Каждый луч света, будь то теплое сияние уличного фонаря, холодный глянец звезд, преломлялся и растворял темноту. Ночь не смела вступить в свои права в таком ослепительном блеске.
Элизабет ожидала увидеть пустые улицы, и, по большей части, такими они и оказались: движение по дорогам прекратилось, магазинчики закрылись. Однако, несмотря на сугробы, люди толпой продвигались сквозь снег в золотистом сиянии уличных фонарей. Некоторые шли группами, другие – парами, держась за руки, но все шли молча в одном направлении. В этой процессии было что-то сакральное, напоминавшее переход из одного мира в другой.
– Куда они идут? – спросила она.
– К реке. – Стекло запотело от дыхания Натаниэля. Постепенно его напряжение исчезало. – Когда она замерзает, все идут кататься на коньках.
– Даже в темноте?
Медленно, словно вспомнив что-то, он кивнул.
– Я не был там уже много лет. Раньше ходил туда с семьей. Люди на реке разжигают костры и жарят так много каштанов, что туда можно отыскать дорогу просто по запаху. – Чародей сделал паузу. – Если захочешь, я мог бы сводить тебя туда этой зимой.
Существовало бесчисленное количество причин, по которым она могла отказать ему. Вряд ли Элизабет все еще будет здесь этой зимой. Она может даже не дожить до нее. Всего в двадцати минутах езды в карете отсюда Эшкрофт прятался в своем доме и строил чудовищные планы.
Однако Элизабет чувствовала, что зло просто не может существовать прямо здесь и сейчас. Точно не среди этих людей, совершавших свое паломничество к реке в свете уличных фонарей. Слишком прекрасен был этот мир, чтобы позволять злу насладиться хоть малейшей надеждой на победу.
– С удовольствием, – ответила она.
– Ты уверена? Я уже начал сомневаться в этой затее, представив тебя разъезжающей на бешеной скорости с острыми лезвиями на ногах.
Элизабет нахмурилась. Натаниэль дразнил ее. Она с болью осознала, что скучала по его улыбке, хитрому взгляду и веселью, искрящемуся в стальных глазах подобно солнечному свету, танцующему на поверхности воды. Они посмотрели друг на друга. Прошло несколько секунд, и его улыбка начала исчезать.
– Не останавливайся, – шепнула она, но было поздно. Его выражение лица вновь стало серьезным.
Однако это была уже не та серьезность, что раньше. Атмосфера между ними поменялась. Элизабет чувствовала каждой своей частичкой те места, где их тела соприкасались. Вместо тепла она ощущала там жар, от которого ее щеки раскраснелись, а внутри все сжалось в сладостном, почти мучительном предвкушении.
Она сглотнула комок в горле.
– Я хотела спросить… – произнесла девушка, – тот раз, когда мы были в беседке… когда мы…
Натаниэль посмотрел на нее так, что она едва смогла договорить.
– Был ли это ты? – спросила она. – Или заклинание Эшкрофта управляло тобой?
Натаниэль не ответил. Вместо этого он наклонился и поцеловал ее. Его губы были мягкими, словно бархат, а руки нежно перебирали ее волосы.
Через секунду он оторвался от нее. Разочарование захлестнуло Элизабет, однако Натаниэль отодвинулся лишь настолько, чтобы прижаться своим лбом к ее.
– Боже, Элизабет, я был обречен с того самого момента, когда ты разнесла демону череп железным прутом. Неужели ты ничего не замечала? Сайлас целыми неделями подтрунивал надо мной.
Она засмеялась. В этой опьяняющей лихорадке чувств все вещи, которые он когда-либо говорил или делал, неожиданно приобрели для нее смысл. Элизабет почувствовала, как это озарение меняет ее. Все вокруг перестало существовать, остались лишь их смешанное дыхание, прохлада окна и воспоминания о мягких губах Натаниэля, нежно касающихся ее губ. Настала ее очередь прильнуть к нему.
– Подожди, – сказал он, делая над собой усилие. – Все это… мы не должны.
– Почему нет?
– Все это нечестно по отношению к тебе. Я не смогу дать тебе достойное будущее. Уже будучи ребенком, я оставил надежду на хорошую или хотя бы нормальную жизнь. Обречь тебя на это, затянуть в тень вместе со мной…
Нежность переполняла Элизабет. С ним никогда не было просто. Девушка взяла его за руку и переплела их пальцы вместе.
– Я уже с тобой, и это меня более чем устраивает, – произнесла она. – Мне достаточно тебя такого, какой ты есть, Натаниэль Торн. Мне не нужно большего.
Они вновь поцеловались, на сей раз со всей страстью. Тогда, в беседке, она была права. Чувство казалось таким, словно она тонет, отчаянно задыхаясь и стремительно падая. Губы Натаниэля были так же необходимы ей, как воздух. Мир вокруг них растворился, и они погрузились в бездонную глубину чувств. Элизабет потянулась к нему, желая ощутить его еще ближе, услышать его учащенное дыхание. Слишком поздно она вспомнила о его раненой груди. Прежде чем девушка успела извиниться за это, он обнял ее и повалил на подушки кровати.
Опираясь на руки по обе стороны от нее, Натаниэль жадно разглядывал ее. Его губы вспыхнули алым, распущенные взъерошенные волосы отбрасывали тени на тонкие черты лица. Элизабет рассеянно подумала, что ему придется постричься или убирать их назад, как это делал Сайлас.
Он перенес вес на одну руку, а другой потянулся к поясу ее халата. Ощущая ком в горле, Элизабет кивнула. Она смотрела, как Натаниэль ловко развязывает узел всего одной рукой и с осторожностью распахивает полы. Бледно-кремовый шелк ее ночной сорочки переливался в сиянии свечи. Учащенное дыхание, вздымающаяся грудь, приятное щекотание кружева и лоснящаяся к телу ткань – все эти чувства обострились во сто крат.
– Я сражалась с малефиктом в одной ночной сорочке, – еле слышно прошептала она.
– В таком случае, – отозвался Натаниэль, – думаю, у меня нет никаких шансов.
Элизабет не могла понять, шутит ли он. Выражение его лица было каким-то страдальческим. Она положила руки ему на плечи. Трепет возбуждения разлился по ее телу подобно звукам музыки, когда она притянула его к себе.
На этот раз, когда первый порыв прошел, их поцелуи были нежными и робкими. Натаниэль прикасался ладонями к ее лицу и гладил волосы. Затем его рука скользнула вниз, к талии, а пальцы смяли шелковую ткань. Ее кожа была так чувствительна к его прикосновениям, что Элизабет с удивлением поняла, что дрожит от удовольствия. Лоснящаяся ткань сорочки так плотно прилегала к телу, что девушка чувствовала себя, словно осталась совсем без одежды. Все ее внимание сосредоточилось на их жарком дыхании, на его руке, опустившейся на ее бедро, на движении мышц его спины, когда она плавно касалась пальцами его плеч, восхищаясь их силой и тем, как сливаются их тела. Словно они созданы друг для друга. Повернув голову, чтобы позволить ему покрыть поцелуями свою шею, Элизабет ощутила прохладное дуновение ночного воздуха от окна. Огни города мерцали сквозь узоры инея на стекле.
Время словно замедлилось. Дрожащее пламя свеч, отражавшееся в оконном стекле, застыло. Искрящиеся хлопья снега замерли в воздухе. Элизабет не понимала, было ли это очередной магией Натаниэля или волшебством совсем иного рода.
Неистовое удовольствие резкой волной накрыло все ее тело. Элизабет чувствовала, что готова выпрыгнуть в окно и взлететь, воспарив высоко над крышами, не ощущая холода. Она прикрыла глаза и вцепилась в спину Натаниэля, потерявшись в захлестнувшем ее наслаждении от прикосновений его губ к коже.
В дверь постучали.
Щеки Элизабет вспыхнули огнем, и оба вскочили. До этой минуты дверь была открыта. Должно быть, Сайлас в какой-то момент прикрыл ее, поэтому ей оставалось только догадываться, что он мог увидеть.
– Все в порядке, – сказала она, набрасывая халат на плечи.
Дверь со скрипом отворилась. Как обычно, лицо Сайласа не отражало ни намека на эмоции. Она тут же почувствовала себя очень глупо за то, что вообразила, будто после многовековой жизни среди людей их с Натаниэлем поведение могло его удивить.
– Господин, – обратился он. – Мисс Скривнер. Простите, что отвлекаю, но вам следует сейчас же пройти со мной. С «Дьявольским Кодексом» что-то происходит.
На долю секунды Элизабет застыла, в ее ушах звоном отдавались слова Сайласа. Затем она вскочила, так поспешно бросившись к своему мечу, стоявшему в углу, что чуть не опрокинула кресло, и решительно вышла за дверь.
Ее глаза наполнились слезами, и она закашлялась. Весь коридор заволокло дымкой. Дойдя до лестницы, девушка увидела дым, вздымавшийся маслянистыми облаками с самого фойе. Кислый, ни с чем не сравнимый запах горелой кожи ударил ей в нос. Сайлас и Натаниэль следовали за ней вниз по лестнице.
– Никто ничего не проливал на Кодекс? – прокричала Элизабет через плечо, прокручивая в голове все принятые ими меры предосторожности. С той ночи, когда он превратился в малефикта, она позаботилась о том, чтобы поблизости не находилось ни одной свечи. Возможно, одно из зелий в кабинете взорвалось или сработал какой-то магический артефакт…
– Нет, мисс, – ответил Сайлас. – До этого момента все было в порядке.
У Элизабет скрутило желудок. Если с их стороны Кодексу не был нанесен никакой вред, то это могло означать лишь одно.
Эшкрофт нашел путь внутрь.
Глава тридцатая
Добравшись до кабинета, Элизабет опешила. Прищурившись, она всмотрелась в дым, наполнивший комнату. Кровь похолодела в ее жилах от развернувшейся перед глазами картины. Кодекс завис в воздухе в нескольких сантиметрах от стола Натаниэля. Его раскрытые веером страницы вывернулись под таким безобразным углом, что корешок, казалось, вот-вот разломится пополам. Вдоль страниц танцевали тлеющие угольки, а кожаная обложка гримуара пузырилась, словно кипящая смола.
Натаниэль возник рядом с ней, подвернув рубашку и прижав ее к носу, чтобы не вдыхать дым.
– Кажется, он сильно мучается.
Это было именно то, чего боялась Элизабет.
– Я должна попасть внутрь, – сказала она, направляясь к гримуару.
Чародей поймал ее руку.
– Подожди. Мы не знаем, что происходит. Ты можешь застрять там.
Его лицо побледнело. Сожаление словно лезвием пронзило ее. Она отдала бы что угодно, чтобы повернуть время вспять и вновь оказаться с ним наверху, не зная обо всех этих неприятностях.