– Это и ежу того этого, – прервал Герасименко дядя Вова. – Ты, командир, говори, что делать, а там посмотрим.
– Давить надо фашистскую нечисть. Черный дым – жечь. Обходить «рыбин», переворачивать и тоже жечь, а доберемся до большого…
– Я с ним по фене поговорю, – сказал Дорохов.
Лейтенант вдохнул и произнес:
– Вперед, отряд имени Кирилла Мерецкова! Не посрамим! За мной!
И Лихов бросился следом за командиром. И страха внутри не было. Была уверенность в том, что подпусти они врагов к Тёпловке, то предадут Родину и всё то, что никак нельзя предавать.
Но они не подпустят, всех дел-то – уничтожить фрицев. И быть тогда добру.
Бежать, уворачиваясь от выстрелов, ощущать уколы пулеметных попаданий, видеть черный дым из поверженных «рыбин», огонь, пожирающий эту мразь. Опрокинулся второй раз за день Батенев, горит его ДБРШ. На помощь времени нет, нужно перевернуть… «Паук» протыкает ногой робота Дорохова… поспел всё же словить смерть раньше других. Из ниоткуда появляется «четверка» Свержина, бьет в бок пауку огромным деревом, словно тараном. Звонко лопаются, звеня металлом, ноги, валится страшилище на бок. Выскакивает вдруг откуда-то множество фрицев, словно муравьев. Тарахтят пулеметы, топчут ГШРы мелкие людские фигурки с крестами на касках. Лейтенант карабкается на черного «паука», гудят факелы из огнеметов. «Паук» грозно вздымается, и командир срывается вниз.
И в этой чехарде понимает вдруг рядовой Сергей Лихов, почему нельзя бомбами по Тёпловке и почему так лезут сюда аненербовские заубереры. И как они хотят заполучить и понять ту неведомую заповедную живую русскую силу. И употребить ее, как употребляют свою, мертвую…
И многие хотели так же. Да никто так и не смог – всегда были защитники у русской земли. Просто сейчас – его очередь. Их очередь. Отряда ДБРШ-2 имени Кирилла Мерецкова!
И кажется Лихову, что вместе с их отрядом бьются огромные бородатые чудо-люди – богатыри. Их нет, разумеется, но… они есть. Вскидывает копье один и протыкает железное паучье тело, и летят оттуда черные ленты, второй дробит их булавой и сечет мечом. И вражеская машина тяжело падает снова.
Где лейтенант? Жив ли? Да, успел отползти, хорошо.
А поодаль колонна чудных солдат в высоких шлемах и белых штанах останавливается, вскидывает ружья, офицер cбоку строя машет саблей… Огонь! И стреляют они, и падают, падают немцы.
Их нет, но… скажи, заубереровская мразота, почему тогда всё так?
А потом Сергей чувствует страшный удар, огонь обжигает… и Лихов видит отчего-то Лёху, Сыпя, Рината. Херня, говорит Дорохов, щас мы им… А Лёха кивает и…
Снег пахнет дымом, он черный как земля, и даже не верится, что это снег.
– Жив, летёха? – Герасименко поднял мутные глаза и увидел склонившегося Баландина.
– Жив вроде, – ног он не чувствовал, а в груди горело пламя.
– Вот и хорошо… молчи, командир, молчи. Сейчас мы тебя подлечим. Малой! Давай сюда крови!
Лейтенант скривился от боли и спросил шепотом, едва слышно:
– Кто еще жив, дядя Вова?
– Молчи, молчи, командир. Живы, живы. Раненые, но есть. Ты молчи. Мы не пустили, это главное. А живые есть, есть…
– Добро, – прохрипел Герасименко.
Он повернул голову и увидел то, что никто кроме него не видел: аккуратные домишки, рубленные целыми бревнами, узорчатые коньки и наличники, резные перила. Он видел тонкие журавли колодцев, ровные ряды белых на срезе дров и опрятные изгороди, на которых сушились горшки. А неподалеку текла удивительно чистая речка, и мальчишки сидели на берегу с удочками. А высоко в небе летели, курлыкая, журавли.
Тёпловка «светила».
За это стоило сражаться.
– Ты видишь? – прохрипел он снова.
И дядя Вова ответил:
– Да все видят. Каждый, может, и свое, а вместе – наше. И не позволим никому… А ты молчи, сейчас мы. Малой, да где тебя черти носят!
Темная сторона Советов
Александр БачилоНовоселье
Ночь постепенно накапливалась на окраине города, чтобы двинуться отсюда в решающее наступление сразу по всем улицам. Только зубчатый силуэт полуразрушенной постройки в окружении жидких древесных крон чернел на фоне городского зарева, да заводские трубы вставали над окраиной, изрыгая тучи мрака. Больше ничего не было видно. Однако человек в долгополом плаще и шляпе, низко надвинутой на глаза, уверенно шел в темноте извилистой дорогой. Дорога, некогда асфальтированная, теперь была совершенно разбита, в выбоинах стояла жидкая грязь, и даже твердые участки покрывал слой скользкой глины. Под ногами у одинокого путника хлюпало, со всех сторон его окружали бесформенные кучи отвалов, но он, с упорством неодушевленного механизма, двигался вперед.
По одному ему известным приметам незнакомец отыскал нужный поворот, и скоро перед ним выросла темная громада, вблизи оказавшаяся длинным деревянным строением в два этажа. Приблизившись к нему, человек остановился. На мгновение ему показалось, что в одном из окон мелькнул тусклый огонек свечи.
– Странно, – тихо прошептал незнакомец и взялся за дверную ручку.
Отчаянный скрип, казалось, разбудил уснувший дом. Эхо прокатилось по длинному коридору, и где-то в глубине его раздался не то плач младенца, не то кошачий вопль. Глухо отозвалось на чердаке. Из-под ног человека, ступившего в сырой мрак за дверью, с шуршанием и писком во все стороны бросились мелкие твари.
Двигаясь на ощупь вдоль стены, он попал в коридор. Удушливый запах плесени и разложения не пугал его, сочившиеся влагой бесформенные лоскутья, свисавшие из-под потолка, он только отводил рукой, когда они задевали его по лицу.
Вот, наконец, и нужная ему дверь.
Незнакомец, не снимая перчаток, вынул из кармана ключ, вставил его в замочную скважину и осторожно повернул. Дверь открылась.
– Фф-уу! – вздохнул человек в плаще.
Он шагнул в комнату, и сейчас же тяжелые кожистые складки налетели на него сверху, обхватили голову, не давая дышать. Но человек не сдавался. Отчаянным усилием он вырвался из липких объятий и отшвырнул атаковавшее его существо в сторону.
– Нарочно, что ли, проход загородила? – сердито зашипел он.
В темноте вспыхнула спичка.
– Коля, ты? – Жена, не вставая с кровати, зажгла свечу на столе и поправила одеяльца ребятишкам. – Чего так поздно?
– Чего, – буркнул Коля. – Заседали опять!
– Пальто зря убрал. Повесь обратно на дверь. Из щелей дует невыносимо. Анечка кашляла весь день. Хоть бы ты прибил там рейки какие-нибудь или войлок…
– К чему там прибивать? Труха одна. И квадратности в косяках нет. А что со светом опять?
Жена пожала плечами.
– Отключили… Еще днем. Хорошо, я в обед успела каши сварить. А потом к плите было и не протолкнуться. Зоя Федоровна с Пасюхиной подрались… Да, в общем, как всегда.
Она откинулась на подушку и смотрела, как муж, с трудом балансируя в узком проходе между кроватями, пытается стянуть с ноги ботинок.
– Коль, а Коль. Вы про что заседали-то? Не про квартиры?
Николай, отогнув простыню, присел на матрас. Кивнул устало.
– Про квартиры. Будь они неладны.
– Ну?
– Ну что – ну? Не будет нам ни хрена! Ни в восемьдесят девятом, ни в девяностом!
– Ты ж говорил, на заводе денег много. От новых заказов. И все пойдут на жилье…
– Что деньги… – Николай задумчиво смотрел на пламя свечи. – Понимаешь, Галюха, какая беда: не в деньгах теперь счастье. Стройматериалов нет, и не достать. Строить некому. А если самим браться – половину людей придется со станков снимать. Того и гляди сроки полетят. И не будет ни денег, ни строительства. Вот и крутись… Ладно, давай спать.
Галина отвернулась к стенке и долго лежала молча, но Николай знал – не спит. Минут через десять она стала тихонько всхлипывать, вздрагивая плечиком.
– Ну чего ты? – Коля повернулся и обнял жену, поместив ладонь в теплой выемке между ее большой мягкой грудью и большим мягким животом.
– Не могу я тут жить больше, Коля, – тихонько, чтобы не разбудить детей, рыдала Галина. – Воды нет, света нет, тепла тоже… Дети болеют, крысы последнее воруют, талоны вчера сожрали на крупу, идиоты. Соседи сволочи, перестреляла бы всех, гадов! Не могу-у!
– Ну ладно тебе… что ж теперь… потерпи еще, может это…
Коля помолчал, потом поцеловал ее в затылок и, тяжело вздохнув, прибавил:
– Как будто бы я могу!
Начальник отдела капитального строительства Григорий Ефимович Королевич поднял глаза от чертежа и вздрогнул. Прямо перед ним, развалясь на стуле, сидел незнакомый субъект да еще и улыбался очень свободно. Между тем Григорий Ефимович полагал, что в кабинете он совершенно один.
– Кхм! – с легким смущением кашлянул начальник. – Слушаю вас.
– Я по поводу жилья, – начал посетитель, становясь серьезным. – Вчера было собрание…
Королевич не дал ему закончить.
– Нет, нет! В жилкомиссию! – замотал он головой. – Я вам не могу дать никакой информации…
– А я могу, – тут же заявил субъект. – У меня есть именно то, что вам нужно.
С ловкостью фокусника он выдернул из воздуха визитную карточку и протянул ее Королевичу.
– Мы готовы заняться вашим жилищным строительством. Из наших материалов. Вот я вам проектик и смету покажу. Это же не дом, а игрушка! Пальчики оближете! Шесть тыщ пятьсот квадратов, двести шестнадцать квартир, как с куста. И всё из наших стройматериалов, до последнего гвоздика…
– Валюты нет, – мрачно проронил начальник отдела.
– Ну разумеется! Мы же и не претендуем. За наши, за деревянные…
– По рыночным ценам? – воротил нос Королевич, словно бы сердясь.
– Ну что вы! Зачем же? Всё по госцене!
В голосе посетителя слышалась такая неподдельная искренность, что начальник отдела оказался в замешательстве. Он снова заглянул в визитку и, понизив голос, пробурчал:
– Извините… Станислав Сергеевич… но я тогда не пойму, на кой ляд это нужно вам самим.
– А как же! – оживился представитель совместного предприятия. – Ведь у нас компаньоны-то! Ого! Сила!