[4] и чимичурри[5]. Грейс уставилась на него и захлопала ресницами.
– Кажется, он желает филе-миньон в чесночном соусе с петрушкой, – встряла я. – По особому рецепту шеф-повара.
Ее мордашка прояснилась.
– Что будете пить?
Мы оба заказали воду со льдом, и девица вновь отчалила, покачивая кормой.
Крест поморщился.
– Что? Внезапная смена парадигмы? – спросила я.
– Не терплю некомпетентности. Она работает в ресторане латиноамериканской кухни и обязана знать хотя бы названия блюд и то, как они произносятся. Возможно, бедняжка старается изо всех сил… – Он огляделся. – Надо сказать, местечко не слишком вдохновляет на задушевные разговоры.
– Не нравятся мои вкусы?
– Не очень.
Я пожала плечами.
– Ты какая-то… враждебно настроенная.
Но фразу он произнес отнюдь не сердито. Напротив, в его голосе прозвучало веселье.
– Полагаешь, я должна была выбрать спокойное заведение с изысканной обстановкой, подходящей для бесед тет-а-тет?
– А ты ведь могла бы.
– Зачем? Ты сам навязался, почему бы мне хотя бы не поесть вкусно?
Он сделал другую попытку:
– Я никогда прежде не встречал такую, как ты.
– Что совсем неплохо. Люди, подобные мне, не любят, когда им садятся на шею. Мы способны и ноги нахалам переломать.
– Неужели? – Крест усмехнулся.
Никак он со мной флиртует?
– Что?
– Переломать мне ноги.
– Да. При определенных обстоятельствах.
– У меня коричневый пояс по карате, – его, похоже, забавлял мой образ «сильной и независимый женщины». – Мы могли бы провести учебный бой.
Любопытно! Я расплылась в психопатической ухмылке, жахнув разом из всех стволов:
– Коричневый, значит? Ух ты! Но не забывай, я зарабатываю на жизнь, ломая ноги другим, зато ты…
– Чиню носы? – перебил он.
– Я хотела сказать, штопаешь трупы, но ты прав, твой пример мне нравится больше.
Мы улыбались друг другу.
Тут к нашему столу причалила Грейс с двумя тарелками. На сей раз она не успела осчастливить дока акульим оскалом: ее позвали.
– Слушай, а здесь отлично кормят, – заявил Крест, попробовав того-сего.
«И дешево», – мысленно добавила я, состроив гримасу: мол, а тебе что говорили!
– Если ты пообещаешь не ломать мне ноги, я брошу потуги произвести на тебя впечатление.
– Идет. Где выучился испанскому?
– У отца. Он бегло говорил на шести языках, а сколько понимал – Бог весть. Мой папа был антропологом старой закваски. Мы с ним два года провели в Мексике. Жили около храмового комплекса Темпло Майор.
Приподняв бровь, я взяла бутылочку с острым соусом, стилизованную под фигурку божка, и поставила перед доком.
– Тлалок, – тотчас угадал он. – Бог дождя.
– Расскажи про Темпло Майор.
– Ну… там было жарко и пыльно.
Он поведал мне о своем отце, старавшемся понять давно умерших людей, о восхождении по бесконечной лестнице на вершину сооружения, туда, где на мир взирали два капища. В те годы он иногда спал под бескрайним небом у резных стен пирамиды и ему снились жуткие жрецы… Каким-то образом его голос перекрыл ресторанный гул, превратив болтовню завсегдатаев в белый шум. Это было столь замечательно, что я могла бы поклясться, в нем есть некая магия, хотя от дока не исходило ни намека на силу. Вероятно, то было человеческое волшебство, порожденное обаянием и дружеской беседой, которое я часто недооценивала.
Он все говорил, а я слушала приятный голос и смотрела на парня. В нем чувствовалось нечто умиротворяющее, хотя я и не знала, что именно: раскованность или полная невосприимчивость к моим суровым взглядам. Он оказался забавен, однако не пытался балагурить, умен без показной эрудиции, и давал понять, что ничего не ожидает взамен.
Обед незаметно затянулся, вдруг оказалось, что уже половина второго, и мне пора.
– Я прекрасно провел время, Кейт. Впрочем, это очевидно. Я ведь болтал без умолку. Тебе следовало меня остановить.
– Мне интересно тебя слушать.
Он недоверчиво прищурился и объявил:
– В следующий раз – твоя очередь говорить.
– Что?
– Ты не откажешься со мной поужинать?
– Пожалуй, не откажусь, – выпалила я, не успев прикусить язык.
– Значит, сегодня вечером? – с надеждой спросил он.
– Попытаюсь выбраться, – искренне пообещала я. – Позвони часиков в шесть.
И, на случай, если магический прилив вырубит телефоны, дала ему свой адрес. Настояв на том, что сама за себя заплачу, отклонила предложение проводить меня до машины. День, когда мне потребуется эскорт, еще не наступил. Знаю одно: когда этот час пробьет, я отдам свою саблю провожатому – и только тому, кто сумеет обращаться с «Погибелью».
– Достопочтимый мистер Натараджа был бы рад побеседовать с вами, – произнес в трубке интеллигентный мужской голос. – Однако его расписание заполнено на следующий месяц.
Вздохнув, я побарабанила пальцами по кухонному столу Грега.
– Извините, не расслышала ваше имя…
– Чарльз Коул.
– Послушай меня, Чарли. Немедленно соедини меня с Ровеной, и тогда я не сообщу Натарадже, что ты учинил препятствия назначенному орденом следователю.
На том конце помолчали, потом Чарльз слегка натянутым тоном сказал:
– Подождите минуту, пожалуйста.
Я промолчала, весьма довольная собой. В трубке щелкнуло, и раздался хорошо поставленный голос Ровены:
– Прими мои глубочайшие извинения, Кейт. Произошло прискорбное недоразумение.
Один ноль в мою пользу.
– Никаких обид, – ответила я, поскольку вполне могла позволить себе великодушие. – Мне сообщили, что Натараджа не прочь со мной поболтать.
– Верно. К сожалению, Натараджа сейчас уехал. Знай он о твоем визите, без сомнения, отложил бы дела. Он вернется вечером, и я буду тебе крайне признательна, если ты согласишься посетить нас попозже. Например, в два часа ночи.
Один-один. Она сравняла счет.
– Без проблем.
– Спасибо, Кейт.
Мы тепло попрощались. Ровена умудрялась любую беседу незаметно переводить в личную плоскость, словно бы предмет разговора был важен для нее самой, и отказ от уступки выглядел персональным оскорблением. В итоге выгода оказалась обоюдной: если ты соглашался на ее просьбу, она реагировала так, будто ей делали великое одолжение. Полезное искусство. Хотела бы я им овладеть. Впрочем, у меня нет ни времени, ни терпения.
Я опять побарабанила ногтями по столу. И что теперь? Прежде чем исключать Корвина из списка подозреваемых, я должна с ним поговорить. А больше никого в моем списке-то и нет. Возможно, если я сильно разозлю Натараджу, он снабдит меня другими наводками, но до этого момента еще двенадцать часов. Я огляделась. Квартира утратила безупречный вид. Подоконники покрылись пылью, в раковине скопились грязные тарелки. Я заставила себя встать со стула и поплелась на поиски тряпок, щетки и моющего средства. Подремать, кстати, тоже не мешало. Ночь обещала быть долгой.
Когда несколько часов спустя я проснулась в чистом жилище Грега, дневной свет угасал. Небо приобрело пурпурный вечерний оттенок.
Крест не позвонил. Паршиво.
Пока я нежилась в постели, глядя сквозь зарешеченное окно на подступающие сумерки, меня посетила кое-какая мысль. Стараясь не потерять ее и по возможности развить, я прошлепала на кухню и позвонила в штаб-квартиру ордена, надеясь, что мне ответить Максин. Похоже, телефон становился моим излюбленным оружием.
– Добрый вечер, Кейт, – произнесла Максин.
– Вы всегда работаете допоздна?
– Случается.
– А если я попрошу вас кое-что для меня проверить?
– Для того я здесь и нахожусь.
Рассказала ей об исчезнувших женщинах.
– Вовлечена полиция, поэтому должно иметься хотя бы одно дело, а именно – Сандры Молот. Мне нужно узнать, применяли ли копы общие самонаводящиеся чары, используя личные вещи пропавшей. То же и в отношении остальных трех.
– Не кладите трубку, мисс.
Она перевела звонок в режим ожидания. Я слушала шорохи в телефонной линии.
Уже наступила ночь. Квартира, не считая кухни, погрузилась в темноту и жутковатую тишину.
Клац-клац.
Что-то тихонько скреблось в кухонное окно: звук был, как от сухой веточки. Однако квартира находилась на третьем этаже, и никаких деревьев рядом с домом не росло.
Шкряб-шкряб.
Зажав телефон между щекой и плечом, я быстро направилась в коридор и взяла «Погибель». Когда линия ожила, я чуть не подпрыгнула от неожиданности.
– Дела на Дженнифер Ин нет, – заявила Максин.
– Ясно, – я выключила на кухне свет и подкралась к окну.
– Зато заведены на остальных трех.
Тук-тук.
Протянув руку, резко отдернула занавеску. На меня уставились два янтарных глаза, преисполненные голода и тоски. К стеклу прижималась получеловечья-полуволчья морда. Деформированные челюсти не закрывались, и с пожелтевших кривых клыков свисали длинные нити слюны.
Волчий нос сморщился. Кошмарная тварь принюхалась, втягивая воздух черными ноздрями. На стекле появился запотевший круг. Оборотень поднял уродливую лапу и постучал в окно дюймовым когтем.
Клац-клац-клац.
– Во всех трех случаях применялись и простые поисковые чары, и профессиональные. Однако их что-то заблокировало, результатов они не дали. Кейт, вы на связи?
– Да, огромное спасибо, Максин, – поблагодарила я, не в силах отвести взгляда от чудовища за окном. – Мне пора.
– Хорошо, дорогая. Главное, будь милой с серым гостем.
Я осторожно положила телефон на ближайшую ровную поверхность. Не выпуская саблю из рук, пробормотала заклинание, рассеивающее охранные чары, и отперла задвижку.
Когти зацепились за край рамы и толкнули створку. Ликантроп нарочито неторопливо – одна жилистая мохнатая лапа за другой – влез внутрь, спрыгнул с подоконника и выпрямился во весь свой семифутовый рост. Густая серая шерсть покрывала голову, плечи, спину и конечности. Уродливая личина и мускулистая грудь оставались безволосыми. Плотно натянутую кожу усеивали темные пятнышки.