Усатые, стриженные «под горшок», сероглазые и голубоглазые, высокие и плечистые мужчины. Женщины с толстыми косам, полненькие и улыбчивые. Кое-кто из них бросал на менестреля заинтересованные взгляды. Ну, вряд ли они узнали великого альт Грегора, просто любой чужестранец выделялся в здешней толпе, как козёл, затесавшийся в коровью череду. Купцы побогаче и знатные праны одевались в короткие дублеты разных оттенков серого и коричневого. Ничего яркого кричащего, как в Аркайле или Кевинале, но и никакого чёрного, мрачного, принятого в Трагере и Лодде. Высокие сапоги с раструбами и широкие штаны, заправленные в них. Без шпор, что, впрочем и понятно, ведь Браккара — держава моряков, а не всадников. Зачастую отличить представителя мещанского сословия от дворянина можно было только по длине клинка на поясе: праны носили шпаги, а купцы — то ли короткие тесаки, то ли большие ножи. На этом разница и заканчивалась. Не зря на материке считали каждого браккарца торгашом и пиратом, а если уважительно, то купцом и воином. Всякий пран имел прибыли либо от торговли, либо от грабежей, всякий купец не чурался получить часть выручки с оружием в руках и защищать свой товар от чужаков до последней капли крови.
Беднота — портовые рабочие, мелкие купцы-офени, предпочитали сапоги с коротким голенищем и толстой подошвой, подбитой гвоздями, которые забавно цокали по мостовой, домотканые рубахи навыпуск и меховые безрукавки, отнюдь не казавшиеся неуместными даже летом — Браккарские острова, если глянуть на карту, лежали почти на той же широте, что и Карросские горы, ну если и южнее, то самую малость, а за Карроссом, говорят и летом снегопады случаются. Правда, здесь было ощутимо теплее. Но это, наверное потому, что за горами, на севере материка тянется бесконечная ледяная пустошь, которую ни один из живших на земле людей не проходил. Ну, по крайней мере, не возвращался, чтобы потом об этом рассказать. Здесь же, за последним из островов раскинулось море. Зимой оно, конечно, замерзает, да и летом по нему плавают огромные льдины, не уступающие по площади владениям какого-нибудь небогатого Дома. Случаются встречи кораблей и с ледяными горами. Те, что побольше, моряки называют свиньями, а те, что поменьше, поросятами. Но льдины и свиньи, видимо, не давали столько холода, сколько покрытая снегом пустыня. И, тем не менее, подумав о морозах и стуже, Ланс поёжился. Свежо. А к ночи не потеплеет. Если придётся бежать из дворца — кто знает, чем жизнь обернётся? — надо будет озаботиться тёплой одеждой. Но об этом пока лучше не думать. Лучше рассматривать местных женщин.
Их в толпе было куда меньше, чем мужчин. Вполне объяснимо — приличным женщинам нечего делать около причала, а шлюхи из припортовых борделей в это время только-только начинают просыпаться. Но полдюжины купчих, сопровождавших грузы на телегах, одевались в тяжёлые сермяжные юбки, вышитые сорочки и всё те же безрукавки мехом наружу. Не дешёвый, кстати, мех. Черно-бурая лиса, северная рысь, морская выдра и даже у одной переливались лёгкой голубизной вставки из шкурок снежной куницы — зверя, которого в Аркайле многие считали таким же выдуманным, как и драконов с единорогами.
Отличались не только люди. Быки, запряжённые в телеги, были мельче, чем те к которым Ланс привык на материке, но зато мохнатые и длиннорогие. Передние колёса в повозках здесь делали гораздо меньше задних. И, чем ближе к городу, тем сильнее ощущалась чужеродность. Даже на Кринте менестрель не находил столько различий.
Сильно бросалось в глаза отсутствие защитных стен. Город без крепости выглядел голым и незащищённым. Ну, скорее всего, смысл в этом был — браккарцев трудно обвинить в легкомыслии. Горная долина или, вернее, котловина, окружённая скалами, сама по себе защищена. Достаточно на дорогах и тропах, связывающих её с остальной частью острова, разместить сторожевые башни или небольшие форты с надёжными гарнизонами. Прорыв вражеской армии с моря исключён — не нашлось ещё в мире силы, способной одолеть браккарцев в морском сражении, особенно если оно у родных берегов. Одновременно в гавани Бракки находилось не меньше дюжины судов. И боевые, и купеческие, оснащённые пушками, и пиратские каракки, скромно делавшие вид, будто они промышляют торговлей, а не разбоем. Ни одна держава не смогла бы скрытно подвести к берегам Браккары эскадру, превосходящую их по силе. Высадка десанта где-нибудь на побережье? Дар-Вилла объяснила, что любая сколь угодно значительная группа кораблей будет немедленно обнаружена, а с учётом того, что северный остров весь изрезан ущельями и испещрён почти неприступными горными грядами, а все дороги, как естественные, так и рукотворные, прорубленные в камне, находятся под бдительным оком солдат его величества. Может, шпионка и врала, чтобы заморочить Лансу голову, но врала складно. Любой толковый военачальник именно так и наладил бы оборону, а браккарцев бестолковыми не назовёшь.
Дома. Альт Грегор привык, что в Аркайле в городских строениях каменные только первые этажи, а дальше либо стены из досок, либо саман с фахверком. Здесь же здания строились из сероватого песчаника, скреплённого известковым раствором, на всю высоту. Наверное, виной тому зимние холода, снежные заносы и сильные ветра. Дом должен быть крепкими надёжным. Но Лансу почему-то казалось, что он идёт вдоль длинного ряда крепостных башен. Ну, коль вокруг города нет стены, то хотя бы так…
Река, впадающая в узкий залив, оказалась заключённой в каменные берега. Гранит на этот раз, а не песчаник. Плотно погнанные друг к другу плиты уходили в быстрый поток. А отделялось русло от городских набережных высоким парапетом. В ответ на удивлённый взгляд менестреля, браккарка объяснила, словно маленькому ребёнку:
— Весной в горах тает снег. Вода поднимается. Размывает берега, выплёскивается на улицы. Раньше часто гибли люди и обрушивались дома. После того, как русло вымостили гранитом. Теперь берега не размываются, а высокий парапет не даёт реке выходить из берегов.
— А разве не бывает, — не придумал вопроса лучше Ланс, — что снега сходит больше и уровень воды поднимется выше парапета?
— Всё в руках Вседержителя, — пожала плечами Дар-Вилла. — Но за последние сто лет, хвала святому Йону, покровителю Бракки, таких случаев не было. Наши учёные умеют считать и предложили каменщикам сделать ограждение с хорошим запасом.
Проглотив такую отповедь, Ланс замолчал и не проронил ни звука до самого дворца. А что тут скажешь? Учёные то, учёные сё… И это они могут определять, и то рассчитать, и предскажут уровень воды, и подскажут, куда за рыбой в какое время года лучше выбираться. В Аркайле обычно этим занимались просто сааме опытные и старые из людей, нашедших себя в том или ином ремесле. Возможно, на Браккаре дела обстоят точно так же, но зато есть повод поговорить об учёных. Дар-Вилла ещё на «Лунном гонщике» все уши прожужжала о том, как здорово жить в островном королевстве благодаря учёным. Сам же менестрель из всех учёных близко знал только «безумного алхимика» Прозеро, с которым посидел в застенках герцогского замка, и вынес из общения лишь одно — все учёные не от мира сего. Они живут своими изобретениями, исследованиями, опытами, а до реальной жизни им и дела нет. Потому и попадают вечно в какие-нибудь неприятности. Вряд ли ПРозеро бегал бы, замерял уровень воды в реке в разную пору года, чтобы определить необходимую высоту парапета. Он, скорее увлёкся бы какой-то бесполезной задачей — например, почему снег в горах зимой не тает даже на солнце? И, в конце концов, предложил бы сделать так, чтобы в горах за Браккой была вечная зима, даже если во всём мире царит жаркое лето. Ничего бы, конечно, не получилось, учёный опять угодил бы в подземелье, а река как размывала берега, так и продолжала бы размывать. Может, браккарские мудрецы не такие. Возможно, они с утра до ночи только и думают, как сделать жизнь в королевстве легче, как сберечь казну, как побеждать в войнах… Но верилось в это с трудом. Вероятнее всего, кто-то в окружении короля Ак-Орра тер Шейла научился управлять полётом мысли учёных мужей и держит их в «жёстких шенкелях», не давая отклониться от раз и навсегда заданного направления. Любопытно было бы с этим «кем-то» познакомиться.
Королевский дворец опоясывала невысокая стена. Скорее, декоративного предназначения, чем для защиты от возможного нападения. Городские особняки пранов в Аркайле окружались гораздо более серьёзными оградами, поверху утыканными в добавок, заострёнными кованными штырями. Такой обычай возник не на пустом месте а во время Войны Домов, где каждый резал каждого и никто не мог ощущать себя достаточно защищённым даже в собственном доме. Ну, может, в Бракке никогда не было резни между представителями местных Домов, может гвардию короля боялись так, что не смели даже и помыслить о злом умысле против трона… Мало ли что? Но на взгляд человека, немало попутешествовашего по северному материку, король Браккары проявлял преступную беспечность.
На воротах стояли полдюжины гвардейцев в мундирах цвета горечавки с вышитой на груди белой акулой. Золочёные перевязи, шпаги и кинжалы. Рукав лейтенанта украшал серебристый бант. Праны непринуждённо беседовали, один даже зевал. Всё как везде. Такую картину можно было наблюдать и у дворца великого князя Трагеры, и в Аркайле, и в Тер-Веризе. Менялась бы только одежда, цвет волос и темы для разговоров.
Увидев Дар-Виллу, лейтенант изобразил поклон, гвардейцы расступились, с любопытством поглядывая на Ланса. Менестрель прекрасно понимал, что его здесь никто не знает в лицо. Даже если кто-то из благородных браккарцев и бывал на материке, а там по стечению обстоятельств угодил на его выступление, то узнать в бородаче, одетом в штопанный камзол, без шпаги и кинжала, великого альт Грегора не сможет даже сыщик. Но почему-то ему стало стыдно. Даже будучи наёмником в продолжительных кампаниях, он следил за собой и при общей небрежности сохранял изысканный и слегка романтический вид. А тут…
На крыльце охрану несли уже стражники. Тёмно-синие сюркотты всё с той же белой акулой. Начищенные шлемы и протазаны в руках, наклонённые под одинаковым, идеально выверенным углом.