Магия горит — страница 35 из 46

Я фыркнула, и чай чуть не вылился у меня из носа.

– Он удрал бы, будто у него земля горит под ногами.

Рафаэль обнял Андреа за плечи.

– Ты еще немного напряжена? – и принялся нежно разминать ей мышцы.

– Ты это сделаешь? – Тетушка Би посмотрела на меня поверх чашки.

– Только через мой труп. Погодите-ка, беру свои слова обратно. Ни за что на свете.

– Он приглашал тебя на ужин? Подарки, цветы и все такое?

Мне пришлось отставить чашку – руки затряслись.

Отсмеявшись, я спросила:

– Кто, Кэрран? Ловелас из него никакой. Он вручил мне миску супа, вот как далеко мы зашли.

– Он тебя кормил? – Рафаэль перестал массировать плечи Андреа.

Тетушка Би уставилась на меня.

– Когда? Рассказывай подробно – это важно.

– Вообще-то он меня не кормил. Я была ранена, и он дал мне тарелку с куриным супом. Кажется, даже две или три. И обозвал дурочкой!

– Ты взяла? – спросила Тетушка Би.

– Конечно. Я умирала от голода. Почему вы на меня так таращитесь?

– Ничего себе! – Андреа поставила свою чашку, разлив немного на стол. – Царь Зверей кормил тебя супом. Задумайся хоть на секунду.

Рафаэль поперхнулся.

Тетушка Би спросила:

– Кто-нибудь еще был в комнате?

– Нет, он всех прогнал.

– По крайней мере, обошлось без публичного выступления.

– Может, он на такое никогда и не пойдет, – заметила Андреа, – чтобы не поставить под удар ее положение в ордене.

Лицо Тетушки Би приняло серьезное выражение.

– Наш разговор не должен выйти за пределы этих стен. Слышишь, Рафаэль? Никаких сплетен, постельных разговорчиков – молчок. Нам не нужны проблемы с Кэрраном.

– Немедленно объяснитесь – или я кого-нибудь задушу!

Впрочем, Рафаэлю это может понравиться…

– Еда имеет особое значение, – произнесла Тетушка Би. – Пища – показатель иерархии. Никто не приступит к трапезе раньше альфы, пока тот не позволит, и ни один альфа не станет есть в присутствии Кэррана, пока не начнет Царь. Но есть и еще кое-что… Звери подобным образом выражают любовь. Кот оставляет мышей у порога, заботясь о своем хозяине, ведь охотник из того паршивый. Если парню-оборотню нравится девушка, он приносит ей что-нибудь вкусное. А если симпатия взаимна – девушка готовит ему обед. Когда Кэрран желает продемонстрировать интерес к женщине, он угощает ее ужином.

– На людях, – добавил Рафаэль, – отец-оборотень всегда отдает первую порцию женам и детям, давая понять, что если кто-то нанесет им оскорбление – сначала придется разобраться с главой семьи.

– Если собрать всех подружек Кэррана, можно устроить парад, – заметила Тетушка Би. – Но я ни разу не видела, чтобы Царь лично давал еду прямо в руки женщине. Он крайне скрытный, и такое могло происходить наедине, но я бы все равно узнала. Эти вещи в крепости не утаишь. Теперь тебе ясно? Он проявил к тебе интерес, милочка.

– Но я не понимала, что это значит!

– Не важно, – нахмурилась Тетушка Би. – Отныне будь настороже. Раз уж Кэрран чего-то захотел, его не разубедить, он будет добиваться своего и не остановится, пока во что бы то ни стало не получит. Именно такое упорство и делает его альфой.

– Вы меня пугаете.

– Знаешь, на твоем месте я бы забеспокоилась.

Хорошо бы оказаться дома, где у меня припрятана сангрия. Ситуация явно из разряда экстренных.

Словно прочитав мои мысли, Тетушка Би поднялась, достала из шкафа бутылку и налила мне стопку. Я осушила ее одним глотком, и текила обожгла горло, как жидкий огонь.

– Получше?

– Да, помогло…

Кэрран довел меня до алкоголизма, но зато я больше не помышляла о самоубийстве.

* * *

Придвинув поближе сборник мифов и легенд, я открыла его на странице с оглавлением. Раз предстоит встреча с Браном, надо к ней получше подготовиться. Как следует разобраться в ситуации. А рассудок, увы, упорно возвращался к воспоминанию о Кэрране, угощающем меня супом.

– Твои книги воняют курицей, – сморщил нос Рафаэль.

– Они не мои.

– Ты собираешься искать Джули? Я помогу, – Андреа стряхнула со своих плеч руку Рафаэля. – Я за нее в ответе.

– Нет, – покачала я головой. – Это моя забота. Я мало что могу для нее сделать, но точно способна отыскать лучника Морриган.

Я рассказала ей про ковен и книги Эсмеральды, о ривах и о том, что мне нужно раздобыть кровь Брана, но не стала вдаваться в подробности – для какой цели.

– Когда на нас напали ривы, пастырь упомянул Великого Ворона. Давай-ка взглянем…

Я пробежала пальцем по оглавлению. Никакого Великого Ворона. Фоморов полно, но ни пастырь, ни Болгор не упомянуты. Что же тогда их связывает? Пес Морриган, арбалет, ковены, пропавший котел…

Ага! Нашла запись о котле: «Котел изобилия, см. Дагда».

Вроде бы Дагда некоторое время являлся главным воздыхателем Морриган.

«Котел оживления, см. Бранвен». Перелистнула на нужную страницу. «Я дам тебе котел, и свойство его таково, что если погрузить в него убитого сегодня человека, то назавтра он будет так же жив, как раньше, кроме того, что не сможет говорить» [17].

– Нашла что-нибудь? – поинтересовался Рафаэль.

– Пока нет.

А это интересно… Ривы наполовину мертвы. Может, они каким-то образом выбрались из котла оживления? Я вернулась к содержанию.

«Котел мудрости, см. Рождение Талиесина». Каждый, кто хоть немного разбирался в кельтской мифологии, слышал о Талиесине, великом барде древней Ирландии, друиде, преемнике Мерлина. Как и все, миф я знала, однако все равно отыскала нужную страницу просто чтобы удостовериться.

Бла-бла-бла, богиня Каридвен, бла-бла-бла…

Я дернулась, как громом пораженная.

– Что? – полюбопытствовала Андреа.

Перевернув страницу, я продемонстрировала иллюстрацию.

– Рождение Талиесина. У богини Каридвен был чрезвычайно безобразный сын. Пожалев его, она сварила напиток мудрости в огромном котле, чтобы наделить дитя знанием. Мальчик-слуга помешивал зелье и нечаянно попробовал, украв дар. Каридвен погналась за ним. Он обернулся пшеничным зернышком, чтобы от нее спрятаться, но богиня превратилась в курицу, склевала зерно и родила Талиесина, величайшего поэта, барда и друида.

– Да, – нахмурилась Андреа, – я поняла, что парень возродился посредством котла, ну и что?

– Все дело в имени уродливого сына богини. Морвран! С валлийского mawr – большой… и bran – ворон. Великий Ворон.

– Так это тот самый чувак? – спросил Рафаэль. – Главный у фоморов?

– Похоже, да. И он ворон, как и Морриган. Схожие имена плюс ведьмы-недоучки, и на выходе получается…

– Катастрофа, – подсказал Рафаэль.

«Вороньи сестры». Какое ужасное название для ковена.

Андреа задумалась.

– Неужели те идиотки и правда настолько безграмотны? Невнятно произнести заклинание – это одно, но облажаться так, чтобы начать нечаянно поклоняться другому божеству? Морвран и Морриган даже разного пола!

– Может, они начали молиться Морриган, а потом немного запутались и заболтались, и Морвран воспользовался лазейкой. Наверное, ему удалось заключить с Эсмеральдой сделку. Она жаждала знаний, а он их предложил. Талиесин, сводный брат Морврана, был друидом и служил королю Артуру после Мерлина. Возможно, и Морвран друид? Иначе кто бы обучил Эсмеральду обрядам?

Андреа подалась вперед.

– Ладно, но зачем? К чему утруждаться?

– Понятия не имею. Будь ты богиней, чего бы тебе хотелось?

Я долила чая Тетушке Би, а затем себе.

– Жизни, – вставил Рафаэль.

– В каком смысле?

– Я бы хотел жить. Боги только тем и заняты, что наблюдают за смертными. Однако сами никогда не принимают участия. Не играют.

– Это невозможно, – возразила Андреа. – Теория Пост-сдвига гласит, что истинное божество не может появиться в нашем мире.

– До нас то и дело доносятся слухи о божествах, – возразил Рафаэль и снова принялся разминать плечи Андреа.

– Они не настоящие, – покачала головой моя подруга. – Образы, созданные магами, соломенные чучела фантазии. Суть магии в том, что она воплощается в конкретную форму. Божки не осознают себя.

Я с трудом воспринимала факт, что боги вообще существуют. Как и любой из нас, я знала теорию: магия способна материализовать мысли и намерения.

Вера есть мысль и намерение, а молитва сливает их воедино и усиливает магию, воплощая ее наяву, так же как произносимое заклинание олицетворяет волю заклинателя. На деле это означало, что если множество людей достаточно четко представляет образ бога и усердно ему молится, сила способна милостиво явить им объект их поклонения. Христианский бог или викканская, то бишь неоязыческая богиня вряд ли когда-нибудь обретут реальную форму, ведь представления верующих слишком разнятся, а власть высших существ чересчур размыта и обобщена…

Но кто-нибудь более конкретный, например, Тор или Пан, теоретически может и ожить.

Вот этим «теоретически» я как щитом отгородилась от Морриган и Морврана. Немногое ужасает сильнее мысли, что твой бог способен возродиться. Между ним и его почитателем нет никакого личного пространства. Ни секретов, ни умолчаний о промахах. Только выполненные или нарушенные обещания, содеянные или воображаемые грехи да обнаженные чувства. Любовь, страх, благоговейный трепет. Многие ли готовы отдать свою жизнь на суд? А что, если найдутся желающие судить?

Голос Андреа ворвался в мои мысли:

– Во-первых, большинство представляет своих богов живущими в каком-нибудь волшебном мире. Ни один верующий ведь не воображает, как Зевс с молнией под мышкой разгуливает по улице? Чтобы воплотиться на Земле, требуется воля самого существа. Тут у нас возникает неувязка… Во-вторых, вера паствы для богов – как бензин для машины. Когда уходит магия, иссякает поток веры. Нет горючего – нет и энергии. Что тогда происходит с богами? Они впадают в спячку, умирают или исчезают с лица Земли?

Голос Саймана в моей голове прошептал: «Настало время магии, Кейт! Час богов».