Сейчас дом казался мне нелепым и вычурным. Комнаты были огромными, раздутыми от горячего воздуха, но полными пустоты. Я словно стал миниатюрным человеком, бродившим по кукольному дому с кучей ненужных украшений. Мебель, как ни странно, казалась неосновательной. Из глубины души всплыло чувственное воспоминание о детстве. Бедность – это парадокс: с одной стороны, воздух так тяжел, что может показаться неизбежным бременем, но с другой все ощущается каким-то легким, словно его вот-вот сдует.
Я так усердно работал над созданием крепкого фундамента для своей семьи, потому что мой собственный разрушали слишком часто.
Для меня не было ничего более унизительного, чем выселение из собственного дома. Помощник шерифа пришел к нам с приказом о выселении. Вещи выставили на тротуар. Соседи смотрели на нас с любопытством или сожалением, и я подумал: «Надеюсь, мама найдет, где остановиться». Помню, как я сидел на диване у обочины со всеми вещами и мамой рядом. К тому времени сестра уже съехала, а брата не было дома. Он всегда уходил в такие моменты, возможно, желая защитить себя и не испытывать смущение и стыд перед соседями.
Мама обняла меня и сказала: «Все в порядке, сынок. У нас все будет хорошо. Мы найдем место».
В детстве я пробирался в комнату старшего брата, когда его не было дома, и пролистывал старые выпуски Architectural Digest, найденных мной в кипах книг и журналов, которые он собирал для творческого вдохновения. Брат был потрясающим художником и всегда находил различные сокровища, разжигавшие в нем творческую искру. Видя дом, детали которого казались мне особенно уютными или драматичными, например балкон с видом на море или большой камин для теплых семейных посиделок, я тайно вырывал страницу. Ею я дополнял свою коллекцию, которую хранил в зеленой картонной папке в ящике для носков. Конечно, это были журналы 60-х и начала 70-х, когда образ идеальной американской семьи безжалостно царил в моем детском воображении. Тем не менее за несколько лет я собрал целый архив архитектурных деталей. Когда Рут попросила меня представить дом своей мечты, у меня уже был огромный запас воспоминаний, на который я мог опереться.
В моем сознании сформировался образ, как я стою на балконе особняка в стиле Кейп-Код с видом на темно-синие волны водоема. Ночь за ночью я представлял себя там, чувствуя покалывание морского бриза на щеках и вкус соли на языке. Я смотрел в глубины кружащихся волн. Вообще, я переживал эту сцену настолько живо и так полно задействовал все свои чувства, что когда действительно оказался на балконе своего особняка в стиле Кейп-Код, стоящего на обрыве с видом на залив Ньюпорт, практически не удивился. Точнее говоря, мой мозг адаптировался и воспринял этот опыт с успокаивающим ощущением чего-то знакомого.
Ранними утрами и бессонными ночами, практикуя медитацию и визуализацию, я перенастраивал свой мозг так, чтобы ему было комфортно с моей мечтой. Это один из парадоксов манифестации: задолго то того как я купил дом, образ особняка, балкона и морского бриза превратился из немыслимой фантазии в осязаемую реальность. К тому времени как я вышел на балкон, мой мозг уже ожидал моего присутствия там. Ожидание, сопровождаемое круглосуточным стремлением моего подсознания претворить его в жизнь, сделало особняк самоисполняющимся пророчеством.
Утомленный прогулкой по дому, я сел на верхнюю ступеньку лестницы, обхватил голову руками и задумался, что делать дальше. Мои плечи поднялись от обиды на жену за пустоту, оставленную ею после себя, и болезненные трудные задачи, которые она взвалила на меня. В горле все сжалось от тоски по дочери. Я стиснул челюсти от ярости на самого себя за то, что каким-то образом устроил такой беспорядок.
Мысли роились в голове, прыгая от задач к горести и беспокойству о будущем. Однако в конце концов возник один вопрос: что я упустил? Появилось ощущение, будто у меня умер пациент, хотя я лечил его точно по протоколу. Я все сделал правильно и получил, что хотел, но вместо того чтобы добиться успеха, я каким-то образом потерпел неудачу. Успех должен был стать главным достижением моей жизни, но ощущался как дно.
Ответ пришел ко мне, когда я пытался завершить дела из своего списка. С трудом выполнив множество задач, я оказался в кладовке со старыми вещами. Когда я сдвинул коробку с книгами, взгляд упал на нечто гораздо более ценное: коробку из-под сигар, в которой хранились самые ценные вещи в пору моего детства. Я не открывал ее с колледжа. Я сел на пол, положил коробку на колени и снял крышку. До меня донесся слабый мускусный запах прошлого. Внутри коробки обнаружилось кольцо средней школы Ланкастера с хрустальным рубином, морщинистый пластиковый кончик большого пальца, который я использовал для фокусов с исчезающим шарфом или сигаретой, и, что самое важное, потрепанный черно-белый блокнот со всеми записями, сделанными на встречах с Рут.
Пролистав блокнот, я нашел свой список желаний:
Поступить в колледж
Стать врачом
Миллион долларов
«Ролексы»
«Порше»
Особняк
Остров
Успех
Среди написанных детским почерком фраз я узнал обрывки мудрости Рут: «Компас сердца. То, чего ты хочешь, – это не всегда то, что тебе нужно.
Те, кто причиняет боль другим, обычно испытывают наибольшую боль сами».
Я посмотрел на дорогие для меня вещи. Сердце сжалось при осознании того, что в тонкой 30-сантиметровой коробке содержалось все, чем я владел по-настоящему. Человек не может иметь больше, чем способен любить, а с тех пор как я составил этот список, не открыл свое сердце шире. Особняк, остров, машины и даже семья не умещались в узком пространстве внутри меня, и теперь они двигались дальше, возможно, чтобы быть обретенными теми, кто действительно сможет их удержать.
Сначала мой разум попытался обвинить кого-то или что-то. Начав копаться в воспоминаниях, он не мог поймать виновника с поличным. Большую часть жизни я ждал отца, который скажет мне, как жить. Мне казалось, что должен быть надежный наставник, который будет говорить, что делать в каждой ситуации, присматривать за мной, любить и учить становиться тем человеком, которым хотелось быть. Мой отец не подходил для этой роли: будучи едва функционирующим запойным алкоголиком, он (и, как следствие, вся наша семья) жил от зарплаты до зарплаты, когда работал. К сожалению, продержавшись на работе несколько месяцев и почувствовав себя почти в безопасности, он уходил в запой, тратил все деньги и либо приходил домой пьяным, либо просто исчезал на несколько дней. Отец неизменно терял работу, но слишком боялся и стыдился прийти домой и посмотреть нам в глаза. Мы часто переезжали из одной неприметной квартиры в другую такую же в надежде, что у него появится стабильный заработок. Правда, этого так и не произошло.
Мать перенесла тяжелый инсульт и большую часть времени скрывалась от мира в постели. Когда ее депрессия достигала дна, что случалось часто, она пыталась покончить с собой. Я постоянно чувствовал себя листом, унесенным сильным ветром, ребенком-актером из ситкома 50-х, в котором все идет катастрофически не так. Казалось, что у меня конфликт со Вселенной, словно я чем-то ее обидел, и что вся эта ситуация – моя вина, хотя я не мог ни осознать свое преступление, ни исправить его. Без взрослого у меня развилось чрезмерное чувство ответственности, и я нес на себе груз обид. В голове, словно жестокий диджей андеграундной радиостанции, неосознанно гудели негативные мысли. Они влияли на большинство моих взаимодействий с людьми и породили переживания, которые привели к нескончаемой череде несчастливых событий. Болезненные чувства, циркулирующие от мозга ко всему телу, сохраняли мой негативный взгляд на мир прочным и реальным.
Достигнув всех внешних атрибутов успеха, я хотел верить, что магия Рут меня исцелила и мне удалось отказаться от детской надежды на лучшее или другое прошлое, вернуть себе собственную силу и двигаться дальше. Если это не сработало, значит, проблема была в чем-то другом, поэтому я попытался обвинить свой мозг. Однако это не была проблема моего разума: в конце концов, мозг и подсознание послушно выполняли указания, которые я посылал им, и давали материальные результаты, выходившие за пределы самых смелых фантазий. Золотые «Ролексы» крепко обхватывали мое запястье, а «Феррари», БМВ и «Порше» стояли в гараже. Мой особняк будто бы сошел со страниц журнала Architectural Digest, который я с такой любовью рассматривал в Ланкастере в крошечной квартирке. Ее окна выходили либо на серо-бежевую заднюю сторону другого многоквартирного комплекса с мусорными баками внизу, либо на бескрайнюю пустыню, полную перекати-поля. Разум, как верный слуга, делал только то, о чем я его просил, не подвергая сомнению мои намерения и мотивацию.
Мой мозг просто выполнял свою работу. Чтобы создать новые нейронные связи, требуются огромная дисциплина и усердное повторение, и если за этими связями не следить, они зарастут, как лесная тропа. Хотя именно методы Рут принесли мне богатство и успех, к моменту банкротства я не практиковал их много лет. Вычеркивая из списка один пункт за другим, я чувствовал все большую уверенность в своей способности исполнять желания и меньшую необходимость придерживаться послания Рут. В результате я стал практиковать ее техники реже. Возможно, вы тоже много лет назад узнали о какой-то практике, изменившей вас, но сегодня обнаружили, что с трудом сохраняете ее частью своей жизни. Это похоже на зависимость: чем дольше вы трезвы, тем больше уверены в том, что вам не нужны АА. Оглядываясь назад, я понимаю, что забыл, насколько важными были для меня уроки Рут.
Без ясности и комфорта практик, которые поддерживали бы мою связь с преобразующим опытом общения с этой женщиной, я в одиночку столкнулся с распадом семьи, потерей состояния и ликвидацией активов. Более того, утратил связь с важной привычкой открывать свое сердце, поскольку это временно позволило мне заглушить жестокий негативный монолог о себе, раздававшийся в моей голове. Без постоянной дозы такого лекарства, как сострадание, моя укоренившаяся привычка критиковать себя и сомневаться в себе постепенно вернулась с удвоенной силой. «