Меня охватил озноб.
— Да. Приходи на кладбище завтра днем примерно в два часа. — Я снова поцеловала его и прижалась к нему. Я не хотела его отпускать.
Ник застонал и отпрянул:
— Детка, если ты продолжишь, я не смогу уйти.
— Прости, — пробормотала я, отходя подальше. Тепло его тела больше не грело меня.
— Просто не делай… — Он протянул ко мне руку, но почти сразу опустил ее. — Встретимся завтра.
— Да.
Он не сдвинулся с места. Мы стояли и смотрели друг на друга, и наконец губы Ника медленно растянулись в улыбке.
— Ты не хочешь пообедать со мной? — спросил он.
Я засмеялась, удивляясь тому, в какой простой и приятной форме Ник пригласил меня на свидание.
— Хочу.
— Тогда договорились.
Махнув мне рукой, он быстро зашагал между рядами надгробий.
— Пока, — прошептала я, не двигаясь с места.
Я стояла под лучами лунного света до тех пор, пока мои зубы не начали стучать от холода.
Девушка, сидящая в цветах,
Я сейчас тебя целую,
А в ночные долгие часы
Я тоскую…
Я был в приподнятом настроении, и, видимо по этой причине рифмы складывались сами собой, а я даже и не пытался их запомнить или записать. Я прошел прямо через гараж, машинально отпихнув ногой грязные садовые башмаки Лилит, и вошел в кухню. Возможно, я даже что-то напевал.
Мои ботинки стучали по кафельному полу. Я достал из холодильника упаковку апельсинового сока и полбатона сырокопченой колбасы.
— Ник, это ты?
— Да! — ответил я, стараясь не думать о том, что Лилит сейчас, должно быть, спускается в кухню и мне надо попытаться быть с ней поделикатнее.
И действительно, мачеха появилась через несколько мгновений; подол ее шелкового халата волочился по полу.
— Дорогой мой, если ты голодный, я могу приготовить тебе что-нибудь.
— Да замолчи ты и дай спокойно поесть, ладно? — с улыбкой отказался я.
Она застыла на месте:
— Что ты сказал?
— Что слышала. Хватит играть в мамочку. Твои выходки меня достали.
От нее я не ожидал никакой другой реакции, кроме вспышки гнева или холодной презрительной улыбки. А затем она просто уйдет. Думая о Силле, я уселся на столешницу. Фляжка при этом вдавилась мне в ягодицу, но я не хотел вынимать ее при Лилит.
— А ну-ка слезь со столешницы, Ник, — приказала Лилит.
Не двинувшись с места, я откусил кусок колбасы прямо от батона.
— Видимо, я делаю только хуже. — Пододвинув к себе стул, она грациозно опустилась на него и сцепила руки, словно собираясь обратиться к Господу с молитвой. — Так что, по-твоему, я должна делать? Игнорировать тебя? Воспринимать тебя, как мусор под ногами, который я выброшу из дома, как только ты закончишь школу?
— Это как раз то, что надо.
— Но отца подобное отношение не осчастливит.
— Да я ему, в общем-то, совершенно безразличен, тебе ли этого не знать. — На краткий миг мне показалось, что Лилит собирается защитить отца, но она лишь вздохнула и спросила:
— Ну, а как вечеринка, удалась? Ты вернулся не слишком поздно.
— Я был не один, так что не волнуйся.
Ее губы округлились, а брови сдвинулись.
— Не один? Надеюсь, ты не занимался сексом, Николас?
Как раз сегодня вечером я решил, что только Силле позволю так себя называть. Мне понравилась, как вместо привычного «Ник», она произнесла «Николас» в тот вечер, когда мы познакомились. Не выдержав, я резко встал, громко стукнув ботинками об пол:
— Ну все, я иду спать…
Завернув надкушенный батон колбасы в полиэтилен и положив его в холодильник, я повернулся к Лилит:
— Эвакуатор приедет завтра в девять. Пока.
— Спокойной ночи, Ник.
Она медленно поднялась со стула. Я покинул кухню, ощущая на себе ее пристальный взгляд.
Полная луна невероятно ярко освещала тропинку. Я решила не возвращаться сразу домой, а немного побродить по кладбищу.
Мои пальцы коснулись и ощупали знакомое надгробие, на котором было выбито «Дэвид Клаузер-Китинг. Пусть душа его обретет мир. Скончался в 1953 году». Семейство Клаузеров и сейчас проживало в нашем городе и владело одной из бензоколонок. Рядом с ним покоилась мисс Маргарет Берривуд, 1912–1929. Любимая дочь. Она умерла, будучи моей ровесницей. У этого надгробия я остановилась и, водя пальцами по шершавому гранитному обелиску, задумалась — а целовали ли ее когда-нибудь за время ее короткой жизни?
Я надеялась, что эта радость не обошла Маргарет. Не знаю почему, но мои губы распылились в одной из тех улыбок, которые полностью меняют лицо. А затем мне захотелось расхохотаться, и я прикрыла рот рукой. Подняв голову, я устремила взгляд на луну, висевшую надо мной, точно театральный прожектор.
Впервые за столь долгое время я не могла дождаться, когда вновь выйду на сцену; поднимется занавес, я по привычке подниму руки и обращусь к зрителям, которые поддержат меня аплодисментами. Здесь моими зрителями были надгробия, и я хотела, чтобы они запомнили этот момент так же, как они запомнили ту ночь, когда я, оросив мертвый листок своей кровью, оживила его.
В тот момент я и сама возродилась.
Ощутив долгожданное вдохновение, я бросилась к могилам родителей. Я не знала, могли ли они услышать меня — ведь они теперь духи, — но я должна была рассказать им о Нике.
Спеша к могилам мамы и папы, я пробегала мимо каменных зрителей, холодный воздух, обжигая горло, заполнял легкие. Поскользнувшись на палой листве, я остановилась. Что-то было не так. Резкий запах разливался в чистом воздухе.
Сдерживая дыхание, я медленно обошла вокруг надгробия родителей, и мне захотелось разрыдаться.
Красное пятно закрыло их имена. Я прижала руки к животу, ощутив тошноту. Земля на их могилах была потревожена, раскопана. Я задрожала и осторожно опустилась на колени вниз, положив ладони на землю. Кожу закололо, особенно на левой ладони, где был шрам. Он пульсировал, словно кровь хотела выплеснуться сквозь него наружу.
Па вскопанном грунте можно было легко различить какой-то непонятный символ. Он был незнаком, в отцовской книге он не встречался. Кто-то сделал это специально.
Я выровняла землю, стараясь придать ей, насколько возможно, первоначальный вид, заглаживая острые углы и линии.
Кто-то еще, помимо меня и Риза, умел колдовать. И он был здесь. Рядом. Он использовал магию против моего отца. Это он убил моих родителей.
Завалившись вперед, я ударилась плечом о надгробие и замерла. Затем посмотрела по сторонам, надеясь заметить хоть малейший признак движения. Но вокруг было тихо и спокойно; ни дуновения, ни звука, серебряная луна светила, как раньше. Мертвые, которые еще недавно поддерживали меня, затаились.
Меня трясло с ног до головы.
Я была совсем одна. И я побежала.
Глава пятнадцатаяСИЛЛА
Гудки не прекращались. Я прислонилась спиной к двери спальни и подтянула колени к подбородку.
— Ну ответь, же, — шипела я в телефон.
Но брат не отвечал. Внезапно я услышала ответ его голосовой почты: «Это Риз» и звуковой сигнал.
— Риз, ты должен вернуться. Я дома. Я только что пришла с кладбища. Кто-то еще знает о магии. Я говорила тебе, говорила, что этим можно объяснить многое из того, что произошло с папой и мамой, и я была права! Кому-то еще все это известно. Приезжай домой, пожалуйста. Все будет в порядке.
Последние слова я произнесла почти шепотом, включила телефон и сжала его в руке.
Что же мне делать?
Прижав аппарат ко лбу, я зажмурилась. Внизу, в своей комнате, Джуди смотрела телевизор, из которого доносился пьяный смех. За окном свистел ветер, мечась среди ветвей. Опустившись на колени, я доползла до кровати, вытащила из-под матраса книгу заклинаний и стала перелистывать ее, надеясь найти что-нибудь, похожее на символ, изображенный на родительской могиле. Я переворачивала страницу за страницей, внимательно рассматривая рисунки и схемы.
Ничего. Ничего похожего. Ближе всего была семиконечная звезда, которую используют для снятия проклятий.
Я снова позвонила Ризу. Он не ответил. Я набрала еще раз.
Скорее всего, он сейчас в шумном баре и не слышит телефонного звонка. Так часто бывает. А возможно, он, получив мое предыдущее сообщение о том, что со мной все в порядке, перестал волноваться за меня и убрал аппарат подальше. Пока рано волноваться. Ведь еще нет и полуночи, до нее полчаса. Риз вот-вот вернется.
Я не могла найти себе места от волнения. В конце концов, ополоумев от безделья и тревоги, я забралась на кровать, улеглась поудобнее и уставилась в потолок. Мне казалось, что матрас подо мной ритмично раскачивается, словно гамак, а ветер за окном убаюкивал меня. Перед глазами все еще стояли алое пятно на могильном камне и огромная кровавая лужа на ковре в отцовском кабинете.
У меня закружилась голова. Магия опустошила меня, несмотря на то что я не потеряла много крови, когда колдовала над цветами. Энергия покинула мое тело, поэтому я и чувствовала себя опустошенной. Возбуждение от поцелуев Ника, за которым последовал приступ страха и выброс адреналина, не могло долго бороться с физической усталостью и душевным опустошением.
Должен же быть какой-то способ помочь телу справиться с огромными выбросами энергии. Наверное, мне просто не хватает практики? Это как с мышцами: накачиваешь одну, а потом она нещадно болит.
А может, дело вовсе и не в крови. Может, что-то другое дает мне силу? Какое-нибудь животное, например. Ведь в историях о колдовстве часто рассказывается о том, как животных и даже людей приносят в жертву.
Я встала. Вдруг в этом есть смысл?
Взяв шерстяную рубашку и мобильный телефон — на тот случай, если Риз вдруг позвонит, — я осторожно открыла дверь своей спальни и, стараясь не шуметь, спустилась вниз. Не зажигая света в кухне, я выпила стакан воды, села за стол и, опершись руками о столешницу и закрыв глаза, прислушалась к ночным звукам, доносившимся из-за окна. Дом слегка поскрипывал, тонкие ветки, раскачиваясь на ветру, постукивали по стеклам второго этажа. Мне всегда нравился шум ветра, свободно носившегося по полям и лесам.