— Ты подонок, Шорох.
— Я подонок… Мерси, — вякнул он и, чтобы не растягивать ее страданий, вытащил станнер.
«Рено» еще не успел остыть — объективно Олег подъехал к бункеру всего пять минут назад. Он подумал, что едва разминулся с самим собой, пришедшим за Прелестью, а в действительности — к Ивану Ивановичу, и от него к программисту. Впрочем, Шорохов сообразил, что после выстрела из «кольта» началась уже другая магистраль, в которой он возвращаться сюда не должен. Да и дверь, — когда он впервые спускался по лестнице, — дверь внизу была только одна, в фальшивый цех «Крыши Мира». В служебный кабинет его попросту не пустили.
Олег посмотрел в зеркало — Прелесть сидела сзади, прислонившись виском к стеклу. Машина уезжала все дальше от бункера и от Асиной сверхзадачи — от того, что ей сейчас виделось главным в жизни.
— Держи ее, а то шишку набьет, — сказал Шорохов.
Иван Иванович обнял Асю и пристроил ее голову у себя на плече. Выражение ее лица — смесь страха и ненависти, застывшая в момент парализующего разряда, — не изменилось, даже если Прелесть понимала, что все идет к лучшему и что терпеть осталось недолго.
Квартира Ивана Ивановича находилась относительно близко, хотя других вариантов у Олега все равно не было.
— Шорох!.. У нее, кажется, начинается…
Олег поймал в зеркале озабоченный взгляд Иванова.
— Кризис, — пояснил тот. — По своим часам она уже прожила… все, что ей положено. Подходит точка смерти.
— Но Криковой здесь нет…
— Программу Прелесть не выполнит. Я имел в виду… я не знаю, что у нее сейчас в душе творится. Можем не довезти…
Олег ударил по тормозам и, подрезав темную «восьмерку», остановился у тротуара.
— Нет, я не в том смысле, — проронил Иван Иванович. — Ехать-то как раз быстрее надо. У меня там… ну, кольнем ее чем-нибудь, на худой конец…
Шорохов крутанул руль и, снова оттеснив какие-то «Жигули», вырвался в левый ряд. Ася посмотрела за окно — пока одними глазами — и негромко простонала:
— Куда… куда… нет!..
Олег стиснул зубы и опасно обогнал здоровенный «Мерседес». Мимо мелькнул перекресток — Шорохов пролетел его на «красный», благо машины еще не успели тронуться. Свисток инспектора унесся вместе с возмущенными гудками куда-то вдаль, словно в прошлое.
— Догонят?… По колесам стрелять не будут?… Что там у нас по программе? — спросил Олег.
— Какая программа? — удивился Иван Иванович. — У Прелести этого нет.
— Моя, моя программа.
— Свою ты сломал. К добру это или нет… Но я тебе уже ничем не помогу.
Олег снова посмотрел в зеркало. Программа Прелести, даже и сломанная, продолжала себя проявлять. Ася, зажмурившись, мотала головой — мокрые волосы хлестали ее по лицу, с потемневших кончиков срывались капли пота.
— Я не могу, не могу, не могу… — бормотала она что-то мучительно-бесконечное, и Шорохов судорожно соображал, как ему забрать хотя бы часть ее боли. И понимал: он не может, не может… Он сделал бы все что угодно — убил бы любого и умер бы сам, но пережить за Прелесть ее смерть он был не способен.
— Дом какой? — бросил он Иванову, заезжая во двор.
— Вон, слева, — мгновенно отозвался тот.
Олег, почти не снижая скорости, пронесся мимо заметенных снегом ракушек и оледенелой хоккейной коробки.
— Подъезд?…
— Вон, вон, второй!
Шорохов наскочил колесом на бордюрный камень и обежал машину. Распахнув заднюю дверь, он нагнулся и взял Асю на руки. Действие разряда уже заканчивалось. Иванов набрал код. Услышав металлический щелчок замка, Прелесть вздрогнула и снова что-то заговорила.
— Все, все… — прошептал Олег, прижимаясь щекой к ее горячему лбу. — Сейчас придем, и… вот сейчас придем… — Он не нашел, что добавить, и повторил эту фразу раз десять, пока не у него не вырвалось само: — И все будет хорошо…
Один лифт оказался занят, и, судя по ругани наверху, освободить его собирались не скоро, второй вообще не работал.
— Седьмой, — не дожидаясь вопроса, ответил Иван Иванович.
Шорохов свернул на лестницу и, сбивая дыхание, помчался вверх. Иванов едва поспевал.
— Главное, чтоб… чтобы шока не было, — хрипел он, — а то… если будет шок…
— Глохни!
Когда Олег добрался до седьмого этажа, сил оставалось ровно столько, чтобы не упасть самому. Прелесть лежала у него на руках, откинув голову и бессмысленно глядя в потолок.
— Ася… — Он легонько ее потормошил. — Ася! Прелесть не двигалась.
Олег сполз по стене и встряхнул ее еще раз.
— Не дури, Ася…
Ее побелевшие губы медленно сложились в виноватую полуулыбку. Он тоже улыбнулся и вдруг почувствовал, что у нее начинаются судороги.
— Дверь! — гаркнул Шорохов. — Открывай, чего стоишь?!
Асю била крупная дрожь, и он, уже подойдя к кровати, все не решался ее положить.
— Сейчас от тебя ничего не зависит, — подал голос Иван Иванович.
— А от кого тогда?… — спросил Шорохов, продолжая баюкать Прелесть. — Ты же знаешь, я не позволю ей умереть. У меня синхронизатор.
— И очень мало времени, — сказал Иванов. — И, что еще хуже, — только один круг в запасе. Следующая твоя активация будет последней. Если что-нибудь сорвется…
Олег, не слушая, устроил Асю на меховом покрывале и сел рядом. С момента встречи у бункера она стала еще бледнее, если только это возможно. Внезапно она схватила Олега за руку и взвизгнула — с таким ужасом, что он чуть не закричал сам.
— Все, Шорох, — промолвил Иванов. — Время идет. Если мы не успеем, не будет ни тебя… ни ее.
— Не надо мне угрожать, потомок.
— Что ты, что ты!.. Просто Лопатин, не найдя в сейфе программатора, не сможет тебя активировать. Я не представляю, как он это воспримет, — как отмену спецоперации или что-то еще… Я эти варианты не просчитывал, они мне ни к чему. Меня самого здесь не будет, поскольку вместе с тобой исчезнет и мое настоящее. И вся наша операция — тоже. А что касается Прелести… Ты знаешь, какую судьбу приготовила для нее Служба… Пойдем, Шорох. А ей сейчас поспать бы…
Иван Иванович вскрыл упаковку с мягкими ампулами и зарядил пневматический шприц. Ася шевельнула ладонью и медленно повернула голову к Олегу. Глаза у нее были уставшие, но смотрели поразительно ясно.
— Приснится же ерунда всякая… — произнесла она чуть слышно.
— Больше таких снов не будет.
— Я умирала…
Шорохов помолчал, глядя на ее осунувшееся лицо.
— Нет… Это было совсем не то. С днем рождения, Асенька…
Иванов собрался сделать ей укол, но Олег выхватил шприц и швырнул его за кровать.
— Ладно, она и сама заснет, — проговорил Иван Иванович.
— У тебя других забот нет?… — спросил Шорохов. — Чайник поставить, полы помыть…
Иванов крякнул что-то недовольное, но все же удалился.
— Как дела, новорожденная?
— Странно… — ответила Ася. — Ты иди, он ведь торопится.
— Плевать мне на него.
— Не надо… Не надо, Шорох, плевать. Иди и не беспокойся, мне сейчас хорошо. Лучше, чем было. Я посплю, наверное. Ты только… выпроводи его побыстрее.
— Куда? — опешил Олег.
— У него мало времени. У нас с тобой тоже мало. А надо успеть… нам еще кое-что успеть… — Она отвернулась и прикрыла глаза.
Шорохов посидел с минуту и, убедившись, что Ася задремала, тихонько вышел из комнаты.
Иван Иванович действительно поставил чайник, но про чашки и не вспомнил.
— Объясни, зачем мы приволокли сюда программатор? — раздраженно проговорил он.
— Причиндалы для сканирования у тебя есть? Есть, есть, я знаю! И не надо так морщиться. Ты все понял.
— Хочешь, чтобы в программаторе оказались твои реальные воспоминания?
— То, что я прожил сам. Собственного прошлого у меня нет — черт с ним, пусть будет придуманное. Но эти несколько дней после теста — они все должны остаться со мной. Навсегда, пока их не сожрет склероз. Мой собственный склероз! И то, что мне предстоит сделать на последнем круге, ты мне расскажешь словами. Никаких команд, никаких программ, никакой кибернетики в моей башке! Никаких корректировок!
Иван Иванович поставил мнемопрограмматор на стол, но открывать не спешил.
— Между прочим, эта редакция будет не менее интересной, — заметил он.
— «Интересной»?! Это же не кино, это моя жизнь!
— Шорох… Твое ущемленное самолюбие может дорого обойтись человечеству.
— Значит, будете платить, — кивнул Олег. — Излагай.
— Излагаю, — безразлично отозвался Иван Иванович. — Ты не убрал из Службы Пастора. Об этом нужно бы позаботиться сейчас, на седьмом круге, но тогда ты не попадешь в ту магистраль, где запланирована основная операция. После увольнения Пастора необходимо начинать новый крут, поскольку в настоящем и будущем произойдет перестройка связей… А в восьмой круг без Алексея уже не войти — Лопатин использует программатор и передаст его начальству… Пастора, конечно, можно убить. Элементарно убить, не делая дальних заходов… Но Служба это воспримет как прямое вторжение, и тобой займется уже целый отряд.
— В общем, Пастор будет мешать, но операцию мы проведем сейчас, по-другому нельзя.
— Нельзя, — подтвердил Иван Иванович и, наткнувшись взглядом на чайник, налил в стакан воды. Затем взял его двумя пальцами и отхлебнул. — Наша основная операция… — Он сделал еще один глоток и поставил стакан на подоконник. — Не допустить рождения некой персоны.
— Что, такая крупная фигура?
— Нет, не крупная… Не крупный, вернее. Это мужчина. И нам нужно сделать так, чтобы его не было. Совсем.
— Я, кажется, что-то упустил… — Олег обогнул большой обеденный стол и уселся в углу. — Речь шла о тотальной войне… Войне, которая уничтожит человечество. При чем тут какой-то отдельный мужик? Без него война не начнется?
— Начнется, обязательно начнется, — заверил Иван Иванович. — В любой магистрали. Война неизбежна. Но уничтожение всего человечества… вот этого избежать можно. Есть шанс, по крайней мере.
— Какой-то несчастный мужик…
— И несколько сот миллионов. Тех, кто умудрился выжить во время самого конфликта и не погибнуть после от радиации. Миллиона два при этом сохранили способность к воспроизводству потомства. Так что новое человечество вылупилось не из античной литературы и не из крестовых походов. Оно выползло стаями из зараженных лесов. И оно умеет ценить жизнь.