— Из России — с любовью[68].
Царь моргнул и захохотал. Так, смеясь, покинул зал. Следом, похохатывая, шел Брусилов.
Глава 16
Теплые августовские воды Даугвы пахли сыростью, рыбой, тиной, и еще чем-то натуральным, природным, отчего не хотелось уходить и вставать с песка, обуваясь в сапоги. Лучше провести здесь время до утра, любуясь звездами и отмахиваясь от комаров. От порогов доносился негромкий гул.
Федор позволил себе небольшую самоволку. За ночной вояж к реке его вряд ли кто накажет, потому что сам Брусилов сидел рядом и курил. А неподалеку полувзвод пластунов с пистолетами-пулеметами охранял их покой, а заодно — штабной «Руссо-Балт» командующего фронтом.
Предосторожность была не лишней. Жандармерия тремя днями ранее схватила группу латышей, заподозрив их в шпионаже. У одного из арестованных обнаружилась прошлогодняя французская газета. Фото «месье Юсупова-Кошкина» красовалось на первой полосе.
Вот такая жизнь — постоянно на мушке врага, изрядно изматывала. Снимать напряжение, напиваясь в хлам, Федор считал ниже своего достоинства и довольствовался малыми радостями жизни.
— Искупаемся, Алексей Алексеевич? — предложил он Брусилову. — Коль германец близко подойдет, там — не до купаний будет. Да и осень на носу.
— Вы уж сами, князь. На песочке посижу. Хорошо-то как!
Теплая вода пощекотала икры до колена, смывая с ног усталость… Но умиротворенное состояние исчезло, когда вдали послышалось гудение моторов аэропланов.
— Что за хренотень? — заволновался Друг. — Допустим, в моем мире самолеты летали днем и ночью — одинаково. Здесь же…
Аэропланы прошли над ними низко, на миг угольно-черные крылатые тени заслонили звезды. Видны были вспышки в выхлопных патрубках моторов. Курс держали четко на Огре. Как только пилоты ориентировались в темноте?
Федор выскочил на берег, Брусилов тоже подхватился.
Со стороны Огре началось…
Вспышка! Через пару секунд — ба-бах! Раскат грома, словно взорвался фугас слоновьего калибра. Потом другой. Небо перечеркнула молния, хоть грозы не было и в помине.
Издалека донеслись крики.
Аэропланы вновь проплыли над рекой, теперь — в сторону немецких позиций.
Федор торопливо натянул сапоги, ощущая пальцами прилипшие песчинки, и бросился догонять Брусилова, спешащего к машине.
Около Огре тот приказал водителю притормозить. Князь выругался.
Нетронутыми остались ратуша, где расположился штаб кавалерийской дивизии, костел с армейским наблюдательным пунктом на колокольне, строения монастыря, превращенные в госпитальные палаты.
Удар пришелся по казармам. От стен не осталось и половины, крыша провалилась. Языки пламени лизали быстро темнеющую беленую штукатурку с черной полосой — явной отметиной электрического разряда высокого напряжения.
Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтоб восстановить картину: кинетик врезал по кровле, вдавив ее внутрь жилья, огневик подпалил — ровно так же, как загорелся недавно хуторской дом с германскими магами, потом, на закуску, сюда долбанул владеющий электрическим Даром.
— Только что новый мундир построил. Сгорел к чертям собачьим вместе с черкесской! — возмущался Федор.
В халате, наброшенном на плечи, он выглядел чрезвычайно мирно. Пластуны на судьбу не жаловались. Наоборот — крестились и благодарили бога, что загорали под звездами у реки, а не испеклись заживо.
Командующий критически осмотрел Федора и огорчил своего водителя:
— Снимай тужурку, Фрол. Прикажу тебе другую завтра выписать. Уступи его высокоблагородию.
Шофер со вздохом разоблачился, протянув Федору кожаную куртку — почти новую.
На том расстались. Пластуны с князем отправились искать временное пристанище, генерал покатил в Ригу: в шесть тридцать ему предстоял доклад у императора.
Как несложно было угадать, высочайшая аудиенция началась с разноса. Георгий рвал и метал, услышав о ночных налетах на Ригу и ближайшие городки. Немцы в преддверии решающей битвы шли на крайний риск ночных вылетов, днем потери аэропланов были слишком велики. Русские истребители, стреляя через винт, лихо очищали небо от германцев. Те такого делать не могли и не понимали, как это возможно.
От взмаха царственной руки большая карта, расстеленная на столе, вдруг вспорхнула в воздух, сбрасывая с себя фигурки людей, всадников и пушек — в гневе царь не контролировал свой дар.
— Отряд Юсупова-Кошкина не пострадал, Ваше Императорское Величество, — осторожно ввернул Брусилов, когда громовержец несколько утихомирился. — Готов к походу.
— Он по-прежнему ищет случая сунуть голову в пасть дьяволу? С радиостанциями на аудионах — не лучше ли наводить огонь артиллерии с аэропланов?
— Князь не желает слушать этих доводов, государь. Твердит: как наблюдатель с высоты определит палатки с магами? Какие дома на хуторах им отведены? Снарядов калибра 12 дюймов не особо много. Намерены ими накрыть все поля да леса на тридцать верст к югу?
— И на что же он надеется?
— Князь обронил весьма загадочную фразу: подводная лодка в степях Украины. Понимаю, что звучит дико, Ваше Императорское Величество. Но у князя даже дикие идеи срабатывают самым неожиданным образом. Он рассудил, что германцы охраняют магов пуще глаза, оттого через их кордоны не пройти. Стало быть, нужно сделать нечто вроде подводной лодки на суше: подземный схрон на линии германского наступления.
— Как будто мы ее знаем точно… Что сообщает вам разведка?
— Накопление войск германцев продолжается. Предполагаемое направление удара — на Огре-Югла, — Брусилов называл подробности, количество орудий, фамилии командующих. — Полагаю, что они отрежут Ригу, уповая взять ее осадой и измором, основными же войсками двинутся на Петроград.
— Совпадает с данными Генштаба, — кивнул Георгий. — Количество их магов определено десятков в восемь. Из них, как минимум, четверо магистров. Расправьтесь с ними, и у нас будет достаточно сил на охватывающий удар от Риги и от Айзкраукле. Клещи сомкнем за Митавой. Не подведите, Алексей Алексеевич! Россия смотрит на вас с надеждой.
Духота в землянке стояла ужасающая. Выкопанная близ старого прогнившего дуба с лазом под его корнями, она имела всего пару духовых отверстий да канал в полый ствол. Туда же протянулся и антенный провод. Конец его прятался в листве, оставшейся у дуба.
Когда отгремела канонада и последние звуки перестрелки, на какое-то время все стихло. Подхорунжий Степан Муха (погоны перед выходом в тыл ему вручил самолично Брусилов) осторожно выглянул наружу и прислушался.
Вокруг — ни души. Только в сотне шагов, едва видимые сквозь редкий лесочек, сцепились в последнем объятии два аэроплана — русский и германский. Так и рухнули на деревья, спутавшиеся паутиной растяжек между крыльями.
Пластун думал было метнуться туда — проверить, вдруг кто-то из наших военлетов жив еще. Или германца добить. Но не успел.
Донеслись голоса. Окрики. Плохо разборчивые еще, но явно немецкие.
— Степан! Мухой назад!
Он повиновался, напоследок хлебнув лесного воздуха, чуть сдобренного гарью.
В тесной землянке спрятались четырнадцать пластунов — все, ходившие с Федором бить магов на хуторе. Пятнадцатым был связист. В очень тусклом свете, едва пробивавшимся через духовые проемы, почти на ощупь, он орудовал радиостанцией, включая ее на несколько минут, чтоб только прогреть лампы и послушать эфир. Тем самым берег заряд батарей, их сюда еще до боя натащили тройной запас.
Время тащилось медленно… Прошли только передовые части. Пока подтянутся маги, израсходовавшие часть сил на русскую оборону южнее этого леса, оставалось только сидеть да не шуметь. А разговоры разговаривать — только самые тихие.
— Коваленков! Зачем ты сюда вызвался? — не сдержался Федор. — Тебя же на фронт посылали, чтобы при эшелонах находился, связь налаживал!
— Виноват, ваше сиятельство. У поездов Бонч-Бруевич с техниками, их достаточно.
Федор уселся вплотную к нему. Валентин устроился на скамье из неструганных жердей, подложив для мягкости шинельку.
— Скажи толком, тебе это надо? Геройствовать приспичило? Так не геройство твой поход сюда, а глупость. Тебя к Риге вызвали на месяц, потом — домой, в Сестрорецк, новые лампы придумывать… Там ты стократ полезнее!
— Знаю. Но не все так считают.
Препирались они шепотом, чтоб звуки не улетели наружу.
— Кто же входит в «не все»?
— Варвара Николаевна… Я ей предложение сделал. Под венец звал. А она ответила: ищи невесту по себе. Как обухом по голове… Федор Иванович! Не в титуле и деньгах дело, хоть и они важны. Просто мелок я рядом с вами. Обещал ей: докажу, что достоин. И вот — сижу здесь. Если из этой землянки, когда вокруг немцы, передам квадрат цели, это же геройство? Правда, ваше сиятельство?
— Во дает! — протянул Друг. — Умный же парень. Но как дело бабы коснулось — дурак дураком. Оставь его в покое, Федя. И Варвара — бестолочь. В парне определенно что-то есть. Ум, стержень какой-то, не хватает лишь веры в себя. Отвергнет его Варя, выйдет за какого-нибудь пидороватого кавалергарда, пожалеет еще.
— Да пусть его… Немцы вроде как уже наверху?
— Вроде. Слетаю — узнаю. Не скучай.
Женщина на корабле — к несчастью. Но никто еще не вывел закономерности что будет, если корабль — сухопутный и движется по рельсам, неся единственную пушку, зато очень мощную, вроде главного калибра линкоров[69]. Государю лично пришлось вмешаться, чтобы шесть огромных орудий выделки Обуховского сталелитейного завода отправились не на верфи, а к железнодорожным морякам Балтийского флота — как ни режет ухо это непривычное сочетание.
Варвара Николаевна добилась разрешения попасть в морской эшелон, так как главная секретная новинка в виде радиостанции с лампами-аудионами была предоставлена для флота коммерческим обществом, ею управляемым.