Резная пластина с изображением битвы быка с человеческой головой и орла с львиной головой, ок. 2600–2500 гг. до н. э.
The Metropolitan Museum of Art
Головной убор из царской гробницы в Уре, 3000 тыс. до н. э.
The Metropolitan Museum of Art
За гигиеной тщательным образом следили жрецы и царь. Шумерскому жрецу было строго запрещено входить в храм, имея хоть один волос или рану на своем теле. Они постоянно мылись и носили тонкие льняные одежды. Если царь соприкасался с нечистым человеком, то немедленно производилось тщательное мытье всего дворца и прилежащей части города, после чего совершались многочисленные обряды и жертвоприношения.
Большое внимание уделялось чистоте воды. В шумерском городе Гирсу британские археологи обнаружили водопровод. Шумеры не пили сырую воду из водоемов и рек, опасаясь заболеваний, в отличие от Англии, где до конца XIX в. не было водопровода: все нечистоты сливались в Темзу, откуда и брали воду для приготовления чая и пищи аристократам. Отсутствие гигиены вызывало массовые заразные болезни. Шумерам они тоже были известны, часто их виновниками считались боги мора и демоны подземного мира. Древним месопотамским богом болезней и смерти был Нергал, принимающий образ мухи. По-видимому, шумерские врачи знали о том, что насекомые могут выступать в роли переносчиков опасных болезней.
Вера шумеров в демонов не мешала им искать клинические признаки развития и распространения хвори, а также способы ее предотвращения и лечения. Но болезнь по-прежнему часто считалась делом рук демонов, которые навязывали человеку свою волю.
В общем смысле вера в злые силы выполняла для шумеров ту же функцию, что и микробиологическая теория для врачей нынешней эпохи. В течение многих лет современные врачи утверждали, что то или иное заболевание вызвано очередным микробом или вирусом, существование которого медики еще не обнаружили или не смогли доказать.
Вера в то, что мертвые могут вернуться и взаимодействовать с живыми, глубоко укоренена в сознании человека – она существовала во все времена. Но если сейчас, думая о призраках, мы представляем странные звуки и выглядывающих из-за угла страшил, то у шумеров с ними ассоциировались болезни и проклятия. А изгнание нечистой силы предполагало изготовление зелья, сложные заклинания и ритуалы.
Призраки упоминаются у шумеров на клинописных табличках и называются gedim. Умерших предавали земле, будучи уверенными, что они останутся там, где им и положено быть. Однако этот порядок не давал гарантий. По ряду причин человек, которого не погребли должным образом или который преступил при жизни закон, может почувствовать тягу вернуться в мир, из которого ушел. Месопотамские призраки были нематериальными и хрупкими, но часто узнаваемыми. Считалось, что, вернувшись, они вступают в контакт с родственниками, оставшимися на земле.
Шумеры хоронили покойных почтительно и по заведенному порядку – исключения составляли лишь катастрофы и неожиданные события. Место погребения находилось под полом в пределах частных домов или, если умерший был новорожденным или маленьким ребенком, иногда внутри стен. В разное время за пределами поселений существовали кладбища, которых следовало избегать, поскольку они были населены никому не принадлежащими и беспокойными призраками.
В шумерском мире насчитывалось множество призрачных сущностей. Иногда едва ощутимые, иногда слишком заметные, но их появление или постоянное присутствие всегда было сопряжено с определенными последствиями. Более того, призраки являлись не единственной силой, с которой приходилось считаться в жизни, поскольку они существовали бок о бок с целым рядом других совершенно нечеловеческих элементов. Те, кого мы обычно называем демонами, чаще всего оставались невидимыми, при этом будучи злыми. Их происхождение остается неясным, но, согласно древним источникам, оно было частично божественным. Эти сущности также могли стать причиной неприятностей, несчастий и болезней для людей.
Прорисовка гробницы в Уре, раскопки Леонардо Вулли.
Wikimedia Commons
Наиболее часто упоминаемый в магических текстах тип демона – это шумерский злой удуг, аккадский утуккулемнуту. Термин «удуг» является общим и иногда используется для обозначения демонов в целом, а не конкретного вида. Они были практически безликими, имели темную тень и оглушительный голос. Все эти демоны, каждый из которых мог принести страдания жителям Шумера, вышли из совершенно другой формы, нежели люди-призраки. Этих существ нельзя было уничтожить, поскольку они не нуждались в пище, и нельзя подкупить жертвоприношениями.
В заклинании бог Асаллухи описывает «злой удуг» своему отцу Энки:
О мой отец, злой удуг, его внешность уродлива, а рост высок,
Хотя это и не бог, его шум огромен, и сияние огромно,
Оно темно, тень его черна, и нет света внутри тела его,
Оно всегда прячется, укрываясь, оно не стоит гордо,
Из когтей его капает желчь, он оставляет после себя яд,
Его пояс не отстегивается, его руки обхватывают,
Оно наполняет слезами объект его гнева, во всех землях его боевой клич невозможно сдержать[3].
Клинописные тексты, дающие инструкции по изгнанию злых удугов, известны как тексты Удуг Хула («злой»). В них подчеркивается влияние враждебных человеку духов в возникновении болезней и описывается роль экзорциста в изгнании демона для лечения больного.
Накопленные практики и процедуры взаимодействия с призраками тщательно систематизировались в клинописных руководствах с третьего тысячелетия до н. э. Однако большинство текстов дошли до нас в более поздних списках первого тысячелетия до н. э. Магические заклинания перечисляют различные типы людей, которые могли вернуться в виде призрака. Предзнаменования описывают случаи, когда человек видит, слышит, встречает или иным способом взаимодействует с призраками, а также то, что это может означать. К ритуалам обращаются, когда во время лечения пациента, одержимого призраком, демон выходит из-под контроля.
Решающее значение в повседневной жизни имели жилье и расположение амулетов в нем, похороны и уход за усопшим, а также то, как обычные люди вели себя по отношению к покойным при их жизни, зная, что они могут вернуться и отомстить. Конечно, в большинстве случаев призраки спускались в загробный мир и оставались там.
Фигура для передачи образа молящегося, 2500–2350 гг. до н. э.
The Metropolitan Museum of Art
Сохранились интересные погребальные тексты на шумерском языке. Одно из таких произведений, датированное 1900 г. до н. э., написано не на стандартном шумерском, а на эмесальском диалекте, предназначенном, вероятно, для женщин и богинь. Произведение повествует нам о боге Ашги, который лежит мертвый перед своей сестрой Эгиме, и ей предстоит провести погребальный обряд. Самое главное, она должна произнести вслух формальное высказывание «Его унесло ветром», означающее, что он мертв.
Поэт использует обычное шумерское слово, обозначающее ветер природы, имея в виду самый последний вздох человека, издаваемый со слышимым звуком или хрипом, после чего тело остается мертвым. Этот процесс похож на то, как современный терапевт проверяет пульс на шее или подносит зеркало к ноздрям и объявляет, что все кончено (такая практика была особенно распространена в викторианскую эпоху, и известны печальные случаи, когда врачи ошибались и хоронили живого человека).
Особенно интересна в этой ранней шумерской традиции идея о том, что призрак умершего человека остается запертым в теле до тех пор, пока не будет освобожден с помощью формулы и ритуала. Таким образом, решающим является этот приостановленный промежуток времени между моментом смерти и моментом, когда призрак усопшего освобождается и отправляется в загробный мир.
После смерти своего брата Эгиме должна принести кровать и стул, а также маленькую, специально изготовленную статуэтку. На стул ей нужно положить одежду, статуэтку – накрыть. Эгиме натирает фигурку хлебом и наливает воду в чашу для возлияний, поскольку они находятся перед могилой, а хлеб и вода представляют собой первые погребальные подношения, которые впоследствии отойдут умершему. Мертвый Ашги теперь переименован в Лулил, что буквально означает «человек-дух».
Также идея последнего вздоха лежит в основе шумерской истории «Путешественник и девушка». Возлюбленный девушки мертв, и ее поведение следующее:
Я обмакнула хлеб и вытерла им его;
Из закрытой миски, которую так и не развязали,
Из ведра, край которого был не обожжен,
Я выпила воду; земля впитала ее.
Я помазала его тело своим сладко пахнущим маслом,
Я обернула кресло своей новой одеждой,
Ветер проник в него; ветер вышел.
Мой странник с гор,
Отныне он должен лежать в горе (Преисподняя)[4].
В этих отрывках описываются три необходимых ритуальных компонента для провода призрака в загробный мир:
– Глиняное изображение умершего. Оно было смазано маслом, одето и пропитано личностью усопшего, а также символически хранилось в семейном жилище, чтобы напоминать о покойном и сохранять его присутствие в семье.
– Специальное кресло для призрака.
– Погребальные принадлежности, состоящие из того, что понадобится усопшему в дороге и загробном мире. Особое значение имело обеспечение едой и водой. Считалось, что в загробном мире пища, доступная призракам, хуже, и постоянный акцент на этих подношениях отражал сочувственное осознание этой ситуации.