С каждым месяцем накачивая мускулы, Русская императорская армия через год стала бы грозой Европы. Но у немцев оказался перевес в магической силе, и они его использовали во всю мощь. Поспешное согласие французов (проще говоря — предательство) на сепаратное перемирие после «чуда на Марне» позволило кайзеровскому генштабу перебросить несколько дивизий к Кенигсбергу. Эти войска, обстрелянные на Западе, стали главной ударной силой.
Сначала они окружили армию генерала Самсонова, топтавшуюся у границ Восточной Пруссии в ожидании приказа наступать, и разгромили ее в считанные дни. Командующий застрелился. Немцы двинулись вглубь в направлении Мариямполе, откуда открывается дорога на Вильно и далее вглубь России, в том числе — к Санкт-Петербургу.
Удар меньшей мощности, но весьма опасный, пришелся в направлении на Минск и Смоленск, а позади Смоленска — Москва. Австро-венгерская армия, мало чего стоившая без кайзеровской, предприняла наступление на Львов, выждав неделю, пока основные резервы русских не будут направлены на Центральный и Северо-Западный фронт.
Общей картиной император владел. Непонятной оставалась одна частность. По артиллерии армия рейха не имела решающего преимущества. Окопавшаяся пехота первой линии получила вполне достаточно автоматического оружия и гранат, чтоб отбиться… Но почти каждый рубеж обороны брался с первого приступа. Рассказать о подробностях проигранного боя было некому: оборонявшиеся или погибали, или, возможно, попадали в плен.
Понимая, что рискует, государь решил разобраться на месте.
Легкий двухместный «Ньюпор» произвел спуск на ровном поле к востоку от Мариямполе. Сделав пару кругов в воздухе, к нему присоединились четыре истребителя, защищавшие его по пути к фронту.
Еще не остановился винт, как император сноровисто выбрался на нижнее крыло и спрыгнул на землю. Прибытие аэропланов ждали. На поле виднелось несколько авто. Три грузовика, доставивших солдат для оцепления, два броневика и два штабных лимузина. В Мариямполе визиту монарха не предшествовал десант свиты и охраны, он был внезапным, командование фронта узнало о нем за час до спуска летательных аппаратов.
Отделившись от кучки военных, к аэроплану кинулись двое. Бежавший впереди одной рукой придерживал фуражку, второй — кавалерийскую шашку. Его худое лицо с жесткой веревкой горизонтально торчащих усов было императору знакомо.
— Ваше императорское величество! Заместитель командующего Северо-Западным фронтом генерал от кавалерии Брусилов.
— Здравствуйте, Алексей Алексеевич, — откликнулся государь. — Где Сиверс?
— Командующий получил ожог от пущенного с аэроплана огненного шара. Не успел прикрыться Даром.
— Сильно ранен?
— Жить будет и командовать продолжает. Но пока на перевязке. Осененных-целителей мало, ваше величество.
— Ясно. Едем в штаб!
Он направился было к лимузину, но Брусилов предложил сесть обоим в броневик на места пулеметчиков. Аэропланный налет или какая вражья группа просочится — бить в первую голову будут по лимузинам, в них перевозят начальство, они открытые и без брони.
Император согласился и быстро пожалел — лучше бы ехал в открытом кузове грузовика. Бронемашина, созданная, чтобы быть крепкой, но не обязательно удобной, немилосердно тряслась, подпрыгивая на любой неровности. На утреннем летнем солнце железная обшивка раскалилась, внутри государь ощущал себя карасем на сковородке.
Брусилов сидел рядом, положа руку на пулемет Кошкина. Он что-то хотел объяснить августейшему спутнику по дороге, да куда там: под броней любые звуки перекрывали рев мотора, вой трансмиссии и стук подвески.
В штабе фронта император провел не более часа. Все необходимое для себя узнал от Сиверса, забинтованного как египетская мумия: германцы наступают с неумолимостью парового катка. Ключевой узел обороны у Калварии занимает 8-я пехотная дивизия, оснащенная по новейшим штатам. Далее — свежеукомплектованные части, в лучшем случае с мосинскими винтовками и одним пулеметом «Максим» на роту.
— Что самое трагичное, мой государь, — добавил командующий, баюкая укутанную в белое руку, — вступившие в бой пропадают все. Такого не припомню ни в своем опыте, ни в истории. Никто не спасается, никто не бежит. Даже трусы. Стоял полк на позиции, пришли немцы — и нет полка. Раньше отходили разбитые остатки, не менее трети возвращали в строй… Слухи ползут, панические.
— Понятно, что ничего не понятно, Фаддей Васильевич! — обратился государь к Сиверсу. — По возвращении в столицу приищу вам замену, раны надобно залечить. Дайте мне сопровождение, обязательно пару броневиков. Еду к Калварии.
На несколько секунд в штабе повисла тишина. Слышно было, как за окном патруль отчитывал местного обывателя, чем-то проштрафившегося…
Никто не рискнул убеждать монарха, что задуманное им — практически самоубийство, а это крах для империи.
— Позвольте с вами, ваше величество, — вдруг вызвался Брусилов.
— На верную смерть?
— Вы же сами не думаете умирать.
— У меня защита. Есть амулет, некогда подаренный родственником, — Георгий Алексеевич вздохнул. — Тем самым Вильгельмом.
— Так и мы не лыком шиты, ваше величество…
Увидев, что боевая магия германцев сделала с Сиверсом, причем, далеко от линии фронта, царь без разговоров позволил запихать себя в жаркое чрево бронеавто. По пути к Калварии вдруг раздалась пулеметная пальба. Через бойницы и прицел пулемета ничего не видно, Георгий приоткрыл боковой люк и высунулся наружу. За ним — Брусилов.
Над головами шел воздушный бой. На небольшой высоте сцепились не менее восьмерки немецких бипланов против двух русских. Причем пара немцев, пользуясь, что их противники прочно связаны, отделилась от схватки и пошла в атаку на группу машин. Солдаты палили в ответ из ручных пулеметов и винтовок. Вряд ли попадали. А пулеметы броневиков не могли задрать стволы столь высоко, разве что снять их и вытащить из башенок.
В любом случае, не успели бы.
Немцы расправились с одним русским аэропланом — он упал в полуверсте, второй смог выйти из боя, и потянули на запад.
— Похоже, прознали, кто едет к передовой, — хищно улыбнулся Георгий. — Какая же у них разведка быстрая. Как только их лазутчик в вашем штабе прознал про мой прилет, успели передать и даже аэропланы вызвать? Неужто у них радиостанция есть? Уповаю на совпадение, но… не верю в такие. Генерал! Прикажите ехать к месту падения аэроплана. Вдруг летчик жив.
Наверно, это было не меньшим безумством — терять четверть часа на спасение авиатора, оставаясь в чистом поле как на ладони. Немцы могли прилететь в любую минуту. Но с императором не спорят.
Усилия оказались зряшными. Пока доехали, полотняная обшивка фюзеляжа вокруг кабины выгорела, хорошо был виден скукожившийся и неправдоподобно малый обуглившийся комок на пилотском месте… Нет, не зря. Никто теперь не бросит Георгию упрек — бросил своего, отказал в шансе на спасение.
Оставшиеся километры до Калварии, небольшого литовского поселка с высоченным костелом на пересечении двух дорог, доехали без приключений. В штабе дивизии император и генерал не узнали ничего нового. Немцев скопилось изрядно, летают аэропланы, наступление ожидается вот-вот, но неизвестно когда. Полки на позиции, гаубицы развернуты, но не стреляют по немцам, чтоб раньше времени не обнаружить свою диспозицию.
— Не обнаружить?! — вызверился император. — Мерками прошлого столетия меряете! Аэропланы летают! Немец каждую вашу пушечку пересчитал и на карте пометил.
Командир дивизии заметно струхнул.
— Так насмерть стоять будем, ваше императорское величество.
— Сбежавший с поля боя, не выполнив задачу, даже если сбежал на тот свет, в моих глазах — такой же дезертир, — «ободрил» его монарх.
Отобедал он в окопах из полковой кухни, черпая ложкой кашу из солдатского котелка. Заодно убедился — не обижают солдат, в каше жир есть и даже мелкие шматки сала, к ней каждый получил толстый ломоть хлеба. Пехотинцы, изрядно струхнувшие от панических слухов, распространяемых «сознательными товарищами» вместе с призывами «не воевать за эксплуататоров», воодушевились… А немецкого наступления так и не было. Прибывший сюда же комдив предложил вызвать пару эскадронов кавалерии и сделать наскок на немецкие позиции — это точно для них будет неожиданностью.
— Положить два эскадрона ради разведки боем? Да вы у нас гений тактики, ваше превосходительство! — хмыкнул государь. — Возвращайтесь-ка лучше в Калварию и готовьте следующую линию обороны, коль здесь не удержат. Алексей Алексеевич! — добавил император, когда командир дивизии убыл. — Если он не удивит меня чем-то особенно толковым, снимаем его с должности к хренам собачьим. Похоже, кроме как дать «героически» погибнуть своим частям, ни что не способен.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, — кивнул Брусилов.
Они перебрались на наблюдательный пункт полка, в сотне или полутора сотнях шагов от первой линии траншей. Тут коротали время за разговорами.
— Как-то они по-особому магию применяют… — задумался монарх, — Алексей Алексеевич! Напомните мне фамилию Осененного, что смог в одиночку остановить их у Гродно. До войны еще.
— Князь Юсупов-Кошкин, Федор Иванович. Капитан гвардии Вашего Величества. Но в ту пору — техник Тульского оружейного завода. Чин подпоручика я ему присвоил лично, дабы не смущал своим партикулярным видом офицеров и солдат.
— Расскажите, что он поведал о том бое — по горячим следам, пока сам не запамятовал детали.
— Против него вышел аж магистр. Под видом переговоров приблизился к нашим позициям — на несколько сот шагов. Угрожал выжечь их огнем. Только Кошкин обманул его: попросил для демонстрации швырнуть шар в озеро, дескать, коли убедимся, что угроза не пустяшная, тотчас сложим оружие. Пока магистр воевал с озером, наш герой сделал шаг вперед и застрелил подлеца из револьвера.
— Вот! Что-то мы упускаем. Немецкие маги сильны, спору нет. Но только вблизи. Под Льежем кайзер погнал их под защитой общего щита, наши такой ставить не обучены. Однако этого щита не хватило, точнее — хватило ненадолго, пока не заговорили пулеметы Кошкина. Весь немецкий отряд полег до последнего. Далее до Марны о боевых магах ничего не докладывали… Что они изменили в тактике?