Дег поморщился.
– Ну пнул же прям точненько в самую рану сапогом. И что ты за спаситель такой, Кинфер?.. Придумается что-нибудь. Вжина подрастет – там видно будет.
– Ну да. – Кинфер шлепнул тряпку обратно в ковш. – И когда ты посчитаешь дочку достаточно взрослой, лет через десять? Салиэль уже согласилась дождаться того светлого вздоха или вы ничего такого не обсуждали?
– По правде-то, – признал Дег, – когда нам выпадает возможность увидеться, мы мало чего успеваем обсудить.
– А стоило бы, – протянул эльф. – Ох как стоило бы.
– Хм?
Ильдомейн, ввалившийся в шатер с грацией цепного волкодава, избавил Кинфера от необходимости что-либо объяснять.
– Эй, маг, – Ильдомейн поманил эльфа, – пойдем-ка со мной. Ты, Дег, присмотри за дитем сам пока. Недолгенько.
На улице в глаза Кинферу брызнул желтый солнечный свет, вкатился в легкие вкусный лесной воздух. Эльф на несколько вздохов замер, отчаянно щуря глаза. Бдыщев хвост, как же, оказывается, тяжко под кожаным пологом шатра и как хорошо снаружи, на теплой, почти летней еще поляне!
Надо вытащить Вжину на воздух. Срочно.
– Эй, а ну стой! – Коренастый Ильдомейн повис на плечах Кинфера, чуть не повалив того наземь. – Я тебя глаза пожмурить вызвал, что ли? А ну пошли со мной сей вздох!
– Девочку нужно вынести на воздух.
– Успеется, – отрезал Ильдомейн и чуть ли не вприпрыжку потащил эльфа через лагерь.
Какие-то люди, попадавшиеся навстречу, зигзаги между шатрами, пара лошадей, щипающих травку, коряги, пенек… Салиэль.
Ильдомейн остановился перед эльфийкой, и Кинфер остановился тоже.
На ней было другое платье, льняное, с плетеным нитяным пояском. Волосы, с утра завязанные в косу, эльфийка закрутила в пучок над самой шеей и стянула широкой лентой.
Глядя на ее опрятный наряд, эльф подумал, что сам он должен выглядеть пугающе. Все в той же походной одежде, наверняка смявшейся и чем-нибудь заляпанной. С красными опухшими глазами. Смертельно бледный после напряженного колдовства. Дивное зрелище.
– Что, решила бросить гнетущий покой и присоединиться к кочевникам? – недружелюбно поинтересовался Кинфер. – А меня на кой хвост приволокли сюда? Маговское благословение надобно? Или заколдовать ее в коняшку, чтоб Айфа ничего не заметила?
– А ты умеешь? – заинтересовался Ильдомейн.
Кинфер поглядел на мужчину с доброй жалостью, и тот смущенно потупился.
– Поговорить с тобой хочу, – голос эльфийки звучал глухо и тоже не шибко приветливо.
– Говори.
Салиэль посмотрела на Ильдомейна. Тот пару вздохов тоже пялился на эльфийку, потом смущенно хекнул и повернул обратно к лагерю.
– Ты зря мне не веришь, – заговорила она негромко. – Даэли не похожа на другие края Идориса. Здесь встречается такое, что в страшном сне бы не привидится тому, кто вырос в Меравии или… откуда ты родом?
– Неважно, – эльф со скучающим видом рассматривал подлесок. – Не только в Даэли встречается всякое. В Недре вон драконы в горах дрыхнут. И я знаю, что на свете есть много такого, что мне не встречалось и, дай Божиня, не встретится. Но вот вурдалаки… вурдалаков не существует, Салиэль. Нигде. Кровь пьют лишь комары, бабочки-совки да нетопыри-резуны вроде того, что у тебя в лавке. Но они не ядовиты.
– Что же укусило девочку? – тихо спросила эльфийка, глядя на коврик прелой хвои у себя под ногами.
– Не знаю, – Кинфер развел руками. – Знал бы – может, лечил бы с большим толком. Гарпия? Серая бойга? Или особо жирный лори. Или щелезуб. А может, нарывник или малашка. Тьфу, да мало ли дряни тут водится?
– Ну а сам ты как думаешь? – Эльфийка все не поднимала глаз. – Как думаешь, кто укусил ее?
– Бешеный бурундук! – вызверился эльф. Отвернулся. – Сказал же: не знаю. Чего ты хочешь? Зачем пришла? Думаешь убедить меня придушить дите подушкой, пока оно не перекинулось в жуткого монстра?
– Нет, – Салиэль покачала головой, продолжая глядеть себе под ноги. – Уже вижу, что убедить не получится. Но, если она все ж таки выживет… ты посмотри ей в глаза. Увидишь зеленые сполохи – знай: это уже не ребенок. Это монстр, созданный ядом земия.
Кинфер помолчал.
– И что этот монстр будет делать?
Салиэль пожала плечами. Эльф скрестил руки на груди.
– Не придумала еще?
– Я не придумываю, – поморщилась эльфийка, – просто ты меня не слушаешь.
– Почему? Слушаю. Внимательно даже. Насколько могу в этом вот паскудном состоянии. Только ты не говоришь ничего толком. Голос пропадает от волнения? Так у тебя, быть может, найдутся книги или манускрипты, описывающие земиев?
– Нет у меня никаких манускриптов.
– Достойные почтения очевидцы? Кто-нибудь поубедительней впавших в маразм дриад?
Эльфийка молчала.
– Угу. Значит, если девочка выживет и у нее зазеленеют глаза, то придушить ее подушкой все-таки надо. Ясно. А Дега к тебе под крыло сразу направить или подождать денек? Чтоб ты продышалась и не очень явно радовалась, что чужие дети не отравляют твое счастье?
Салиэль вскинулась, сжала кулаки, злобно, совсем как Айфа, сощурилась. Кинфер услышал явственный скрежет зубов.
– Да катился б ты ко бдыщевой матери, целитель! – выплюнула эльфийка. – Где ж ты только взялся на мою голову… Что ж тебя принесло в эту чащу…
Круто развернувшись, Салиэль пошагала по тропе в свой Линнивэ, продолжая причитать и сильно взмахивая руками.
– Определенно не твой добрый гений, – сказал ей вслед Кинфер и пошел обратно к лагерю.
До вечера Вжину устроили на улице, лежанку поставили позади шатра, подальше от любопытных кочевников.
Но они все равно подходили, охали, всплескивали руками. Спрашивали, не заразно ли это и можно ли чем помочь. Кинфер и Дег качали головами и продолжали выполнять привычные действия: обтирание, питье, зелья, заклинания. Девочке становилось лишь хуже.
Кинфер все больше отчаивался: все свои скудные целительские познания он применял, но их не хватало и толку не было. Как не было и уверенности, что стоит продолжать удерживать Вжину в этом состоянии, подобном агонии, потому что вывести из него ребенка он не мог.
Что б там ни говорили магистры в лекарне, а Кинфер оставался при своем: не стоит длить жизнь только ради нее самой. Помнится, тогда, видя безнадежных больных, которых удерживали одними заклинаниями, эльф хотел схватиться за голову и заорать в голос: да позвольте ж вы им спокойно помереть, изверги!
Когда солнце скрылось за деревьями, сразу стало холодно, и лежанку снова внесли в шатер.
– Я посижу, – кивнул Дег, и Кинфер, привычно вытянувшись на циновке, снова провалился в глубокий черный сон.
Когда эльф открыл глаза, то сразу понял: что-то не так.
Пару вздохов Кинфер смотрел на плошку жира, в которой мигал желтым фитилек. Перевел взгляд на заплаканную Айфу, сидящую у постели Вжины. И выругался, поняв, что было не так.
Дег тоже заснул.
Никто не разбудил Кинфера, чтобы дать ребенку лекарство и прочесть заклинания, никто не обтирал его, не давал воды. Айфа, видимо, так все время и просидела у кровати дочери, держа ее за руку и давясь бессмысленными всхлипами.
Нет бы чем помочь…
– Давно стемнело? – хриплым спросонья голосом спросил эльф и потянулся за пузырьками.
– Рассветет скоро, – хлюпнула Айфа.
Ругаться Кинфер не стал. Смысла уже не было.
Потрогал лоб Вжины – и чуть было не отдернул руку, таким жаром на нее полыхнуло.
Приложил пальцы к шее. Сердце колотилось часто, прерывисто.
Глянул на следы укусов. Красноту разнесло на ладонь.
Покачал склянку на просвет. Почти пусто. Вторая – полглотка зелья. Третья опустела еще до заката.
Заставил себя влить сквозь зубы девочки воду, потом – остатки зелий. Прошептал заклинания. Обтер водой. Хотя вместо этого хотелось совершать что-нибудь бессмысленное и разрушительное.
Бить склянки оземь. Ругаться в голос. Швыряться цветастыми шариками из ладоней. Выяснять у Божини, зачем она направила сюда именно его, а не нормального целителя, который смог бы помочь.
– Она умрет? – спросила Айфа, в который раз отирая рукавом мокрые щеки.
– Когда-нибудь – непременно, – Кинфер надеялся, что голос его звучит спокойно.
Женщина помолчала, чуть покачиваясь, так и не выпуская ладонь дочери. Потом заговорила, негромко и монотонно, уставившись на плошку, где исходил чадом огонек.
– Дег ведь наполовину хочет, чтобы она умерла. Тогда он спокойненько уйдет к своей аптекарше. Вжина держит его со мной, держит здесь. А он не хочет. Ха! Как будто мне он так уж сильно нужен! И без Дега жизнь была, и будет дальше без него. Держу разве? Пусть бы уходил! А не уходит – так и не надо по сторонам отсюда зыркать. Не дело это. Нечестно. Ни ко мне, ни к ней нечестно, никому от этого покоя нет. Хе! Один мужик решиться все не может, бегает промеж двух баб, словно куренок меж наседками, баламутит воду. А кто решит за него? Сам-то боится, мнется: так плохо, сяк неудобно. Вот и хочет, чтоб Божиня да судьба за него выбирали. Удобно. Останется лишь повздыхать да красивенько утешиться.
Кинфер покачал головой.
– Дег очень любит дочку. Зря ты так.
– Любит, – Айфа не повернула головы, не отвела взгляда от плошки с огоньком. – Очень любит. Потому и не ушел до сих пор. Потому и хочет лишь наполовину… Знаешь, маг, я даже жалею, что мы не стоим тут подолгу лагерем. А вот зазимовать бы! Да пусть бы натешился с этой эльфийкой вдосталь – спорить могу, все прошло бы! Потому как любовь – оно, конечно, хорошо, но мы ж о жизни говорим. А жизнь – не только пляски у костра да возня под одеялом. Да и не любовь у него. Так… хотелки. Наесться только все не может, времени нет у него вдосталь. А наелся бы – и думать забыл про нее, потому как не с одного они поля.
– Они выросли вместе, – напомнил Кинфер.
Разговор тяготил его. Пришел в чужой дом да застал там такое, что посторонним видеть не годится. А деваться некуда, потому как не от безделья пришел.