Здесь выверном рыцарь загрызен, кровью хрипят менестрели,
Принцесса прощается с жизнью под завыванье метели.
Но стрелки «часов» замедлив, так показушно беспечен,
Глупо, ненужно, бесцельно я буду врать тебе вечно.
Возвращаться на родину Ланс, и вправду, не хотел. Он утратил ощущения связи с теми краями, где родился и вырос. Наследный замок? Так от него, пожалуй, одни развалины сейчас остались. Сколько лет он там не был? Десять? Пятнадцать? А может, и все двадцать. Близких родственников не осталось. Друзья? Друзей тоже не осталось. Коэл мёртв, а Регнар вряд ли захочет с ним общаться после того, как… О, Вседержитель! У него же ещё жена в Аркайле! Правда, он почти успел о ней забыть. И не вспомнил бы, если бы не…
— Пран Ланс! — Донёсся словно издалека голос короля. — Пран Ланс, вы слышите меня?
Менестрель открыл глаза. Зимний сад, полный яркой зелени и солнечного света закружился, будто хоровод снежинок в буранный день. Пришлось схватиться за край здоровенной бадьи, откуда тянулся ввысь коричневый и кривой ствол фикуса с широкими глянцевитыми листьями. Колени подкашивались. Сердце билось о рёбра, будто хотело вырваться из грудной клетки на свободу.
— Это была прекрасная мелодия! Величественная и печальная… — Ак-Орр смотрел без тени насмешки.
— Я назову её — «Зеленоглазое чудо», — отвечал альт Грегор, поражаясь, насколько слабо и жалобно звучит его голос.
— И я даже догадываюсь в чью честь. Но по рассказам Дар-Виллы я знаю, что у вас неполадки с сердцем. Вы побледнели, губы начали синеть. Мне показалось, что вы сейчас упадёте там, где стояли.
— Ничего, — Ланс тряхнул головой. Предательская слабость отступала по мере того, как выравнивалось дыхание. — Я ещё не собираюсь умирать. Просто показал вам, как вы сможете играть, если будете следовать моим указаниям.
— Увы, пран Ланс, я не льщу себе. Так я не смогу играть никогда. Во-первых, мне не хватит таланта… И не надо возражать! Во-вторых, надо начинать учиться не в пятьдесят с «хвостиком» лет, а гораздо раньше, в отрочестве. Тут точно так же, как и с фехтованием, я полагаю.
— Трудно возразить, — кивнул менестрель. — Вы проницательны, ваше величество, как и все монархи.
— А вы, кажется, научились льстить?
— Нет, я как говорил правду в глаза, так и продолжаю.
— Говорить правду легко и приятно, — согласился король. Ланс где-то раньше слышал эту фразу, но не мог вспомнить, где именно. — Скажу и я. До сих пор я только слышал вашем мастерстве, полагая, что молва слегка преувеличивает ваш талант и вашу славу. Но теперь я понимаю, что ошибался. Людская молва преуменьшала ваши достоинства. Вы — опасный человек?
— Почему?
— Благодаря своей власти над музыкой, вы способны управлять людьми. За вами пойдут.
— Возможно, — пожал плечами альт Грегор. — Однако беда в том, что мне некуда вести людей.
— И меня, как монарха, это радует. Но, как мне кажется, мы заболтались. Не приступить ли нам к занятиям?
И они приступили. Ни в бытность свою слушателем Трагерской академии, ни позже, путешествуя из замка в замок, из города в город, Ланс не встречал столь усердного ученика, как его величество Ак-Орр тер Шейл из Дома Белой Акулы. Король был готов десятки раз повторять движение смычка, пока не выйдет идеально. Брался с радостью за самые сложные и скучные гаммы. До седьмого пота отрабатывал движения палочек на цимбалах. Если бы не появление пухлого лысеющего прана в дублете с гербом, который изображал странную тварь, похожую на гриб, только со щупальцами вместо шляпки. Кланяясь и извиняясь, он призвал его величество отвлечься от музыки и вернуться к государственным делам.
Ак-Орр вытер трудовой пот со лба и согласился с доводами придворного. Ланс получил желанную свободу, а вместе с ней и обед, ибо оказалось, что музыкой они занимались без малого две стражи.
Так потянулись дни за днями.
Днём музыка с его величеством. После обеда — беседы с Нор-Лиссом.
К концу второй недели Ланс понял, что оба занятия увлекли его. Да, ему понравилось учить. Неизвестно, как обстояло бы дело, когда бы подопечный его воспринимал бы уроки с неохотой. Регнар рассказывал, что преподавал основы музыкальной грамоте дворянским и мещанским отпрыскам, ненавидевшим музыку больше, чем альт Грегор браккарцев. Крови они из него выпили преизрядно. Здесь же ученик сам порой подгонял учителя, которому приходилось слегка сдерживать коронованного непоседу. Не всегда в занятиях музыкой следует опережать события. Магия — инструмент сам по себе тонкий. Возьмёт, да и откажет от перенапряжения. Такие случаи были известны ещё лет сто пятьдесят назад и отнюдь не единичные. В то время менестрели частенько устраивали между собой состязания и музыкальные дуэли, пыжась, словно петухи, чтобы доказать своё превосходство. С тех пор честной магической схватке, осуждённой, прежде всего, Церковью, пришёл на смену достаточно меркантильный способ оценивать уровень мастерства — кому платят больше денег, тот лучший маг-музыкант.
Нор-Лисс, хитрый старик из Дома Чёрной Мурены, действовал не так напористо, как король, но исподволь завладел вниманием менестреля. Ланс и помыслить не мог, что магию можно использовать не только для создания мелодий. На самом деле, учёные Браккары и музыканты остального мира пользовались одними подходами, очень близкими магическими посылами и лишь немного отличающимися ухватками. Например, для осветления витражного и оконного стекла требовалось выгнать из расплава воздушные пузырьки. Во всём мире это делали так — давали стеклу остыть, потом разбивали кусок, выбирали самые светлые осколки снова плавили. Браккарцы же силой магии, похожей приложением на ту, с помощью которой играли на флейте, просто поднимали пузырьки из расплавленного стекла вверх. В итоге выходило, что чище и прозрачнее стекла не делал никто. Это же касалось и многого другого — закалки стали, обжига кирпичей, осветления полотна. Ланс всё ломал себе голову — зачем он нужен прану Нор-Лиссу, какую выгоду главный учёный или маг, это уж как кому нравится называть, хочет получить от общения с ним, менестрелем?
До сих пор головоломка не желала складываться, хоть ежедневно открывалось всё больше и больше её кусочков. Но альт Грегор не торопился. Зачем торопиться, если в своём времени ты всё равно не волен. Уплыть с Браккары по собственному желанию не получится, как ни старайся. Уж лучше ходить, любоваться миногами. Ну или беседовать с местными принцессами. Чего от него хочет Ирелла? До сегодняшнего дня она не удостоила его ни единым словом.
— Ваше высочество? — Ланс поклонился и изобразил на лице заинтересованность, смешанную спочтительностью. — Чем могу служить?
— Служить? — Принцесса скривила губы. — Зачем мне служба пьяницы, гуляки и убийцы?
— Ваше высочество… — Растерялся менестрель, не ожидавший подобной отповеди от дочери браккарского короля. — Кто вам наплёл про меня? Что за клевета?!
— Я с трудом удержалась, чтобы не толкнуть вас в спину! — не замечая его возражения, продолжала Ирелла. — Пусть бы миноги избавили мир от такого ничтожества, как вы, Ланс альт Грегор!
— Ваше высочество! — Ланс слегка возвысил голос, понимая, что речь рассерженной девушки может быть бесконечной. — Чем я прогневил вас? Если я и пьянствовал, то далеко-далеко, за много миль от Браккары! Если гулял, волочился за юбками, то это было очень давно! А убивать… Да, я убивал. Но все благородные праны убивают на войне или на дуэлях. Кто не способен убить, тот очень быстро сам лишается жизни.
— А вам доводилось терять человека, которого любишь? — Ирелла едва сдерживала рыдания.
«Этого ещё только не хватало, — подумал альт Грегор. — Сейчас закатит истерику, и попробуй потом докажи, что это не ты довёл до слёз дочь короля…»
— Не так давно погиб мой друг, которого я знал почти тридцать лет. Поверьте, мне было очень тяжело перенести эту утрату.
— Друг? — Она непонимающе округлила глаза. — Вы хотите сказать, что…
Тут уж настал черёд пугаться Лансу.
— Нет-нет… — Он взмахнул руками. — Просто друг! Он погиб из-за меня.
— А умирал ли кто-то, кого вы любили? Понимаете, любили!
Менестрель ненадолго задумался — а вдруг, и правда, было? Но нет, ни одна интрижка не заканчивалась смертью хорошенькой праны. Осталось лишь поблагодарить за это Вседержителя.
— К счастью, нет, ваше высочество.
— Но вы убивали тех, кто дорог другим!
— Вполне возможно, что убивал. Меня оправдывает лишь то, что и они пытались убить меня… — Попытался оправдаться Ланс.
Но Ирелла его не слушала:
— Вы убили Ак-Карра тер Веррона!
— Убил, но и что с… — И тут до менестреля дошло. Кстати он припомнил слова короля о желании Ак-Нарта обвенчать сына с одной из принцесс. И на что намекала Дар-Вилла, а именно — молодой забияка-художник пользовался благосклонностью у дочерей Ак-Орра. — Скажите, ваше высочество, вы любили его?
— Какое ваше дело, Ланс альт Грегор! — Она вскинула подбородок, но тут же кивнула. — Больше жизни. А вы убили его.
Ну, что тут возразишь? Как оправдаешься? Это для менестреля Ак-Карр — наглый мальчишка, оскорбивший его на глазах у Реналлы, а потом жульничавший во время дуэли до первой крови. А для неё он талантливый художник, интересный собеседник, прекрасный фехтовальщик… И вообще — человек, с которым не страшно связать судьбу. Было не страшно. До тех пор, пока старинная шпага Ланса альт Грегора не пробила ему горла во внутреннем дворике герцогского замка. Таким он и останется в её памяти. Навсегда. Весёлым, добрым, честным. А если бы Ак-Карр выжил в той дуэли, а потомм бывший посланник «додавил» бы короля и породнил Дом Жемчужного Нарвала и Дом Белой Акулы, то, прожив долгую жизнь в счастливом браке со своим избранником, она узнала бы заодно, что благородные праны бывают склочными и жадными, частенько напиваются, проигрываются в пух и в прах в кости или карты, волочатся за чужими жёнами, даже когда своя не утратила привлекательности, попадают в опалу за пустяковые проступки, уходят на войну и там гибнут или, того хуже, остаются калеками, за которыми нужно ухаживать до самой смерти, выполняя мелкие прихоти и капризы.