Она снова кивнула, но не отступила назад и не сбежала в ужасе. Может, я просто недостаточно грозная? Надо подумать, не обзавестись ли рогами и клыками.
– Я иду. А вы двое – можете оставаться.
Пригнувшись, я нырнула в черепашью пасть.
16
Черепаший язык, будто влажная губка, слегка пружинил под ногами. Мрак впереди, где начиналась глотка, сгущался. Я пригнулась ниже, чтобы не задеть небо, и направилась прямо туда.
Позади меня чихнул Дерек.
– Решился, да?
Очередной чих.
– Ни за что не пропущу.
Глотка плавно уходила вниз, на дне плескалась мутная жижа. С верхней части зева свисали длинные пряди, напоминающие водоросли. С них тоже что-то капало. Оставалось надеяться, что не кислота. Впрочем, пахло обычной водой из пруда и рыбой. Я достала метательный нож, наклонилась и опустила кончик в жидкость. Цвет не изменился. Потрогала лезвие – палец не обожгло. Вот и славно.
Я ступила в воду, поскользнулась и упала на пятую точку.
И за что мне это все?!
Вампир обогнал меня, бросив через плечо:
– Ты как всегда – воплощение грации.
– Заткнись.
Ботинки до краев наполнились черепашьей слюной. Кровосос шагнул вперед и исчез под водой. Я с трудом поднялась на ноги.
На поверхности показалась голова упыря.
– Тут глубже, чем думаешь! – предупредил Гастек.
Ха, поделом ему!
Вода доходила до пояса. Я брела во мраке, ориентируясь лишь по плеску, доносящемуся от ковыляющего вампира. Дерек наконец перестал чихать. Туннель повернул. Прошлепала вперед и остановилась: я оказалась в неглубоком бассейне. Поверхность воды усеивали кувшинки. Кремовые цветы светились. Над головой смыкался огромный купол. Высоко, на самом верху, панцирь черепахи был прозрачным. Сквозь него, озаряя щитки, струился приглушенный свет. На уровне наших голов стены приобретали темный оттенок: правда, сначала они зеленели от травы и плюща, покрывавших панцирь снаружи, а затем цвет переходил в черно-зеленый мрамор. На них были вырезаны прямоугольники, каждый со своим символом и именем, выгравированными сусальным золотом.
Все выглядело знакомым, но вместе с тем и неожиданным, и я не сразу поняла, где очутилась.
Крипта!
Вдруг раздался шум, и я повернулась. В нескольких футах впереди пруд заканчивался, а за ним, прямо за краем света, на той стороне, высился прямоугольный постамент, где в ожидании расположились три женщины.
Та, что справа – настолько высохшая и немощная, что могла быть прабабушкой пяти поколений. Ей давно перевалило за семьдесят. Волосы обрамляли голову ореолом тончайшего хлопка. Черное платье только подчеркивало возраст. Однако глаза пронзали меня насквозь. Она, прямая как шомпол, твердо восседала в тяжелом кресле, смахивающем на трон. Прямо стареющий хищник: одряхлевший, но готовый броситься при первых признаках крови.
Рядом с ней на кушетке римского стиля полулежала девушка немногим старше Джули. Вокруг струился складками черный шелк – одеяние было таким просторным, что его хозяйка практически в нем утопала. Бледная, с почти прозрачной кожей, она уронила голову на согнутую руку. Острые скулы, шейка едва ли не тоньше моего запястья… Зато светлые волосы ниспадали двумя роскошными косами.
Последняя женщина сидела в кресле-качалке и вязала что-то из бурой пряжи. Казалось, вся плоть товарок досталась ей одной. Дородная, пышущая здоровьем, с понимающей улыбкой, любовалась она своей работой.
Дева, мать и старуха – классика! «Взвейся ввысь, язык огня»? [13]
Над ними на стене тускнела фреска. Высокая женщина на ней была изображена простым стилем, но точно, будто ее написал одаренный ребенок. Она воздевала вверх три руки: в первой держала кинжал, во второй – факел, а в третьей – кубок с обвивающей его змейкой. Справа – черный кот и жаба, слева – ключ и метла.
Перед женщиной, на перекрестке трех дорог, стоял огромный котел. По стенам к нему с обеих сторон мчались черные псы.
Пифии служили Гекате, повелительнице ночи, прародительнице ведьм. Хоть ее и знали под греческим именем, она была гораздо старше. Ей поклонялись целых два тысячелетия, а корни уходили в благодатную почву турецких и азиатских народных преданий. Греки слишком ценили богиню, чтобы пренебречь ее древним наследием и чарующей властью. Из всех титанов лишь Гекату Зевс оставил в своем пантеоне, и не в последнюю очередь потому, что любил ее.
Она – богиня выбора, победы и поражения, колдовства и древнего знания, страж границы между нашим и потусторонним мирами, защитница женщин и детей, попавших в беду.
Крайне неразумно недооценивать ее жриц.
Позади меня застыл в ожидании Дерек. Вампир выбрался из бассейна и скорчился на краю. Я поклонилась.
– Подойди, – изрекла старуха.
Я медленно двинулась по воде. Нащупала ногами каменные ступени и поднялась на поверхность.
– Ближе, – велела ведьма.
Я шагнула, но остановилась у границы чар, притаившихся в ожидании. Дерек последовал моему примеру, а вот упырь, не обратив внимания, пронесся к постаменту.
Старуха выбросила вперед руку с жесткими, как когти, пальцами. Из-под камней выскользнули меловые линии, словно их выдуло ветром, и заперли меня в круге из символов. Вампир, угодивший в такую же ловушку, рухнул навзничь. Зарычал Дерек. Ясно – тоже попался.
Ведьма самодовольно ухмыльнулась.
Я прощупала заклинание: сильное, но справиться можно. Остаться ли на месте в знак уважения или вырваться? Первое – проявление вежливости, а второе, вероятно, разозлит хозяек. Но захотят ли они вообще со мной разговаривать, если загонят меня в угол?
– Отпустите! – эхом разнесся по куполу голос Гастека. – Я пришел с добрыми намерениями.
Ведьма повела рукой вправо. Круг сместился, волоча за собой вампира, и тварь с глухим звуком врезалась в стену.
Глаза старухи удовлетворенно загорелись. Понятно.
Упырь поднялся на ноги.
– Это возмутительно!
– Умолкни, скверна.
Круг двинулся влево. Гастек попытался бежать в том же направлении, но символы, преградив вампиру путь, швырнули его на камни.
А ведьма уж слишком собой наслаждалась. Заклинание она не произносила, значит, чары наложены давно. Если бы я могла хотя бы уловить эманации ее магии, то догадалась бы, где их искать, но в круге символов вообще ничего не ощущала.
Дерек уселся со скрещенными ногами и принялся ждать, когда все закончится.
Дотянувшись до ремня, я вытащила пробку из пластиковой трубочки и бросила на чары щепотку порошка. Растертые в пыль рябина, ольха и полынь, перемешанные с железной стружкой, мелким облаком осели на полу, поблескивая металлом. Меловые линии потускнели, я вышла из круга и поклонилась.
Старуха оскалилась и простерла ко мне руки, хватая узловатыми кулаками воздух. Волна символов скользнула по камням, смыкаясь вокруг меня. На сей раз кольцо оказалось тройным. В основе – по-прежнему магия земли. Железо и дерево не помогут, придется выложиться полностью.
– Попробуй-ка разбить! – ведьма, торжествуя, откинулась на спинку кресла.
Я вытащила из ножен «Погибель» и вонзила ее в кольцо, вложив в лезвие максимум силы. Зачарованная сталь покрылась испариной и начала куриться прозрачной дымкой. Магия стиснула клинок. Первый круг символов распался. Моя шея вспотела от напряжения. Второй ряд заколебался. Руки затряслись. Я подалась вперед, посылая еще больше энергии в саблю. Круг разомкнулся, и я едва не упала.
Старуха вскочила, царапая ногтями воздух.
Меловые линии опять оказались у моих ног – еще три кольца.
Что еще такое?
Можно воспользоваться словом силы и освободиться, но я не собиралась устраивать Гастеку трехмерную демонстрацию. Круг не притупил его слух, а только немного убавил его магическое чутье.
Я убрала саблю, встала спиной к вампиру, перекрывая обзор, и проколола указательный палец. Показалась маленькая красная капля. Присев, я провела линию через все четыре кольца. Чары треснули, как стекло.
Ведьма отшатнулась. Я переступила линии, поклонилась и принялась ждать. Краем глаза заметила, что старуха, поколебавшись, подняла руку. В ее взгляде читалось сомнение: она не уверена, что сумеет меня сдержать.
Три раза она меня запирала, но три раза я вырывалась. Сакральное число для любой ведьмы.
А я больше не хотела демонстрировать Гастеку свою силу.
Старуха сжала кулак.
– Мария, пожалуйста… – сказала самая младшая.
Ее голос звучал слабо и безжизненно, но под куполом разнесся эхом.
Та с усмешкой опустила руку.
– Я пощажу тебя, если она просит. Пока.
Я выпрямилась и убрала «Погибель» в ножны.
– Я знаю тебя. – На меня смотрела дородная женщина, продолжая щелкать спицами. – Дитя Ворона. Po-russki-to govorish?
– Да, говорю, – ответила я на русском.
– Но с акцентом… – неодобрительно цокнула она. – Не каждый день упражняешься, верно?
– Практиковаться не с кем.
– И чья в том вина?
Правильного ответа на вопрос не существовало, и я вновь перешла на английский:
– Мне нужна информация.
– Спрашивай, – позволила дева.
Второго шанса не будет.
– Пару дней назад исчез любительский ковен «Вороньи сестры». У одной из них, Джессики Олсен, есть дочь, Джули. Ей только тринадцать. Мать заменяет ей весь мир.
Ведьмы промолчали, и я продолжила:
– В деле замешана Морриган. На месте собрания сестер я обнаружила бездонную яму. Точно такая же, но поменьше, была в трейлере главы ковена – Эсмеральды. Она жаждала власти и проводила древние ритуалы друидов, уж не знаю почему. По городу рыщут фоморы под предводительством Болгора – своего пастыря. Им нужна Джули. Она просто дитя. Пусть ковен ее матери был дилетантским, но она ведьма, как и вы. Пожалуйста, объясните, что происходит. Мне нужно сложить кусочки головоломки в единое целое.
У меня перехватило дыхание. Пифии либо помогут, либо вышвырнут вон. Когда ковен говорит «нет» – это всерьез.