— Чин?
— Унтер-офицер.
— Вас нашли на поле боя в кожаной тужурке авиатора. Русские солдаты их не носят.
— Я служил в авиаотряде. Поначалу как механик, после обучили как пилота. Среди них огромные потери, герр офицер. Воевать я не хотел, но меня не спрашивали. Приказали — сел в кабину. Это был мой первый и последний вылет. Аэроплан наш сбили аппараты рейха. Повезло, я уцелел и решил использовать свой шанс перейти на сторону Германии. Двинулся на запад, и спустя время встретил ваших доблестных солдат. Подошел к ним и сказал, что сдаюсь. В это время за спиной раздался взрыв. Я потерял сознание и очнулся уже в лагере.
— Ваше счастье, что раненый при обстреле германский офицер это подтвердил. К сожалению, он вскоре умер от потери крови.
— Очень жаль. Я не виноват.
— Ну, еще бы! Там по лесу били из морских орудий. Повезло вам, Вольф. Уцелеть единственному из все тех, кто там находился. Вы хороший токарь?
— Русские считали меня лучшим на заводе. Я же немец, а не варвар, как они.
— Не откажетесь трудиться на заводах рейха?
— Буду счастлив, герр офицер!..
Федор закрепил заготовку в патроне. Проверил резец и подачу. Включил привод. Острие резца прикоснулось к металлу нежно, почти интимно, и двинулось вдоль будущего поршня, оставляя идеальную блестящую поверхность. Тонкая стружка падала в желоб, образуя сложные кружевные узоры фиолетового цвета.
После первого прохода Федор замерил диаметр штангенциркулем и повторил операцию. Проточил канавки для колец, лишь потом заметил, что мастер Бергман стоит справа, наблюдая. Федор завершил работу и достал готовый поршень из патрона.
— Вы желаете проверить, герр мастер?
Тот молча взял инструмент и через минуту удовлетворенно кивнул.
— Никогда не думал, что остарбайтер сможет вытачивать поршни не хуже германских рабочих и при этом обеспечивать норму выработки, — сказал важно.
— Благодарю, герр мастер.
— Попрошу начальство увеличить вам паек.
— Данке. Я могу рассчитывать на зарплату немецкого рабочего?
— С окончанием войны и принятием вас в подданные кайзера — и никак не раньше. Вы ведь подали прошение?
— Разумеется, герр Бергман.
— Осталось немного подождать.
Мастер повернулся и ушел. Прозвучал гудок, означавший перерыв на обед. Федор выключил станок и сходил в раздевалку, где помыл руки. Возвратившись, достал из тумбочки небольшой сверток из оберточной бумаги. Заводская столовая исключительно для немцев, остарбайтерам туда хода нет. Свой паек они приносят с собой. Федор развернул бумагу. Четыре вареных картошки, небольшая селедка — вот и весь обед.
— Клаус!
Федор оглянулся. На него, улыбаясь, смотрел Отто Циммерман, токарь из соседней линии цеха.
— На, держи! — немец протянул ему сверток из вощеной бумаги.
Федор взял и развернул. Ломоть хлеба, щедро намазанный лярдом[73]. Сытный бутерброд.
— Данке, Отто!
— Не за что, — хмыкнул Циммерман и согнул в локте руку с сжатым кулаком, поднеся его к плечу.
— Рот фронт![74]
— Рот фронт, камрад! — Федор в свою очередь вскинул кулак.
— После смены загляни в бытовку, — сказал Циммерман. — Камрады пожелали познакомиться с тобой поближе.
— Буду! — кивнул Федор.
— Приходи, — Циммерман повернулся и ушел.
Федор, не сдержавшись, впился зубами в бутерброд. Откусил и начал медленно жевать. Боже, как вкусно! Свежий хлеб и лярд — роскошь для нынешней Германии. Данке вам, камрады!
— Так они не просто так, — хмыкнул Друг. — Что-то нужно от тебя.
— Нужно, так дадим, — ответил Федор.
— Революцию, к примеру?
— Можно революцию. Стану красным князем. Почему бы нет? — промолвил Федор, расправляясь с бутербродом.
— Гитлера задушим в колыбели, — Друг захохотал. — Ну, пока еще он «Майн капф» не написал. Коммунистов к власти приведем, пусть они тут дружно строят коммунизм. Нам Германии не жалко[75]. Как вам план, der rote Prinz[76]?
— Коллосаль! — ответил Федор…