.
Постучали, однако, в дверь.
— Не бойся, это наши, — сказала девушка. — «Тук, тук-тук, тук» — это халдей.
Шорохов открыл. В коридоре действительно стоял официант — с бутылкой шампанского и двумя бокалами на подносе.
— Вас желают угостить… — Он помедлил, не зная, отдать ли поднос на пороге, или все же зайти. Видимо, старания очаровательной особы были слышны на всем этаже. Кроме того, трусы у Олега после профилактического обливания из графина еще не высохли.
— Заноси, — кивнул Шорохов. — А кто угощает, если не секрет?
— Не секрет. Из четыреста одиннадцатого. И вот просили передать… — Официант вручил ему мобильный телефон.
В ту же секунду аппарат на тумбочке умолк, зато зазвонила трубка. Олегу стало так интересно, что он не удержался.
— Спишь?… — спросил в ухо Лопатин.
— Сплю, Василий Вениаминович, — ответил Шорохов.
— Одевайся, и вниз.
— Э-э… так это…
— Дело срочное. У тебя пять минут.
Олег, скривившись, выключил мобильник и объявил:
— Оба свободны. Бухло заберите себе.
— Извиняюсь, что помешал, — брякнул официант.
— Все в порядке. Мы уже закончили.
Урну у входа все-таки погасили — для этого зачем-то понадобилось опрокинуть ее набок и раскидать мусор по ступеням.
Ледяной ветер мгновенно превратил влажные джинсы в две негнущиеся трубы, и Олег, увидев у подъезда синий «Вольво», обошелся без приглашения. В салоне гремела «Соловьиная роща» — не ремикс и не трибьют, а самый что ни на есть оригинал в исполнении Лещенко. Лопатин сделал музыку тише и рванул с места.
— Василий Вениаминович, а нам обязательно в этом дерьме жить? — спросил Шорохов.
— Ты о чем?
— Я про гостиницу.
— Можно и не в этом. Можно в другом. Лишь бы вокруг вас народу вертелось поменьше… и попроще. В приличном месте все на виду. Покупка или аренда квартиры исключена. Нас же здесь нет.
— И не будет, — добавил Олег. — И жилищных перспектив тоже…
— ФСБ свою площадь предлагает, но там куда ни плюнь — везде микрофоны, микрофоны…
— «Эта работа изменит твою жизнь к лучшему», — с чувством процитировал Шорохов. — «В твоих руках будет власть над человечеством»…
— Метафора. Власть у нас не в руках, а на поясе.
— Которой нельзя воспользоваться…
— Потерпи, сейчас приедем, — ответил шеф неопределенно.
— А что за спешка, Василий Вениаминович? Если точка финиша отнесена во времени, то не все ли равно, где будет точка старта? Почему бы и не утром?
— Финиш в этот раз никуда не отнесен. Он здесь и находится. У нас гости, — пояснил Лопатин. — В бункере человечек один сидит… Надо помочь.
— Что значит «сидит»? — не понял Олег. — Как он туда попал?
— Как мы попадаем, через дверь. Он оператор и тоже имеет право доступа. Этой комнатой многие группы пользуются. Она у нас от самого начала зоны, и еще столько же прослужит. Тихое место, без посторонних.
Василий Вениаминович остановился на светофоре, а когда снова тронулся, «Соловьиную рощу» уже сменил Эдуард Хиль. Шорохов посмотрел на магнитолу — играл не компакт-диск, а кассета.
— Хороший сборник, — заметил он, притоптывая йогой. — Только запись ни к черту. «Электроника-302»?
— Это самое древнее из того, что ты помнишь? — усмехнулся Лопатин. — Не смей попрекать старших, обормот! Лет двадцать субъективных выслужишь, вот тогда и будешь замечания делать… и сигареты по временам таскать.
Шорохов лишь сейчас подумал о том, что в пенсионном возрасте в Службу не попадают, — стало быть, Василий Вениаминович носит ремень с железками добрую половину жизни. И до сих пор на низшей руководящей должности — координатор оперотряда. И выше, видимо, уже не поднимется…
Об иерархии Службы в школе рассказывали мало. «Будет день — будет пища» — примерно такая мораль вытекала из ответов инструкторов. Ася, даром что старшина, тоже ничего толкового своим подопечным поведать не могла. «Непосредственное начальство вы будете знать не только в лицо, но даже по имени-отчеству», — шутливо обещали на лекциях. И, как выяснилось, не обманули. А больше им ничего и не обещали — кроме «власти над человечеством», разумеется.
Оговорки инструкторов постепенно сложились в простую модель: самостоятельные отряды замыкаются на Отделы, Управления и в итоге — на какого-то могучего Старикана. Знать о нем полагалось лишь то, что в конце зоны ответственности он объективно существует, иными словами, в две тысячи семидесятом году Старикан еще не помер. О том, кто работает в других зонах, вне подведомственного столетия, не звучало даже намеков. Наиболее вероятно, что Служба расползлась по всей магистрали времени или как минимум следила за ней с момента возникновения человечества, но зад