Шпионка, поглаживая сумочку с бумагами, вышла в ту же дверь, в которую они вошли.
Менестрель обошёл лохань, неторопливо расстёгивая «зербинки» камзола. Зачем столько воды тратить? Её же нужно натаскать, потом подогреть, потом перелить из котла в лохань. В Аркайле он обошёлся бы для мытья двумя-тремя вёдрами. Но почему бы не окунуться, если представилась такая возможность.
Глава 6, ч. 4
На низенькой скамейке, очевидно, предназначенной для того, чтобы залазить в лохань, лежала мочалка, но не из липового лыка, к каким привыкли на материке, и не из внутренностей «бешеного огурца», как на Айа-Багаане, а из какой-то морской твари — существо или растение напоминало пчелиные соты, только не из воска, а из чего-то вроде грубой ткани. И тут же свёрнутое полотенце и кусок мыла. Желтоватое, похожее на янтарь, с медовым запахом, как убедился тут же Ланс.
Три тысячи болотных демонов! Да только ради этого стоило явиться на Браккару!
Он быстро разделся, сложил вещи на лавке. Сапоги поставил в стороне — не забыть бы сказать, чтобы других не давали. Альт Грегор всегда трудно привыкал к новой обуви, даже самая хорошая и дорогая жала, натирала пятки и подушечки под пальцами. Не хотелось бы хромать перед лицом короля, пусть и нелюбимой от всей души Браккары. Развязал тесёмку, удерживающую волосы «хвостом». Помыть голову это отдельное удовольствие. Вот если бы мажордом или сама Дар-Вилла догадались бы ещё цирюльника и прислать. Отросшая в тюрьме и на борту «Лунного гонщика» борода придавала менестрелю вид лесоруба, а не благородного прана и, и знаменитого мага-музыканта.
Вздохнув, Ланс шагнул в горячую воду. Слишком горячую, по его ощущениям. Ноги будто огнём охватило, но после вынужденного мытья только в холодной воде больше месяца на это можно было и наплевать. Менестрель с наслаждением погрузился до самого подбородка. Намочил волосы и, схватив мыло, принялся тереть пряди душистым бруском. Как же хорошо, во имя Вседержителя! Вскоре пена вынудила его закрыть глаза, а Ланс всё скрёб и скрёб голову ногтями.
Послышались негромкие шаги. Шорох. Что-то стукнуло о лавку.
Наверняка, слуги принесли новую одежду взамен старой.
Сапоги!
Не забыть про сапоги. Ну, и о цирюльнике напомнить…
— Сапоги не забирай! — воскликнул Ланс, пытаясь промыть глаза.
— Да кому нужны ваши сапоги? — ответила Дар-Вилла.
От неожиданности альт Грегор даже позабыл, что мыльная пена ужасно щиплется.
Сквозь мутную пелену — то ли от мыльной воды, то ли от выступивших слёз — он увидел, как шпионка, полностью обнажённая, подходит к лохани, наступает одной ногой на скамеечку и…
— Что вы делаете? — воскликнул менестрель.
— Хочу выкупаться, пока вода не остыла, — совершенно спокойно отвечала она, даже не делая попыток прикрыться руками.
Следовало без лукавства признать, сложена она была отменно. То, что видел Ланс по вечерам в каюте «Лунного гонщика» в полумраке и сквозь ресницы, теперь предстало воочию. Ну, разве что слёзы слегка мешали. Ну, слегка широковата в бёдрах, если на его вкус, но грудь очень хороша. Живот плоский — явно не рожала ни разу.
— Это возмутительно! — воскликнул он. — Что вы себе позволяете?
— Да успокойтесь вы, — почти устало ответила она, опускаясь в воду и охнув от удовольствия. — Я не собираюсь посягать на вашу верность прелестной Реналле из Дома… Я уже запуталась, из какого она Дома. Луна или Кот? Жёлтый или Лазоревый?
— Какая вам разница? — Менестрель согнул ноги и даже пальцы поджал, чтобы не прикоснуться в мыльной воде к Дар-Вилле.
— Да никакой. Это я та, от скуки спрашиваю. О чём-то же надо говорить с отважным праном, если принимаешь ванну с ним вместе? Или не отважным? Где ваша бравада, пран Ланс?
— Идите вы к болотным демонам…
— У нас говорят, к каракатицам. Это на будущее. — Она протянула руку, снова выставив напоказ грудь, и взяла мыло с мочалкой. — Может, вы храните себя для вашей супруги, этой простолюдинки, чьё имя я не запомнила.
— Анне. Её зовут Анне, и она теперь не простолюдинка. Она знатная прана из Дома Багряной Розы, как бы там ни было.
— А у Дома Багряной Розы что-либо осталось, кроме имени и последнего главы — знаменитого менестреля? Вы не всё имущество заложили?
— А это уж не ваше дело. У Дома Багряной Розы остался герб, девиз, честь и я.
— Богатое наследство. Вы бы мыло с волос смыли…
— Спасибо за ценный совет.
— А что остаётся? Я вижу, вы настроились идти к его величеству с мыльной пеной вместо берета.
— До вашего появления я прекрасно справлялся с купанием без подсказок.
— А увидев меня, растерялись и начали забывать, что дальше делать? Благодарю за комплимент. Если это, кончено, комплимент.
Ланс молча нагнулся и зачерпнул воду горстями.
— Вот и правильно, — не успокаивалась Дар-Вилла. — У вас удивительное самомнение, пран Ланс. Впрочем, для жителя материка это и не удивительно. Вы, ничего не зная о моих соотечественниках, берётесь навешивать какие-то ярлыки, будто недоученный аптекарь на бутылочки с лекарствами, предназначение которых ему неведомо.
— С чего бы это? — Буркнул менестрель.
— Вам интересно? Пожалуйста! Вот, к примеру… Вы же не знали, что у нас на островах мужчины и женщины совершенно безбоязненно принимают ванну вместе?
— Что?
— Не знали. Но мысленно тут же записали меня в развратницы. И не надо возражать. Это прекрасно читалось по выражению вашего лица. Конечно! Раз в Кевинал и Аркайле нет такого обычая, то и быть его не может.
— Но…
— И не надо спорить. А я сделала это нарочно. Вы думаете, я не могла заказать ещё одну лохань? — Женщина прищурилась. — Просто вас нужна каждый раз тыкать носом в ваши ошибки. Так и только так можно излечить великого менестреля от избыточного самомнения. — Дар-Вилла яростно намылила мочалку. — Как говорят в Унсале, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Хочу предостеречь вас от опрометчивых поступков на будущее, которое может оказаться светлым и величественным, а может… Так себе.
— Знаете, куда можете засунуть своё будущее? — оскалился Ланс.
— Не своё, а ваше, — невозмутимо парировала шпионка. — И куда я его должна засунуть? Может, покажете?
— Три тысячи демонов… — только и смог прохрипеть альт Грегор.
Она засмеялась.
— Простите, пран Ланс. Иногда я не могу удержаться. Вас так легко вывести из равновесия. А настроение ваше меняется, как настроение женщины в нечистые дни… Ведь у вас не разрешается женщинам с кровотечением посещать церковь?
— Наверное… — Растерялся менестрель.
— То есть вы точно не знаете?
— Не интересовался.
— Зря. Потрёте мне спину?
— Это входит в понятия приличия, если по-браккарски?
— Даже не сомневайтесь!
— Тогда попробую. Не уверен, что получится правильно.
— Неужели вы никогда не тёрли спину княгине Зохре?
— А это браккарских шпионов волновать не должно.
— Вот, вы опять вспыхнули, как сухой порох. — Дар-Вилла сунула ему в руки мочалку, развернулась и выглянула из воды до «ямочек» по обе стороны от копчика. — А говорите, что не подвержены перепадом настроения. Трите, не отлынивайте.
Ланс вздохнул и принялся елозить вверх-вниз, стараясь не прикасаться к голой спине шпионки пальцами. При этом он отчаянно пытался разобраться в своих чувствах. Казалось бы, Реналла далеко, замужем за другим и, кроме всего прочего, он не давал ей клятвы верности. Только себе. А Дар-Вилла прекрасно сложена и, кажется, на Браккаре царят весьма свободные нравы, если уж то, что сейчас происходит, вполне общепринято. Хотя, с другой стороны, никто не может подтвердить, что его не обманывают. Мало что можно наговорить? Он ведь, правда, ничегошеньки не знает о браккарцах, никогда не был ан островах, встречался с ними только лишь в бою или время от времени сталкивался с торгашами. Да и тогда его меньше всего интересовало, что они носят, что едят, как ведут себя с местными пранами. Хотя… Если вспомнить поэта по прозвищу Злой Язык, нравы тут весьма свободные. Но завести интрижку с Дар-Виллой ему попросту не позволит совесть. Даже если никто и никогда об этом не узнает.
— Вы, пран Ланс, как мне кажется, выдумали себя.
— Что?
— Что слышали. Или вас выдумали ваши поклонники. А может, и то и другое, вместе взятое.
— Не понимаю.
— Вы — талантливый маг-музыкант. Может, не самый сильный, но один из самых виртуозных за последние пару веков, это уж точно. Вы обладаете выдумкой, способны не только повторять музыку за другими, но и творить.
— Я никогда не повторял за другими!
— Но когда учились, повторяли? Учебные композиции, гаммы или как там у вас, музыкантов, это называется?
— Повторял, но испытывал ужасное отвращение.
— Ну, это с каждым бывает. Кому-то отвратительны гаммы, а кто-то не может пить вина — здоровье не позволяет.
— И такое бывает?
— Сколько людей, столько и болезней, говорила моя нянька лет двадцать назад. Между лопатками посильнее, если вас не затруднит.
— Вы ещё и командуете?
— Ваша беда ещё и в том, что командовать привыкли вы. Первые же музыкальные опыты, которые вы явили благодарным зрителям, породили мнение, что в Аркайле появился лучший менестрель всех времён и народов. Так ведь было?
— Ну, не совсем так. Как по мне, так первое выступление окончилось провалом. Потом я долго приходил в себя. Зато втрое и третье…
— Значит, второе и третье. Вас начали хвалить. Вас начали убеждать в гениальности. У вас появилось множество поклонников, как следи представителей именитых Домов, так и среди городской бедноты. Ведь еще лет пятнадцать назад вы не гнушались играть на площадях?
— Не гнушался, но потом площадные выступление показались мне непростительной тратой драгоценного времени.
— Которое можно потратить на вино, женщин и дуэли?
— Нет, на создание новой музыки.
— А разве вы не импровизируете прямо на выступлении? До меня доходили слухи, что вы даже гордитесь своим умением импровизировать на ходу.