– Выросли. Ну да. – Айфа покосилась на спящего мужа. – На огороде вот тоже репа да тыква вместе росли. И что?
Эльф почесал бровь. А и правда – что?
– Десять лет прошло с тех пор, – продолжала женщина. – Их дороги давно разбежались и не сбегутся теперь. Ему не будет с ней лучше. Разные они. И, если по правде, не нужны друг другу.
– А с тобой ему, значит, хорошо, – не выдержал Кинфер. – И нужда друг в друге у вас отовсюду прям хлещет!
– Кто б еще спросил, хорошо ли мне, – горькая усмешка делала лицо Айфы почти старым. – Не держу я никого. И не держала никогда. Ясно?
Эльф потупился. Вот уж действительно: ему-то что? Разве он на самом деле понимает, чего и сколько здесь намешано? Он просто мимо проходил. Его дело – ребенка лечить. Хотя вылечишь его, как же… А Дег, Айфа да Салиэль сами разберутся – ну или не разберутся, так и прокачаются на краю до старости.
Кинфер вдруг понял, что не слышит больше хриплого дыхания Вжины.
Осторожно, чтобы не привлечь внимания Айфы, которая все еще бездумно смотрела на огонек, протянул руку. Прижал пальцы к горлу девочки.
И вздрогнул.
Сердце билось совершенно нормально, сильно и ритмично. Тело ребенка не горело жаром, кожа стала приятно-прохладной и чуточку влажной. Чуть не повалив Айфу на пол, Кинфер рванулся за плошкой, дрожащими руками поднес огонек к постели.
Опухоль и краснота вокруг укусов заметно спали. Вот только что же чуть не на все плечо расползались! Лицо у Вжины было бледным, как должно быть после любой болезни, но круги под глазами теперь лишь угадывались.
Круги под открытыми, едва осмысленными, совершенно сонными глазами.
Девочка медленно согнула ноги в коленях, повернула голову, посмотрела на свою ладошку в руке Айфы.
– Мам? Уже пора вставать?
Айфа обернулась, вскрикнула и кинулась обнимать дочь. Та пищала, слабо дергала ногой и уверяла, что мать сошла с ума и сей вздох ее задушит.
Кинфер медленно опустился обратно на свою циновку. Эльфа била дрожь. Казалось, что с его плеч свалился средних размеров дракон.
– Дриады же. Им хоть что приволоки, хоть упыря, который ножку младенца дожевывает, – сотню раз подумают, стоит ли прибить тварь. Природа, единение, равновесие, тьфу. А я так скажу: все в меру хорошо. Без дела живность обижать да леса рубить – это плохо. А постоять за себя надо и раскланиваться с тварью – не моги. Единение, ишь ты. Доединявшихся прежде срока в землю закапывают! Вот это и есть настоящее единение, до печенок!
Эльф рассмеялся.
Они с Ильдомейном заканчивали завтракать, расположившись у одного из небольших костров.
Дег сидел поодаль, у шатра, рядом с Айфой и Вжиной. Вокруг девочки были разложены поздние полевые цветы, которые отец нарвал по дороге из Линнивэ: давно отцветшие в других краях Идориса звездчатка, вереск, люпин.
Вжина плела венок. Дело ладилось не быстро: девочка была очень слаба после болезни.
Последняя трапеза в лагере не отличалась от других. Каша, мясо, лепешки, немного овощей и неспешная беседа. Предлагали еще эль, но Кинфер с сожалением отказался: впереди был длинный день, и провести его предстояло одному на незнакомой дороге. А тропинки в Даэли хитрые: появляются только тогда, когда ступаешь на них. Задумаешься или задремлешь, сойдешь с пути – и сгинешь в чаще.
За сутки, прошедшие после того как Вжина очнулась, эльф успел отоспаться, перевести дух и убедиться, что болезнь, чем бы она ни была и почему бы ни отступила, не собирается возвращаться к девочке. Кочевники уже почти собрали свой скарб и погрузили на тележки. Лишь пара-тройка шатров еще стояли неразобранными, но внутри уже ничего не было.
Верховую лошадку для Кинфера привел сегодня из Линнивэ Дег. Салиэль пыталась удержать его там рыданиями, сбивчивыми просьбами и чуть ли не силой, так что настроение у Дега было не из лучших – между виновато-мрачным и редкостно поганым.
После завтрака магу и кочевникам предстояло разъехаться в разные стороны.
Кинферу было грустно. Он не любил расставаний и томился неизвестностью.
Привычные к прощаниям и дорогам кочевники сохраняли благодушный настрой.
– Дриады, – эльф помотал головой, разгоняя ноющее в висках сожаление неведомо о чем. – Держали б в домах эту живность, раз так пекутся о ней. Медведей там всяких. Птахожоров.
– Они держат, – Ильдомейн хрустнул луковкой. – Но не медведей и не потому, что пекутся о них. Дриады говорят, что живность в дому отводит злых духов. У кого птица обитает, у кого ежик. У некоторых даже обезьянки болотные.
– Болотные? – Кинфер прищурился, вспоминая.
Вспомнил и замахал руками, привлекая внимание Дега. Тот оставил дочь и жену, подошел.
– Дег, – возбужденно зашептал эльф, – а у Салиэль какая обезьяна живет?
Мужчина поскреб щетину на подбородке.
– Да просто обезьяна. Какие они бывают? Мелкая, как младенец. Серая такая, мохнатая.
– Болотная. – Кинфер еще больше понизил голос. – Слушай, Дег, болотные обезьяны – больше хищники, чем всеядные животные. Понимаешь?
– Нет. А должен?
Ильдомейн тоже смотрел удивленно. Эльф хрустнул пальцами.
– У них острые клыки. И обезьяны очень сообразительные.
– И что?
– Салиэль аптекарь. Наверняка она может приготовить кучу всяких ядов.
– Как любой аптекарь, – осторожно подтврдил Дег.
Кинфер отвёл взгляд.
– Ты не думаешь, что она могла создать особый состав… Безвредный для обезьяны и смертельный для человека?
– Зачем? – моргнул Дег.
– Чтобы намазать клыки обезьяне и натравить ее на дите? – придушенным шепотом спросил Ильдомейн.
Дег содрогнулся. Кинфер глядел на него исподлобья. Эльфу было до смерти неловко, но озарение выглядело отвратительно похожим на правду.
Ильдомейн пожевал губу, покачался туда-сюда и деловито добавил:
– Ну ежели положить, что оно так, – кто ж мог предвидеть, что Вжина убежит? И как обезьяна могла узнать девчонку, портретик ей показывали, что ли? А целитель наш куда подевался?
Кинфер пожал плечами. Девочке не обязательно было убегать. Можно было подгадать и другой удобный случай. Вжина ведь не младенец, за ней не ходят неотлучно. Вокруг лес, а обезьяна, хоть и болотная, прекрасно лазает по деревьям. Других девочек в лагере нет, путать не с кем. Достаточно объяснить, что нужно укусить ребенка. Может обезьяна это понять? Кинфер был уверен, что может.
Вот куда подевался целитель – тот еще вопрос. Но наверняка и на него есть ответ!
Эльф молчал. Ильдомейн, видимо и без него пришедший к тем же выводам, колупал прелую листву носком сапога.
Дег долго смотрел на дочь, щурясь, потом обернулся к Кинферу.
– Не верю я в это. Не надо так о Салиэль. Она не могла.
Ильдомейн глядел, как Дег возвращается к жене и дочери.
– И впрямь блажь тебе взбрела какая-то, эльф.
– Наверное, – неохотно согласился Кинфер.
Развивать тему не хотелось.
В самом деле, мало ли, что ему придумалось. Сами разберутся. Все во всем разберутся сами: Дег и Салиэль, Дег и Айфа, Ильдомейн и его подопечные. А Кинфера ждут в Алонике. И без того задержался сверх меры.
Эльф облизал пальцы, неспешно поднялся, потянулся и закинул голову. Долго, до рези в глазах смотрел наверх, на бледно-голубое небо в редких рваных облачках. Потом прикрыл веки, вдохнул всей грудью сладковатый вкусный воздух.
Осень.
– Ну что, маг, возвращайся живым из той безумной Алоники, – услышал он голос Ильдомейна. – И да вразумит тебя Божиня, чтобы не шатался боле по таким опасным местам. Ты парень-то хороший, жаль будет, ежели сгинешь до срока.
Эльф открыл глаза, огляделся и вздохнул. Отчего-то грустно.
– Спасибо. И вам не хворать.
Ильдомейн преувеличенно бодро похлопал его по плечу.
– Быть может, свидимся еще?
– Быть может.
Дег и Кинфер махали друг другу до тех пор, пока деревья не скрыли из виду чалую лошадку и всадника.
Только потом Дег вскочил на телегу, устроился рядом с женой и дочкой.
Все было готово к отъезду: уложены последние пожитки, запряжены лошадки. Кочевники занимали привычные места в своих тележках и уже радостно гомонили, предвкушая золотистую меравийскую осень, вкусный хлеб с отрубями и семечками, густое вино из розового южного винограда.
Хотя добираться до Меравии через леса Даэли предстояло еще никак не меньше пяти дней.
Дег откинулся спиной на куль с крупой, приобнял дочь за плечи, легонько дернул Айфу за рукав.
– Передай водички, пожалуйста!
Подхватил протянутую женой деревянную баклагу, плеснул в кружку. Вода была родниковой, еще холодненькой.
Дег протянул кружку дочери:
– Хочешь?
Вжина энергично помотала головой, пониже надвигая на лоб густой сине-бело-желтый венок.
Под тенью цветов почти не видны были изумрудные сполохи в ее голубых глазах.
Магия дружбы (восемь месяцев после выпуска)
– Порталы, что ведут в Миры, закрываются для детей, когда те становятся взрослыми. Меня гложет желание применять нечто столь же символичное на вступительных беседах с молодыми магами. Чтобы они, придя в Школу, сознавали себя взрослыми и не думали, что могут продолжать уходить от ответственности.
– Вы зря прилагаете к магам человеческие мерки, магистр. У магов свой путь – кому это знать, как не вам? Непрестанно напоминая ученикам о долге, вы не вызовете ничего, помимо отторжения. А считая, что без утомительных уговоров обученный маг не ступит на путь жизнепознания, вы подвергаете сомнению сам замысел Божинин. Вы понимаете это, магистр?
– А теперь маги приходят на смену призорцам!
Парень откинул за спину длинные темные волосы, сделал глоток из своей кружки и зажевал эль куском копченого сыра. Двое эльфов, сидевшие за его столом, рассмеялись.
– Я не шучу! – повысил голос парень. – Сами подумайте! Призорцев становится все меньше, никто больше не блюдет порядка в лесах, в горах, на лугах. Зверье то мрет, то плодится без счета, озера становятся болотами, хиреют полезные растения, вылезает на свет всякая погань. И еще появляются болезни, которым нет названия, потому как природное равновесие все больше нарушается. И кто, скажите, в первых рядах встает на защиту людей от бед и болезней, чудовищ, природных и прочих напастей? Ну кто, а?