— Странно все у вас, — произнес француз. — У нас тоже есть князья. Если держат экономку, то обычно с нею спят. Это всем привычно и понятно.
— Руссо — облико морале, — засмеялся Федор. И продолжил, увидав изумленный взгляд француза. — У нас строгая мораль. Внебрачные связи не приветствуются церковью и обществом. Нет, они-то есть, но их тщательно скрывают.
— Дикая страна, — пробурчал Легран. — Хорошо, что я француз.
— С чем я вас и поздравляю, — улыбнулся Федор и позвал официанта. Расплатившись, попрощался с капитаном и пошел к себе в купе.
…Париж встретил путешественников запахом сгоревшего угля, рокотом моторов многочисленных авто и суетой на привокзальной площади. Здесь Федор попрощался с французским капитаном.
— Я поеду в арсенал, где оставлю ваши ящики, — объяснил Легран. — Вы в какой отель отправитесь?
— Нам рекомендовали «Ритц», — ответил Федор.
— Дорогой отель, — покрутил головой француз. — Впрочем, как желаете. Сообщу об этом руководству. Завтра к вам приедут наши представители. Они расскажут о программе испытаний, отвезут на полигон. Моя миссия закончена.
— Рад был познакомиться, месье Легран, — Федор пожал руку капитана. — Полагаю, свидимся еще. Мир, как говорится, тесен.
В «Ритце» Федор снял номер для себя, отдельно — для Варвары и еще двухместный — унтер-офицерам. Заодно снабдил их франками, предложив самим знакомиться с Парижем. У него на этот день отдельная программа. В номере он принял ванну, поменял белье и надел отглаженный горничной костюм. Позвонил Варваре, попросив ее спуститься в ресторан. Там они отдали должное французским блюдам и вину.
— Чем желаете заняться? — спросил за кофе. — Есть у вас на это планы?
— Надо бы пройтись по магазинам, — сообщила Оболенская. — Полина с Алевтиной попросили кое-что им привезти.
— Даже знаю, что, — Федор улыбнулся. — Вы займетесь этим позже. Время будет. А пока я предлагаю вспомнить о своих обязанностях.
— Вы о чем? — спросила Оболенская.
— У меня есть дом, — ответил Федор. — А вот стены в нем пустые. Я хочу украсить их картинами, а Париж — то место, где полно художников. Предлагаю съездить в галерею, посмотреть полотна. И, возможно, кое-что купить.
Так и сделали. Для начала наняли такси, покатили на Монмартр. Федор отыскал там галерею, попросил таксиста ждать и вошел с Варварой в помещение. Галерея оказалась небольшой, но светлой. Стены сплошь завешены картинами, некоторые составлены в углу. Покупателей не видно. Скучавший за столом мужчина средних лет — хозяин или продавец, подскочил, завидев посетителей.
— Бонжур, мадам, месье! Меня зовут Морис Дюваль. Рад видеть вас в галерее. Вам что-то подсказать?
— Уи, месье, — ответил Федор. — Ищу полотна импрессионистов — Дега, Моне и Ренуара. Куплю Лотрека, если попадется.
— Вы иностранец, мсье? — спросил Дюваль. — Акцент в словах заметен.
— Приехал из России.
— Я удивлен, месье, — сказал француз. — Я видел русских покупателей. Никто из них не спрашивал Моне и Ренуара. Интересовались Жерико, Давидом[29], картинами фламандцев.
— Фламандцы тоже подойдут, — ответил Федор. — Ван Гог, к примеру.
— Ван Гог? — Дюваль вдруг сделал стойку. — Минуточку, месье!
Француз метнулся в угол галереи и стал копаться в составленных там картинах. Вернулся с полотном и установил его на стуле, смахнув пыль тряпицей.
— Ван Гог! — сказал торжественно.
Варвара с любопытством посмотрела на картину. На полотне изображены большие, желтые цветы, стоящие в горшке. Фон ровный и зелено-голубой. Широкие мазки, довольно так небрежные.
— «Подсолнухи», — сказал вдруг рядом Федор. — Похоже, третий вариант.
— Ого! — воскликнул галерейщик. — Я изумлен, месье. Такое знание творчества Ван Гога…
— Еще найдется?
— Да есть одна, — вздохнул француз. — Вернул коллекционер. Супруге не понравился портрет. Сказала: грустный очень, тоску ей навевает.
— Хотел бы посмотреть, — ответил Федор.
Дюваль убежал в другую комнату, вернулся с полотном. Смахнув с холста пыль, водрузил на стул.
Картина оказалась меньше, чем «Подсолнухи». Варвара разглядела на холсте мужчину в черном сюртуке и кепке. Он сидел за столом, подперев голову рукой. Вытянутое лицо с острым подбородком и рыжими усами, синие глаза. И такая в них тоска…
— «Портрет доктора Гаше», — озвучил Федор. — Беру с «Подсолнухами» вместе.
— Двенадцать тысяч франков.
— Месье Дюваль! — воскликнул Федор.
— Пусть будет десять, — сморщился француз.
— А что насчет импрессионистов?
— Они в руках коллекционеров.
— И вы их знаете? Согласны будут нам продать?
— Не знаю, — Дюваль развел руками. — Надо бы спросить.
— Возьмете на себя такую миссию? Получите комиссионные — процентов десять от цены продажи.
— Пятнадцать, и найду вам всех, — сказал француз. — Но это будет стоить вам недешево. Дега, Моне и Ренуар сейчас в цене. Лотрек немного подешевле.
— Ищите! — согласился Федор. Достав из кармана пальто пачку франков, отсчитал запрошенную сумму. — Картины упакуйте и отнесите в такси, оно ждет на улице. Мы остановились в «Ритце». Как будут новости, придите к нам в отель. Там спросите мадмуазель Оболенскую, — указал он на Варвару. — И впредь имейте дело с ней, я буду очень занят, хотя картины посмотрю. Адью, месье Дюваль.
— Зачем нам эти странные картины? — спросила спутника Варвара на обратном пути. — К тому же очень дорогие. Три тысячи рублей за два холста! В России купили бы дешевле.
— Так я же князь! — ответил Федор, улыбнувшись. — Мне кто-то говорил, что должен жить набобом. Как самодур, короче говоря. Стараюсь соответствовать. Вот привезем, развесим в доме эти вот полотна. Таких не будет у других, вы слышали слова француза. Другие пусть любуются Давидом, фламандцами и прочей хренью, у нас же будут импрессионисты. Не беспокойтесь о деньгах. Юсупов положил на мой счет в банке сто тысяч рублей. Десятину отправил в тот приют, где сам когда-то пребывал, остаток обменял на франки. Наличные и векселя. Я дам сегодня вам один. Вы выберете банк и откроете там счет, с него оплатите картины. Не хватит — я добавлю. Понимаю, что удивлены. Поверьте, это прекрасное вложение капитала. Пройдет лет двадцать, и эти вот картины будут стоить в десять раз дороже.
— А через век — и вовсе состояние! — добавил Друг. — Сегодня ты купил полотна миллионов так на сто пятьдесят. И не каких-то франков, а полновесных долларов. В моем мире — главная валюта.
В отеле Федор попросил отнести картины в свой номер. Там снял с них упаковочную бумагу и расставил на диване. Сам сел напротив и долго любовался.
— Нравятся? — спросил Друг.
— Да, — ответил Федор. — Не смыслю в живописи, но это замечательно. Спасибо за подсказку.
— Я тоже не большой знаток, — ответил Друг. — Но видел их в музеях за границей. Запомнил имена художников. Сейчас они не слишком знамениты, хотя известны знатокам. Картины их растут в цене, но все ж пока не слишком дорогие.
— Не стану продавать! — отрезал Федор. — Сам буду любоваться.
— Согласен, — отозвался Друг. — Мне нравятся полотна импрессионистов. Смотреть на оригиналы каждый день… Нет, все же князем быть не так уж плохо.
Федор дождался, когда Семенов уложит на стол последнюю деталь пулемета и обратился к стоявшим напротив французским офицерам. Среди них виднелся даже генерал.
— Как видели, месье, пулемет легко разобрать для того, чтобы провести обслуживание в полевых условиях. Например, очистить от попавшей в ствольную коробку грязи. Хотя пулемет к ней малочувствителен, так же, как и к пыли. Для того подвижные детали сделаны с большими допусками. Это не мешает пулемету стрелять и не сказывается на его кучности. Ствол, как прочие детали, заменить легко.
Федор взял лежавший на столе ключ, вставил в специальную проточку возле мушки и, нажав кнопку сбоку на боку ствольной коробки, повернул ствол на четверть оборота, затем извлек его.
— Вуаля! — заметил, улыбнувшись. — Пулемет прост и дешев в производстве. Состоит из 64-х деталей, из которых 10 — винты, и еще четыре — пружины. Они, к слову, все витые, потому просты в изготовлении.
— Какой темп стрельбы? — спросил стоявший ближе всех к столу высокий полковник. Он с особым интересом наблюдал за разборкой пулемета.
— До шестисот выстрелов в минуту.
— Это слишком много, — заметил генерал. — Велик расход патронов.
— Разрешите вас спросить, мон женераль? — не замедлил Федор. — По какой цене французская армия покупает патроны? Если это не секрет.
— Полтора франка за десяток, — ответил генерал.
— Предположим, пулеметчик, чтобы поразить врага, истратит сотню. Итого пятнадцать франков. Какова у бошей армия? Пусть даже десять миллионов. Чтобы перебить их всех, потратим сто пятьдесят миллионов франков. Я б сказал, что это дешево, месье.
Французы засмеялись.
— Вы шутник, месье Юсупов, — заметил генерал. — А теперь давайте постреляем. Нам не терпится увидеть в действии столь расхваленное здесь оружие.
Федор сделал знак Семенову и вслед за офицерами покинул павильон на полигоне. Компания направилась к огневым точкам из мешков с песком, сооруженных у начала стрельбища. Здесь под охраной солдат стояли, упираясь сошками в мешки, два пулемета. Подбежал Семенов и принес третий. Установив его в свободной точке, повернулся к Кошкину.
— Готово, господин капитан!
— Разрешите начинать? — спросил Федор у генерала.
— Приступайте! — кивнул тот.
— Прохоров и Семенов — на позицию! — приказал Федор.
Унтера, которые в этот раз были в форме при погонах, как и сам Кошкин, подбежали к огневым точкам. Ловкими движениями примостили поверх ствольных коробок снаряженные диски. Оттянули назад рукоятки заряжания.
— Унтер-офицер Семенов к стрельбе готов!
— Унтер-офицер Прохоров к стрельбе готов.
— По ростовым мишеням, прицел пятьсот шагов