Белому дракону было жаль Мадаис, хотя он признавался себе, что, двигай им тогда только сострадание, он позволил бы женщине умереть без боли. Но он лечил, пил восстанавливающие резерв зелья и снова занимался целительством. Потому что больше всего на свете ему хотелось хоть что-нибудь исправить.
Разрушение империи, смерти многих сотен, возможно, тысяч эльфов и людей. Нелепая, но от этого не менее трагичная смерть Теферта, которого так и не удалось похоронить с почестями. Смерть Беэлена, настоящего лидера и хорошего друга, из-за которого Фиред и ввязался в эту авантюру с братством. Смерть госпожи Наззьяты, сочувствующей молодым драконам. Запрет сам-андрун посещать места восстановления запала.
Фиреда тогда преследовало неизбывное чувство вины, которое не притупляло даже то, что он не помогал Талаасу забирать диск, не знал, что глава братства начал ритуал с неполным набором камней. Но он и не мешал Талаасу. Не послушался лорда Старенса и сам-андрун, позволил Талаасу запустить всю цепочку разрушительных последствий. Оставался верен кровной клятве братства, предав этим общину.
Выхаживая Мадаис, а потом подлечивая бегущих из разрушенной империи эльфов и людей, Фиред делал это для себя. Он боролся с виной и чинил, что мог. Он не задумывался о том, что благодаря ему родится миф о великодушии драконов. Потом, когда природная расчетливость и цинизм вернули Фиреду ясность мышления, он обратил миф себе на пользу.
Думая о Мадаис, дракон в который раз пожалел, что не познакомился с ней до того, как ментальные удары Талааса обрушились на ее сознание. Она была вдумчивой и трезвомыслящей. Конечно, она редко владела и третью сведений, необходимых для правильной оценки ситуации, но даже так ни разу на памяти Фиреда не сказала глупость, а порой ее советы оказывались дельными.
К счастью, способность рассуждать, держать себя в руках и сохранять видимость спокойствия Зуар унаследовал от матери. Будь он почти полной копией отца не только внешне, сладить с ним было бы очень трудно.
Мысли о принце вернули Фиреда к размышлениям о девочке. Он никак не мог понять, почему считал, что когда-то был с ней знаком и даже связан волшебством. Вспоминая Льяну, совершенно растерянную и ошеломленную после ритуала, крутил ее образ в голове и так, и эдак. Не придумав никакого объяснения, утешился предположением, что дар девочки просто ему примелькался за столько времени.
ГЛАВА 5
Его Величество Иокарий был недоволен и, вызвав к себе с утра леди Сифгис, князя Оторонского, лорда Татторей и лорда Адсида, даже не собирался это скрывать. Брови сошлись на переносице, порывистые движения выдавали раздражение, как и манера теребить церемониальную цепь с каменьями.
Глядя на кроваво-красные и розовые всполохи в рубинах древнего защитного артефакта, лорд Адсид с глухой досадой отметил, что не ошибся в своей оценке реакции короля. Тот не одобрял решения Видящей и не примирился с ним за прошедший после ритуала неполный день. Ректор связывал это с заметным волнением князя. Тот время от времени потирал руки и с надеждой поглядывал на других родителей благородных невест, явно ожидая их поддержки. При этом он не выглядел огорченным, значит, смог склонить правителя на свою сторону. Все интересы князя в последние дни сводились только к устройству брака дочери с принцем всеми правдами и неправдами, поэтому лорд Адсид догадывался, что аудиенция будет интересной.
Наблюдательность не подвела — разговор и в самом деле получился любопытный. Его Величество потребовал, чтобы леди Сифгис в мельчайших подробностях вспомнила ритуал. Он постоянно прерывал рассказчицу, задавал «наводящие» вопросы и преследовал только одну цель: получить те ответы, которые понравились бы ему. А королю нравились ответы, дающие возможность предположить, что решение Видящей было слишком поспешным и недостаточно взвешенным. Поэтому результат и оказался таким неожиданным для большинства.
Лорд Адсид следил за все больше веселеющим князем, за скупо улыбающимся лордом Татторей, которому импонировал ход разговора, и внимательно слушал прерывистый рассказ леди Сифгис. Сиятельному ректору, как и Его Величеству, не раз доводилось участвовать в ритуалах Арабел. Оттого не стало неожиданностью ни описание потоков, вовлекших в волшебство, ни ощущение несамостоятельности и благостной покорности чужой воле. У леди Сифгис, утратившей контроль над собой, подчиняющая магия Видящей вызвала вначале восторг, а потом неприятие, отторжение и желание вырваться из сети чар.
Такая окраска связи лорда Адсида несколько удивила, за собой он подобного в ритуалах не замечал. Для себя он объяснил различие тем, что никогда и не чувствовал полной утраты контроля. Все же природной десятке Видящей было трудно полностью покорить дар сопоставимой силы, но на исход ритуала это никогда не влияло.
Еще одной странностью стало сделанное вскользь упоминание некоторой нестабильности волшебства. Леди Сифгис обозначила ее «временным потускнением нитей» и тут же оправдала тем, что Арабел пришлось удерживать в ритуале одиннадцать очень разных по силе даров. Лорд Адсид предпочел промолчать и не напоминать собравшимся, что во время летнего испытания Видящая контролировала в ритуале одиннадцать даров и пятерых людей, лишенных магии. Это, конечно, вычерпало ее резерв почти полностью, но на стабильности чар не сказалось.
Леди Сифгис быстро поняла, какую историю от нее хотят слышать, и рассказывала так, как требовалось. Кому нужны правдивые сведения о ритуале, если речь идет о благосклонности Его Величества и союзника, недавно обретенного в лице князя Оторонского?
Правитель кривил губы в неком подобии улыбки, но все равно не выглядел обрадованным, скорей серьезным и озадаченным. Лорд Адсид догадывался, в чем дело. Король без труда подтолкнул леди Сифгис к нужным высказываниям, а вот проделать то же самое с Арабел будет практически невозможно. И хмурый Иокарий это знал.
Разговор шел по установленному правителем и князем сценарию и постепенно подводил присутствующих к мысли, что нужно подробно расспросить Видящую, а сам ритуал неплохо бы повторить. Для того, чтобы назначить второй ритуал, требовались серьезные основания и согласие принца Зуара. Его можно было бы убедить, только посеяв сомнения в том, что Льяна выиграла честно, а не обманом. Например, использовала приворотное зелье.
Вероятность того, что Арабел согласится на повторный ритуал, лорд Адсид считал ничтожно малой. Попытка очернить Льяну раздражала и казалась ему оскорбительной. Οткуда только берется это вечное стремление втоптать в грязь неугодного?
— Бывшая рабыня не могла не ухватиться за шанс стать принцессой, — снисходительно улыбнулся князь. — Это естественно. Это настолько понятно, что даже осуждать сложно.
Лорд Адсид отлично помнил, как девушка не хотела участвовать в отборе, а уж тем более выиграть. И сейчас, отчетливо ощущая эмоции Льяны, он был уверен, что она плачет. Совершенно определенно не от счастья.
— Да, — благосклонно кивнул правитель, — соблазн помочь себе в таком случае исключительно велик.
— Не думаю, что такие предположения помогут нам верно оценить ритуал, — встретившись взглядом с королем, заметил лорд Адсид. — Мы все знаем, кто и с чьего благословения пользовался Либесерум.
— Ваше желание защитить подопечную похвально, но нужно рассматривать все возможности, — в голосе венценосного эльфа слышалась досада, а сами слова больше походили на отповедь. — Напоминаю, что мы говорим о том, кто станет будущей правительницей Аролинга.
— Именно поэтому я считаю, что попытки обвинить госпожу Льяну в использовании приворота ни к чему хорошему не приведут, — твердо возразил лорд Адсид. — Вы слышали, как на подобные обвинения отреагировал принц. Вы слышали, как он охарактеризовал свою невесту. Ему нужны будут доказательства, серьезные аргументы. Все они разобьются сразу же, и никакая подтасовка не поможет.
Его Величество ухмыльнулся и хотел возразить, но лорд Адсид невозмутимо продолжил:
— Они разобьются о нищенское положение госпожи Льяны. У нее нет средств купить ни одно приворотное зелье. У нее нет средств купить даже ингредиенты для подобных составов, — наблюдая за выражением лица собеседника, ректор предвосхитил следующий выпад: — На всякий случай сразу уточню, что взять условно опасные составляющие из университетских запасов она тоже не могла.
Правитель досадливо поморщился и сложил руки на груди. Князь Оторонский помрачнел. Он явно возлагал надежды на то, что удастся еще и всему миру доказать правдивость высказываний отчаявшейся Сивины.
— В результате попытки обвинить госпожу Льяну в использовании приворота, как и попытки на этом основании отстранить ее от второго ритуала, навредят нам же. Нас ждет осложнение отношений с Аролингом, — лорд Адсид чувствовал, что ещё не вывел Льяну из-под удара. Слишком нравилась князю и королю идея поквитаться с девушкой за неудобный выбор Видящей. Ректору срочно нужен был сильный союзник, который, к счастью, стоял рядом. — Нас заподозрят в том, что мы просто не хотим отдавать соседям перспективную восьмерку, аристократическое происхождение которой уже доказано. У нас ведь есть и свои молодые лорды, нуждающиеся в здоровых магически одаренных девушках с безупречной репутацией.
— Лорд Адсид прав, — вступил в беседу лорд Татторей. — У девушки не было возможностей ни купить, ни использовать приворотное зелье. Высказывая легко опровергаемые подозрения, мы выставим себя в неприглядном свете. К тому же не стоит забывать, что принц несколько раз выделял ее. И на приеме в посольстве, и во время первой встречи. Он может посчитать, что мы, бросая на нее тень, лишь пытаемся не дать ему то, что ему пришлось по нраву.
— Нужно поискать другой выход из сложившейся ситуации, — нехотя признал Иокарий.
Он недовольно хмурился, опять начал теребить цепь и мрачно поглядывал на ректора, будто ожидал от него чудесного решения или хотя бы дельных предложений. Но лорд Адсид молчал. Он не испытывал никакого желания напоминать о том, что, заметив странные перемены в поведении девушки и явную заинтересованность аролингцев в самой сильной претендентке, уже пытался отстранить ее от участия. Ректор дважды до посольского приема говорил королю о возможности сослаться на сильное влияние магической десятки опекуна на Льяну.