Уловив тень от его руки, миноги рванулись к поверхности. Отвратительные, скользкие, извивающиеся, с шевелящимися присоскам вместо ртов. Ланс в ужасе отшатнулся, взмахнув ладонями, будто отталкивая от себя что-то. Миноги резко свернули и сбились в стайку в дальнем углу. Главный учёный Браккары торжествующе глянул на менестреля.
— Вы видите, как вас испугались наши рыбки?
— Хороши рыбки, — с трудом выдавил из себя альт Грегор.
— Ну, страшноватые, и что с того? Дело ведь не в рыбках. Дело в вас, пран Ланс.
— Что вы хотите сказать?
— Вы последние несколько лет боялись угодить в садок с миногами.
— Я? Боялся? — вскинул Ланс подбородок. — Скажете тоже!
— Возможно, вы не отдавали себе отчёта, — мягко и терпеливо, словно разговаривал с глуповатым учеником, пояснил Нор-Лисс. — Но, по словам сухопутного капитана Дар-Виллы, вы так часто бравировали своей встречей с садком, что догадаться о скрытом страхе, рвущемся наружу, совсем не сложно.
Ланс нахмурился, но не нашёл хлёсткого и меткого ответа. Ведь, в сущности, старик был прав.
— Итак, — продолжал Нор-Лисс. — Ваш страх собрал в кулак душевные силы даже без вашего желания. Таким образом, он пробудил магию. Магия отпугнула рыб. Вы обратили внимание, как они испугались? Забились в угол и дрожат. — Усы его слегка встопорщились от улыбки. — Таким образом, ваша музыкальная магия была вами использована совсем для других целей.
Менестрель озадаченно кивнул.
— И что с того?
— А с того следует то, что вы способны на большее, чем управление скрипочками и клавесинчиками.
— Я?
— Какой вы нескромный, пран Ланс. Все вы. Маги-музыканты от Унсалы до Райхема. Смотрите… — Нор-Лисс поманил рыб пальцами — миноги немедленно поднялись к поверхности воды и выставили отвратительные морды, шевеля присосками. Сжал кулак — они сплелись в плотный клубок, похожий на кишки, вывалившиеся из вспоротого живота. — Вы способны повелевать ими точно так же, как и я. Достаточно немного подучиться.
— Староват я для учёбы.
— Король Браккары не староват, чтобы учиться музыке, а Ланс альт Грегор — староват. И при этом младше его величества на два года.
— Давайте начистоту, пран Нор-Лисс? — В который раз рассердился менестрель, но постарался не подать виду. — Зачем я вам нужен?
Старик, кряхтя, поднялся. Лишённые его присмотра миноги тут же рассыпались по бассейну. Нор-Лисс задумчиво прошёлся вдоль парапета. Три шага туда. Разворот на тощих ногах. Три шага обратно.
— В незапамятные времена люди отказались от использования магии. Это произошло так давно, что не вошло ни в один письменный источник. А уж поверьте, я перерыл их превеликое множество, пытаясь по крупицам собирать сведения. Устные легенды тоже не особо проливают свет на дела давно минувших дней. Я нашёл отголоски упоминаний о большой войне, которая, скорее всего, вошла в Священное Писание, как сражение между светлой армией Вседержителя и тёмной армией Отца Лжи. Возможно, её вели маги древности. В этом случае, я вижу развитие событий следующим образом — самые сильные волшебники уничтожили друг друга в братоубийственной войне, а выжившие наложили запрет на использование магии в повседневной жизни. Через некоторое время магические навыки были окончательно утрачены человечеством, учителя рано или поздно умерли, не оставив учеников. Но дар волшебства не исчез. Магия свойственна ряду людей, как и умение рисовать, сочинять музыку, создавать ювелирные украшения… Рано или поздно этот дар себя проявил. По какой-то причине первыми магию в себе обнаружили музыканты. Я даже догадываюсь по какой. Их души чувствительнее и тоньше, чем у других людей, музыкальные инструменты отзываются на их прикосновения и, даже играя без какого бы то ни было волшебства, можно показаться перед окружающими истинным чародеем. Гораздо труднее проявить магические наклонности, занимаясь резьбой по дереву или ковкой серпов. По прошествии сотни или двух лет люди успели позабыть, что музыкальными инструментами можно пользоваться и без помощи магии. А за последующие века из магов-музыкантов создали культ. И никто не догадался, что волшебство можно использовать каким-то иным образом.
Нор-Лисс остановился, сверля менестреля взглядом.
— Никто, кроме браккарцев, надо понимать, — сказал Ланс.
— Мне хочется так думать. Хотя я не поручусь, что где-то в дебрях Голлоана монахи-отшельники не додумались до того же. Уж очень любопытны рассказы некоторых путешественниках о чудесах, творимых ими. У нас лет триста тому назад один из магов-музыкантов, его имя вам ничего не скажет, задумался — а нельзя ли использовать магию для других целей, отличных от фуг, ораторий и сонат? Он попытался. Получилось, хотя и не с первого раза. Но его порыв так и канул бы впустую, если бы не тогдашний монарх — его величество Ак-Дренн тер Верд из Дома Огненного Спрута. К сожалению, Дом Огненного Спрута зачах из-за смерти наследника, почти полтора века назад. Но его величество Ак-Дренн, да благословенно будет его имя между небом и морем, заложил основы Ордена Учёных Магов Браккары.
— Я так и не понял, почему на Браккаре нет магов-музыкантов? Музыка и наука как-то противоречат друг другу? — Альт Грегор с трудом раскладывал «по полочкам головы» свежеполученные сведения и, признаться честно, слегка тянул время.
— Всё гораздо проще, — вздохнул Нор-Лисс. Задумался на мгновение. — Вот скажите, пран Ланс, из ста человек в Аркайле, сколько обладает музыкальными способностями?
— Из ста? Ну, один-два. Но из сотни, владеющих музыкальной магией, девяносто семь с грехом пополам выдувают жалкий писк из окарины или пиликают на фидуле[5]. А моей силы или Регнара… Трое, а то и меньше.
— Вот видите. То есть на город, величиной с Аркайл или Эр-Трагер, самое большее десяток человек. Это с приезжими. Таким образом, получается нехватка людей, обладающих должным уровнем магии, или способных к обучению. То же самое и в Бракке или Тер-Порте с учёными. Мы не имеем право разбрасываться теми, кто способен овладеть магией.
— Так вы поэтому вытащили меня? Рассчитываете сделать сильного учёного?
— Увы, буду с вами предельно честен…
— Насколько это возможно для браккарца?
— Пусть так. Но я играю с вами в открытую. Вы не представляете для обучения ни малейшего интереса.
— Почему это? — Возмутился Ланс, чьё самолюбие уязвил этот нескладный старик с покрытым коричневыми пятнами черепом.
— Вы стары. Увы, это правда. Обучение следует начинать лет в девять-десять, самое большее в двенадцать.
— Тогда зачем?
— Мы просто хотим беседовать с вами, узнать подробности обучения, выяснить отличия в применении магии… Ну, и так далее.
— По-моему, это унизительно. Я — дворянин, который может перечислить благородных предков до…
— Я тоже могу. И я предвидел вашу щепетильность, пран Ланс.
— И, тем не менее, сделали мне предложение?
— У меня есть нечто, что может сделать вас более сговорчивым. Ну, по крайней мере, мне так кажется.
— Что?! — фыркнул менестрель. — Чем вы можете меня шантажировать?
— Почему сразу шантажировать? Я хочу сделать вам небольшой подарок.
— А взамен?
— Взамен вы согласитесь помогать нам и дадите честное слово дворянина, что не попытаетесь сбежать.
— Сбежать? Да как я могу сбежать с острова?
— Вот видите, как всё просто. Вам не придётся даже прилагать особых усилий, чтобы сдержать слово. Ну? Решайтесь. Неторопливые беседы раз в два-три дня. Разве вам трудно?
— Не трудно. Просто мне кажется, что меня обводят вокруг пальца, как простофилю на рыночной площади. Браккарские учёные превзошли множество наук и выдать кусочек стекла за самоцвет им не составит ни малейшего труда.
Ланса, в самом деле не отпускало ощущение, что его водят за нос. Но в чём именно, он не мог догадаться. И ещё… Менестрель всегда бесился, когда им пытались манипулировать. Даже для его собственного блага, но чего-чего, а уж такой заботы он от браккарцев не ждал. Уж этот народ шагу не ступит без того, чтобы получить выгоду.
— Иной кусочек стекла дороже иного самоцвета, — ворчливо заметил Нор-Лисс. — Иной набросок углём на жёлтой бумаге дороже написанной маслом картины.
— Красиво сказано. Образно, — кивнул Ланс. — Только я…
— Взгляните для начала на набросок. — Бесцеремонно перебил его старик, засовывая ладонь за пазуху. — Вот. Полюбуйтесь. Уголь. Бумага. Работа покойного Ак-Карра тер Верона из Дома Жемчужного Нарвала. — Он вынул сложенный вчетверо лист. Протянул альт Грегору. — Разверните.
Удивившись — чем таким рассчитывает увлечь его браккарец? — менестрель принял бумагу из его рук, попутно отметив, что она плотнее, крепче и белее, чем та, которую делали в Унсале, не говоря уже о шероховатых, рыхлых листках, привозимых из Лодда, которые часто разваливались раньше, чем ты успевал сложить письмо и запечатать конверт.
Развернул. И позабыл обо всём на свете.
Всё-таки сумел его поймать на крючок старый пран Нор-Лисс, поторопился менестрель, заявляя, что не струнах его души сыграть никому не под силу. Не зря же, не зря говорят, что у каждого человека есть больное место, в которое, при случае, умелый интриган всегда может ткнуть кривым ногтем.
С бумажного листа на него глядела Реналла.
Чёрные росчерки уголька, которым пользовался художник, не могли передать цвет волос, глаз и губ, но скупость линий лишь подчёркивала красоту девушки. Только лицо, причёска с упавшим на глаза локоном и кисти рук, подпиравшие подбородок.
Когда Ак-Карр успел её нарисовать? В ночь перед дуэлью или они были знакомы раньше?
— Нет, он не был в Аркайле до того злополучного осеннего бала. — Словно подслушал его мысли Нор-Лисс. — Так же как и прана Реналла из Дома Жёлтой Луны никогда не покидала материк. Скажу больше, она не покидала даже родового замка отца до той осени.
— Тогда как же… — Ланс потряс головой. Неужели, ему привиделся рисунок?
— Ак-Карр обладал магическим даром, но его отец отказался отдавать его в учёбу. Даже влияния его величества не хватило, чтобы убедить главу Дома Жемчужного Нарвала. Я полагаю, что Ак-Карра мог предвидеть будущее. Все его картины — какие-то кусочки будущего. Но вряд ли кому-то дано их увидеть.