К «Голубятне» я вернулась как раз в тот момент, когда из заляпанной коричневой грязью кареты вышел отец. Он помогал маме спуститься, поэтому меня не заметил. Бросаться с криком и неожиданными объятиями к боевому магу — верх беспечности. Тренировка, привычка быть настороже могли сказаться в любой момент, а проверять быстроту реакции сопровождающего меня воина как-то не хотелось. Поэтому я замерла у стены и просто любовалась родителями и нежностью, сквозившей в каждом их движении.
Мягко высвободившись из рук папы, мама отошла на шаг от кареты и тут увидела меня.
— Льяна! — воскликнула она, и через мгновение я была в ее объятиях.
Мама расчувствовалась, целовала меня в щеки. Рядом стоял отец, радостно улыбался и, устав ждать своей очереди обнять дочь, обнял обеих своих девочек. Я была совершенно счастлива.
Когда первый восторг от долгожданной встречи пошел на убыль, отец, поцеловав меня в лоб, отошел к вознице, принял две большие сумки с вещами. Мама, положив руки мне на плечи, оглядывала меня, хвалила новый зимний плащ и купленные уже в городе ботинки. Папа, закинув на плечо одну сумку, держа вторую за лямки, подошел к нам и спросил:
— Льяна, за нами наблюдает человек. Заметила?
Сердце екнуло. Нужно было сообразить раньше, что отец увидит незнакомца и задаст правильные вопросы.
— Конечно. Οн меня оберегает, — шепотом призналась я, предчувствуя реакцию родителей.
Папа насторожился, напрягся, будто в любой момент ожидал нападения, перехватил сумки так, чтобы можно было колдовать обеими руками. Серые глаза потемнели, между черными бровями залегла морщина, линия рта, как и вообще черты лица, стала жесткой.
За короткий миг от маминой радости не осталось и следа. Мама испугалась. Это явственно читалось в распахнутых глазах, брови взметнулись вверх, полные губы приоткрылись, будто она, бросив на отца растерянный взгляд, не решилась заговорить. Выскользнувший из-под платка завиток казался на фоне бледной щеки знаком вопроса.
— Все расскажу по порядку, — пообещала я, с досадой отметив, как дрожит мой тихий голос.
Отец вздохнул, бросил быстрый взгляд в сторону моего сопровождающего и решил:
— Пойду поздороваюсь.
Они с воином говорили недолго, перекинулись буквально парой фраз. Но тревожность отца, как и страх мамы, никуда не делась и отчетливо ощущалась, когда мы входили в «Голубятню», располагались за столом и заказывали ужин. Οтец поднялся в комнату, оставил там вещи, нахмурился, когда проходил мимо расположившегося за другим столом воина лорда Адсида.
— Рассказывай, — сев напротив, отец смотрел на меня требовательно и серьезно.
Мама, желая подбодрить, положила руку на мои озябшие пальцы.
И я начала с новости о королевском приказе, обязывающем меня участвовать в отборе невест для принца полудракона. Официальную бумагу я принесла с собой, отец читал ее первым. Прямо кожей чувствовала, что с каждым прочитанным словом он становится злей. Продолжение рабства не обеляло даже то, что знатные девушки оказались в таком же положении, как и я.
Принесли ужин. Мы ели в молчании. Родителям, особенно отцу, нужно было вначале свыкнуться с моим изменившимся статусом. Но, как и предполагалось, радостей и восторгов из-за того, что я могла стать женой Его Высочества Зуара, наследника трона Аролинга, не возникло.
Потом мы поднялись наверх, в комнату, оставив моего охранника в общем зале. Это был долгий разговор, точнее, мой монолог. Мама сидела рядом со мной на застеленной пестрой тканью кровати, а отец, сложив руки на груди, мерил шагами узкую комнату. Под его ногами скрипела половица, и, кроме моего тихого и постепенно сипнущего голоса, этот скрип и шаги отца были единственными звуками в комнате.
Я рассказывала только о главном. Об испытаниях, о заговоре леди, о магическом опекунстве, о том, что лорд Цорей начал ухаживать за мной, а лорд Такенд нашел документы о родословной. Преодолев внутреннее сопротивление, все же упомянула и письма принца Зуара.
Когда я закончила рассказ, за окном совсем стемнело, а в тусклом сиянии настенных светильников отец казался суровым и воинственным. Мама мне явно сочувствовала, но молчала, обнимая. Отец ещё пару раз прошелся по комнате, остановился напротив.
— Не знаю, как благодарить лорда Адсида, — заключил он. — Вся эта история исключительно некрасивая, и ты без его помощи не справилась бы. В то же время меня очень смущает, что он не озвучил своих требований. Не сказал, чего хочет за помощь, если ты не выиграешь отбор. Услуги, подобные магическому опекунству, не бывают бескорыстными.
— Он очень благородно поступил, защитив тебя «Семейным спокойствием», — заговорила мама. — Но в чем причина этого внезапного благородного порыва? Ты даже сейчас сказала, что ректор за все время твоей учебы на тебя и не глянул. Отец прав. Бесплатно такие услуги не оказывают. Ты еще пока не знаешь, чего он от тебя хочет и сможешь ли ты оплатить счет, который тебе потом предъявят.
Γлядя на серьезного и мрачного отца, я похвалила себя за то, что не упомянула неудачную шутку лорда Адсида. Оброни я хоть слово об обязательстве выйти за него замуж и родить ему двух сыновей, никогда не смогла бы убедить родителей в том, что Шэнли Адсид способен на благородство.
Стараясь не показывать, что подозрительное отношение к лорду Адсиду меня обижает, я рассказывала о нашем общении с ним. Все казалось, знай они его хоть немножко, не говорили бы, что опытный политик его уровня обязательно во всем преследует свои и только свои интересы.
— Сколько ему лет? — спросил внимательно слушавший меня отец. Левая поднятая бровь выдавала его скепсис.
— Сто двадцать семь, — твердо ответила я.
— Какие точные сведения, — усмехнулся он. — Лорд Адсид красив?
— И очень обаятелен, — сердце колотилось от волнения, кулаки пришлось сжать, чтобы не показывать, как дрожат пальцы.
— Надеюсь, ты защищаешь его из-за действия «Семейного спокойствия», а не из-за влюбленности.
Οн явно хотел еще что-то сказать, но я не сдержалась:
— Я защищала бы его в любом случае. Потому что он этого достоин! — получилось громко, напористо, с вызовом. О чем я ни капли не жалела, хотя отец нахмурился.
— Эткур, — мягко окликнула его мама, положив ладонь мне на плечо. — Он и в самом деле пока показал себя с наилучшей стороны. Льяна права, он очень помогает. Ей и, как теперь становится понятно, нам тоже. Тут не нужно «Семейное спокойствие», чтобы это видеть.
Отец открыл рот, но все же решил не спорить. К счастью, потому что терпеть нападки на лорда Адсида я не собиралась!
— Ты начала говорить о снах, о видениях… Расскажи-ка подробней, — поставив стул так, чтобы сидеть напротив меня, велел отец.
Ему и маме не нравились ни сами сны, ни то, что лорд Адсид тоже знал об этой моей особенности. Причем на упоминание ректора отец отреагировал как-то даже болезненно. А я значительно позже догадалась, что папа приревновал меня к лорду Адсиду.
— У моего отца была десятка, — задумчиво пробормотала мама и, встретившись со мной взглядом уточнила: — В тех воспоминаниях, которые видела бабушка Зольди, была десятка. И очень много блоков, не только исчезнувшие куски памяти.
— А еще Нальяс очень странно относился к драконам, — подметил отец, нервно постукивая пальцами по плечу. — Если говорил о ком-то подлом, обзывал его бронзовым драконом. Не знаю, почему. Он никогда не объяснял.
— Странно, — согласилась я.
Вспомнился рассказ лорда Цорея о драконьей охоте, возникший перед глазами образ летящего к земле бронзового ящера. Наверняка отторжение, которое он вызывал, было связано с дедушкой Нальясом. Пусть я была маленькая, но могла что-то слышать, а из-за этих смутных воспоминаний и пыталась мысленно заменить бронзового дракона на черного.
— О чем задумалась? — погладив меня по голове, мама наклонилась так, чтобы видеть мое лицо.
— Принц Зуар и Владыка Талаас — бронзовые драконы, — вздохнула я и, видя, какими настороженными взглядами обменялись родители, спросила. — А что дедушка говорил о черных?
Отец немного помолчал, потом покачал головой и, будто прося прощения, пожал плечами:
— Так сразу не вспомнить. Это было давно. Но общее ощущение осталось уважительное что ли…
Я кивнула, а мысли вновь вернулись к принцу, к его письмам, которые еще днем казались мне неуместными и озадачивающими знаками внимания, а теперь и вовсе вспоминались с легким раздражением.
На почтовой площади зазвонили колокольчики часов. Я вздрогнула, глянула в окно, прислушиваясь. Часы играли особую мелодию, под которую в девять утра и в девять вечера на маленький балкончик выходили фигурки. Не представляла, что уже так поздно!
— Тебя проводить в университет? — спросил отец.
Я отрицательно покачала головой.
— Нет, спасибо. Отдыхай. Лорд Адсид дал своему воину задание сопровождать меня до самой комнаты.
— Когда ты придешь завтра? — мама крепче обняла меня. — Вечером, после учебы?
— Нет, пропущу завтра занятия. Невест освободили, алхимии завтра не будет… Но не знаю, когда приду. Все зависит от того, когда лорд Адсид найдет для меня время, — объяснила я.
— Что-то последнее время в твоей жизни многое зависит от лорда Адсида, — недовольно хмыкнул отец.
— Конечно, Эткур, — строго вмешалась мама. — Это совершенно естественно. Лорд ректор — единственный, кому судьба нашей дочери небезразлична не только на словах.
— Мне все больше интересно, почему, — сердито бросил отец.
Я тяжело вздохнула. Нет, разумеется, наивно было бы считать, что родители мгновенно, как по волшебству, изменят свое отношение к кедвоскому лорду. Но необходимость защищать от родных Шэнли Адсида выматывала меня, истощала хуже драконьей формулы. Нападки отца казались настолько несправедливыми, что на глаза наворачивались слезы обиды.
— Вы его просто не знаете, — мой голос прозвучал сипло, но удивительно твердо. Хотя встретиться взглядом с отцом или мамой я не решилась. — Мне тоже было очень сложно начать ему доверять. Но он доверия стоит, как никто другой!