Магия обреченных — страница 15 из 67

Но у Софа теперь свои виды на маленькую сгорнийку. Если она способна перевернуть жизнь целой страны, то уж наверное ей не составит труда раздавить, как гадину, правителя этой самой страны. Нужно только подобрать к ней ключик, войти в доверие, а потом аккуратно так, осторожненько направить ее мысли в правильное русло. Задача как раз для него, Софа Омри. Торопиться некуда. У него будет достаточно времени, чтобы присмотреться к девчонке, разобраться в тайных струнках ее души, а заодно и разузнать побольше о ее скрытых способностях.

Какая удача, что Кармал решил поселить сгорнийку во дворце. У первого советника множество союзников среди придворных и своих людей среди челяди. А это значит, что ни одно сколько-нибудь заметное событие в жизни девчонки не ускользнет от его внимания. Кроме того, во дворце легко устроить «случайную» встречу, множество случайных встреч, которые естественным образом выльются во встречи намеренные, долгие приятельские беседы, дружеские отношения… Как хорошо, что Кармал отправил за девочкой именно его, Омри. Теперь первый советник сможет общаться с маленькой дикаркой на правах старого доброго знакомого. Он уже за время пути сумел многого достичь. Девочка больше не молчит постоянно, как в первые дни после отъезда. Глядишь, скоро совсем разговорится…

Сладкие мечты не оставляли первого советника до самого Плоскогорья. Но едва путешественники добрались до первого нагорнийского селения, как мечты эти были грубо растоптаны. Дурные предчувствия и злость, охватившие Софа Омри, когда он распознал в одном из встречных всадников Кармалову девку, сменились безумной яростью, когда она передала советнику приказ владыки.

Позже, на постоялом дворе, куда Соф по распоряжению этой дряни привез маленькую сгорнийку, ему немного полегчало. Хотя попытка подслушать разговор наложницы с девочкой не удалась – говорили они тихо, а стена, разделявшая комнаты, была довольно толстой, – советник сообразил, что теперь, находясь под защитой Красного айкаса, легко выследит Алмель с девчонкой и никто об этом не узнает.

И когда проклятая девка велела Софу возвращаться в столицу, оставив ребенка на ее попечение, советник не стал спорить. Спокойно сел на козлы своего шарабана, выехал из селения, съехал с большака, спрятал айранов и повозку в придорожном лесочке и стал поджидать всадников.

Глава 10

Не прошло и двух дней, как нагорн и Хайна покинули Западные Горы, а искусственное благодушие лорда Хедрига, вызванное пакостным зельем, сменилось своей полной противоположностью. Старик готов был собственноручно рвать на себе бороду. Домочадцы при его появлении испуганно пищали и шарахались по темным углам, точно вороватые шастики.

– Дурак! Старый дурак! – бормотал лорд, мечась по тесной пещерке своих личных покоев. – Где была твоя тупая башка, когда ты увидел этого нагорна и его воз, набитый драгоценным товаром? Где это слыхано, чтобы нагорны поднимались к вершинам прикупить ребенка сгорнов? Когда они вообще в последний раз поднимались к вершинам? И помнишь ли ты хоть один случай, чтобы Верховный лорд добровольно согласился расстаться с самым могущественным из своих Айкасов? Или, может быть, тебе известны случаи, когда владыка Плоскогорья одаривал кого-то из владетельных лордов мервалами? Все, буквально все кричало о том, что девочка стоит дороже всех сокровищ Плоскогорья, вместе взятых! С чего ты решил, будто высокая цена – честная цена? Где ты видел нагорнов, этих торгашей, всосавших тягу к обману с молоком матери, которые сразу предлагали бы за товар честную цену?

Вдосталь набегавшись и напричитавшись, Хедриг устало опустился в кресло и закрыл лицо руками. Больше всего его угнетала мысль, которую он так и не высказал вслух. Если цена Хайны так высока, значит, она обладает неведомым редким Даром исключительной силы. Даром, который не способны обнаружить сгорнийские айкасы. И может быть, этот Дар для рода полезнее, чем горы продовольствия, топлива и теплой одежды.

А теперь возможность использовать неизвестный Дар на благо рода упущена навсегда. Мысль о том, что род получил за Хайну гораздо больше, чем за любого из своих детей, тогда как по закону не должен был получить ничего, утешала мало. Ведь девочка избежала смерти в пасти сайлаха отнюдь не из-за дальновидности или мудрости Хедрига, а исключительно по душевной доброте Аины, которая благодаря своему заступничеству впала в немилость до конца жизни. Получается, что глава рода свалял грандиозного дурака не первый раз…

Лорд Хедриг отнял руки от лица, и взгляд его упал на флакон с бальзамом нагорна, стоящий на столе. Старик в сердцах сплюнул. Это из-за него, из-за проклятого дурмана он потерял остатки разума и отдал Хайну безо всяких условий. Ему даже в голову не пришло связаться магически с лордом Региусом и потребовать объяснений: кому и зачем понадобилась девочка? Какой у нее Дар и откуда о нем стало известно? Он мог пригрозить, что не отдаст ребенка, пока не получит ответа на все свои вопросы. А чтобы Региус не вздумал крутить, можно было выманить у этого негодяя-советника Красный айкас. Можно было… А! Какая теперь разница! Сделанного не воротишь…

И все же откуда владыка Плоскогорья мог узнать о Даре Хайны? Толстяк советник говорил что-то о соглядатаях владыки, подслушивающих всякие разговоры в тавернах и людных местах. Допустим, один из них терся в той корчме, где столовались домочадцы Лорда Хедрига, поехавшие на Ярмарку. Женщины и впрямь могли болтать об Аине, ведь тогда не прошло и трех лун с тех пор, как она не вернулась из похода за шерстью. Немудрено и то, что речь зашла о Хайне, которая пропала вместе с ней. Но что в этих пересудах могло навести владыку Кармала или лорда Региуса на мысль о необыкновенном Даре Хайны? Надо бы подробно расспросить всех, кто ездил тогда на Ярмарку, да всех не получится – почти весь молодняк продан в богатые дома на Плоскогорье или на Восток, смотрителям рудников.

Лорд Хедриг отцепил от пояса связку айкасов, выбрал синий камень и послал вызов Лойле, старшей жене сына-наследника. Ее взяли на Ярмарку, чтобы она присматривала за девицами, которых везли на продажу. Других женщин в обозе не было. А про Хайну болтали скорее всего женщины.

Лойла вошла в покои Лорда на подгибающихся от страха ногах.

– Ты звал меня, господин?

– Сядь. Не трясись, я не собираюсь тебя наказывать. Летом на Ярмарке ты присматривала за девицами. Ты находилась при них неотлучно?

– Да, господин. Пока их не продали.

– Стало быть, должна была слышать все их разговоры. Подумай хорошенько и припомни: они болтали о Хайне? Да не трясись, я сказал! Ничего плохого я тебе не сделаю. Только припомни все хорошенько.

– Слушаюсь, господин. Как я помню, разговор о Хайне был только один. Кто-то из девочек… Санни, по-моему… Да, Санни спросила у остальных, как они думают: могла ли Хайна уцелеть и добраться до Плоскогорья. Девочки подняли ее на смех. Мол, до Плоскогорья в одиночку не доберется никто, а у Хайны к тому же нет оберега, и вообще она хворая, даже в горах задыхалась, а уж внизу ей мигом конец пришел бы…

– Ну? Дальше.

– Санни их смех разозлил, она закричала, что сами они хворые, а Хайна проводила в горах по две луны даже ранней весной и поздней осенью, когда здоровые мужчины за один день простывают так, что потом неделями не могут оправиться, если ты, господин, их не исцелишь. Девочки загалдели, кто-то разумно возразил: «Ну и что с того? Сколько бы Хайна ни бродила по горам, всем известно, что она не жилец. С Бледной нежитью долго не протянешь». Но Санни уже разошлась так, что стала бы спорить с чем угодно, даже с тем, что снег белый. Она понесла какую-то ахинею…

– Лойла, я просил тебя вспомнить этот разговор как можно точнее. Лучше всего дословно. В том числе и ахинею, которую несла Санни.

Женщина потупилась и нервно стиснула в горсти подол юбки.

– Простите, господин. Я… я попробую. Санни сказала: «С чего ты взяла, что это всем известно? Откуда известно, если до сих пор всех рожденных с Бледной нежитью сразу же приносили в жертву сайлахам? Что вообще такое – эта Бледная нежить? Белые волосы, брови и ресницы? Светлые глаза? От этого, по-вашему, умирают? У Хайны ничего не отнималось, не гноилось, не покрывалось язвами, не распухало. Да, она была слабенькой, кашляла и задыхалась, ее часто лихорадило. Но любой будет слабеньким и хилым, если его не кормить, одевать в худые обноски и дюжинами дней держать в горах на голых камнях. Посмотрела бы я, сколько вы проживете при таком обращении!» На этом, господин, я положила спору конец. Велела Санни не говорить глупостей, а остальным – заканчивать трапезу.

– И больше разговоров о Хайне не было?

– Нет, господин. При мне – нет. Может, девочки и шептались между собой, но я не слышала.

– Ладно, ступай. Только потрудись не оповещать о нашем разговоре всех и каждого.

Лойла ушла, а старый лорд задумался. Пустая болтовня Санни вдруг показалась ему поразительно глубокомысленной. Если какая-то истина твердо усвоена еще в детстве, если человек ни разу не столкнулся нос к носу с фактами, ее опровергающими, или с людьми иных убеждений, ему никогда не придет в голову подвергнуть эту истину сомнению. Предание о Бледной нежити, врожденном недуге, неизбежно приводящем к ранней смерти, лорд Хедриг слышал, еще сидя на коленях у матери. Примерно в то же время узнал он и об обычае приносить пораженных Бледной нежитью младенцев в жертву сайлахам. И за пять с лишним дюжин лет, прошедших с тех пор, он ни разу не заметил несообразностей, связанных с преданием и обычаем. Только дерзкие речи легкомысленной болтушки открыли старику глаза.

В самом деле, откуда известно, что недуг ребенка-уродца смертелен, когда всех детей с этим уродством убивают, едва они успевают появиться на свет? Ну, допустим, сведения пришли из глубокой древности. Но для того чтобы появилась твердая уверенность в смертельном исходе недуга, нужно, чтобы родились и умерли своей смертью десятки, если не сотни пораженных этим недугом детей. А Бледная нежить по преданию приходит в род раз в столетие. Но пускай даже легенда правдива и белые уродцы действительно живут не больше дюжины солнц. Зачем непременно приносить их в жертву? У сгорнов рождается достаточно хворых детей, многие из них не доживают до отрочества, но никому в голову не приходит отнести их сайлахам. Возиться с недужными особо не возятся – помрут так помрут, но убивать не убивают.