, Ночь не стала бы добиваться для себя… скажем так, доминирования в этом мире.
Они помолчали.
— Или тебя что другое волнует? — спохватилась она. — Уж не Багира ли?
— Ха, — Шреддер запрокинул голову, но рассмеялся вполголоса, будто боялся кого-то разбудить. — Ты знаешь, она до сих пор кипит, как электрочайник с заевшей кнопкой выключения. Хотя чего ей беситься — не понимаю. Думаешь, она тоже не сильно изменится?
— А ты считаешь, она будет охотиться на людей и выть на луну? Ни в коем случае. Неудобства, ее ожидающие, будут несколько иного порядка. Ни серебро, ни луна ей не угрожают, все-таки Багира — из высших оборотней. Она сама себе хозяйка.
— Так в чем же заключаются эти ограничения?
— Ну, по большей части они — магического порядка. Еще прорежутся некоторая тревожность, временами вспыльчивость, а также все остальное, имеющее отношение к звериному облику. Разберется.
— Хе, тревожность. Вспыльчивость… Сдается мне, Багира от рождения полноценный оборотень. Ну, по крайней мере, это у нее давно.
— Она всегда была оборотнем. Просто до возвращения магии энергетический потенциал не мог реализоваться. Равно как и я всегда являлась… не совсем человеком.
— Но это ведь ничего не меняет, правда?
— Конечно. Абсолютно ничего, — согласилась Кайндел. — Да, магия моя будет иной, чем знакомая тебе. Характер, наверное, тоже. Но он и раньше был… странным.
— И ты останешься с нами? — уточнил Шреддер.
— Останусь. И с вами, и с тобой. Тебя ведь и это волновало?
— Волновало, конечно, — Эйв усмехнулся и прижал ее к себе. Потом отстранил, чтобы снять с пояса фляжку, отвинтил крышечку в форме стопки и налил ей коньяка. — Пей. Две стопки — и заснешь в лучшем виде.
— Значит, я заслужила коньяк? — рассмеялась Кайндел, пробуя душистый напиток, впрочем, слишком крепкий для того, чтобы женщина успела оценить его качество, прежде чем поторопиться глотнуть. — Ох… Запить есть чем?
Мужчина подвинул к ней графин с водой и стаканчик. Смотрел, как она пьет, и думал, что он с ней, такой необычной и загадочной, еще намается. И может быть, не стоило бы даже пытаться завязывать отношения, а напротив, взять себя в руки и отступиться от девушки, настолько отличающейся от всех тех девиц, с которыми ему приходилось общаться и в которых он некогда влюблялся. Впрочем, он прекрасно понимал, что в подобной ситуации обычно остается лишь плыть по течению. И он, и она, если уж начистоту, могут погибнуть в любой день, потому что за стенами Новой базы идет война, для нее пока не существует преград, она без особого труда заглянет и сюда, за эти крепкие бетонные стены, обшитые для уюта панелями. А поэтому сейчас надо брать от жизни все, что она так щедро дает им, и поменьше думать о будущем.
Главное, чтобы сейчас было хорошо.
Эпилог
Кайндел остановила машину прямо посреди проселочной дороги, она знала, что здесь вряд ли кто-то в ближайшее время решится проехать. Вынула ключи, сунула их в карман и тут же накинула поверх обычной суконной куртки широкий шерстяной плащ, скроенный в духе средневековья. Он странно и нелепо выглядел на современной одежде, однако в зяблую, промозглую погоду практичность его не вызывала сомнений — в него можно было уютно закутаться так, как удобно его владельцу.
День клонился к полудню, но небо, затягиваемое время от времени моросящей хмарью, давало мало света. Зима сходила на нет, в свои права вступала ранняя весна — самое, пожалуй, неприютное время года, потому что ни ало-желтыми листьями оно не расцвечивалось, ни ранней листвой. По ночам в здешних лесах еще трещали морозы, а днем все оттаивало, и вода затевала с землей странные игрища, принимая облик чавкающей грязи под человеческими ногами. Девушка ныряла под низко нависающие, усеянные каплями ветки и с трудом вытягивала из напоенного водой мха сапоги, приходившиеся ей слегка не по размеру. Капли оседали на ее плечах и капюшоне, пропитывая шерстяную ткань, но ее это мало трогало.
Она медленно шагала, оглядывая лес вокруг постепенно обновляющимися глазами. Только теперь она заметила, насколько улучшилось ее зрение по сравнению с тем, каким оно было три года назад. Если бы врачи вдруг задумали оценить ее способность смотреть вдаль, то решили бы, что девушка теперь страдает дальнозоркостью. Но Кайндел видела вблизи так же прекрасно, как и вдали, и понимала — роль здесь играет все та же магия, с каждым днем все полнее напитывавшая ее чародейской силой.
Перебравшись через остро обколотый скальный гребень, девушка поднялась по валунам и выбралась на открытое пространство. Здесь лежал еще один камень, прежде сидевший глубоко-глубоко, а позднее вывернутый и стоймя установленный рядом. По-прежнему было заметно, что здесь кто-то не слишком давно копался, хотя большую часть усилий ветер и дождь за прошедшее время сгладили. Непосвященного могло бы удивить то, что кто-то решил рыться именно здесь, где ничто не предвещало ценных находок. Но люди здесь хаживали редко.
Она присела рядом с вывернутым камнем и потрогала его рукой. Ей показалось, что он все еще теплый, хотя это являлось, конечно же, обманом. Вздохнула и опустила голову, будто разглядывала что-то у своих ног.
Кайндел могла бы просидеть здесь очень долго, однако от размышлений ее отвлек хруст камушков под подошвами. Она приподняла голову — к ней приближался молодой мужчина в таком же, как и у нее, плаще поверх обычной, повседневной и вполне современной одежды. Именно в тот момент, когда она подняла голову, он задержал шаг, будто раздумывая — идти или не идти — но, поколебавшись, продолжил путь. Подошел к камню, заглянул в рукотворную, давно заполненную водой выемку, словно рассчитывал увидеть там что-нибудь интересное.
— Привет, — сказал он очень просто.
— Привет, — ответила она.
— Не ожидал тебя здесь увидеть.
— Почему?
Девушка посмотрела на него. Он выглядел чуть смугловатым, черноволосым и кареглазым, подбородок и верхняя губа заросли коротенькой бородкой, а у горла плащ был заколот огромным — в ладонь — аграфом с крупным ониксом в середине. Оникс слегка искрился — его переполняла магия. Но искры эти не встревожили Кайндел, потому как она чувствовала, что артефакт сейчас дремлет.
Молодой человек слегка развел руками, давая понять, что его удивление вполне закономерно. И она снова опустила голову.
— Тебе же известно, моя названная сестра погибла, и где она похоронена, я не знаю. И не могу знать. И приходить мне к ней больше некуда. Только сюда.
— Я думал, что ты побоишься сюда приходить.
— А надо бояться? — улыбнулась Кайндел. Но не собеседнику — все тому же камню.
Смуглый мужчина еще раз развел руками.
— Ты же понимаешь, что я не собираюсь нападать на тебя. Тем более здесь.
— Ну, вот и я не собираюсь.
Они еще немного помолчали, глядя на отваленный камень.
— Ты знаешь, что Волк был ранен?
— Меня это не интересует.
— Действительно совсем не интересует? — с улыбкой спросил черноволосый.
Она замялась лишь на несколько секунд.
— Совсем.
— А ведь я помню вашу феерическую любовь…
— Много воды утекло, теперь этого нет. Как бы там ни было, тебя это мало касается.
— Не кипятись. — Он помолчал, потом со вздохом присел на землю. — Я просто так упомянул Волка. Чтобы завязать разговор. Ты же знаешь, я не одобрял того, как Ночь обошлась с тобой. Я всегда считал, что убеждения человека — это его право, и гнать только за них…
— Полагаю, Блеск, тебя-то как раз и не спрашивали.
— Лучше называй меня Гленом.
— То же самое, только на старонорвежском. Какая разница? Но, впрочем, как тебе угодно… И спасибо тебе. Я уж думала, теперь от меня все старые знакомцы будут шарахаться.
Ветер продрался сквозь густую голую лесную поросль и ударил девушку в лицо. Она зябко поежилась, жалея немного, что сукно плаща такое тонкое. Глен заметил ее движение и машинально зажег на ладони огонек, будто хотел дать прикурить. От него в первый момент потекло тепло, правда, почти столь же слабое и зыбкое, как от свечи, к которой подносишь ладони. Кайндел отрицательно качнула головой, и молодой человек стряхнул остатки огня в мокрый мох.
— Может, выпьем? — предложил он вдруг — и сам удивился, потому что был совершенно уверен — она откажется, — а отказа ему не хотелось.
— Давай, — улыбнулась она.
Оба почти одновременно сняли с поясов фляжки. Посмотрели друг на друга — и залились смехом.
— Из какой станем пить?
— Да из обеих. По очереди.
Они обменялись фляжками и отпили по глотку. Посмотрели друг на друга и снова рассмеялись — просто так, без повода.
— Я, в самом деле, ужасно рад встретить тебя здесь. И ужасно рад, что ты жива.
— Да, это ужасно, — с чопорным видом согласилась Кайндел. Снова вспышка смеха. — Можешь не верить, но тебя живым и невредимым я рада видеть не меньше.
Несколько минут они просто отхлебывали по крошечному глоточку, время от времени обмениваясь фляжками. В голове у девушки мелькнуло, что зря она не прихватила из машины пару яблок, два ящика которых везла к столу оэсэновцев.
А Глен думал только о том, какая безмерная глупость — превращать жизнь Семьи в войну со всем миром и во внутреннюю междоусобицу, но теперь, когда война уже начата, ее нельзя прекратить и вернуться к тому, с чего все началось.
— А ведь все было по-другому, — проговорил он. — Помнишь? Тогда, в самом начале, все было по-другому…
— Не совсем так, — осторожно возразила она. — Вспомни — еще не появилось никакой магии — а мы уже вовсю интриговали, кого-то выпихивали, кого-то звали к себе, мерялись силой… Семья тоже постепенно преобразовалась в маленькое общество, живущее по кем-то придуманным законам.
— Но ведь есть и исключения.
— Да. Пепел, например. И его Семья. Но исключения лишь подтверждают правило.
Глен криво улыбнулся.
— Я чертовски не хотел бы стать причиной твоей смерти.
— Я тоже. Но, — она пошевелила пальцами и сунула ему свою флягу, — жизнь продолжается. Лишь боги знают, что нас ждет через неделю.