юбви к Ратону? Или — любви к деньгам?
И снова я не сдержала смех.
Получается, меня должны были привезти на убой… Эду?! Ну да, когда торговец вином встречался с ним, Эда и повязали стражники, а я спасла человека, собиравшегося меня в лучшем случае похитить. Однако сам Эд говорил, что ему должны были доставить преступника, мужчину… Солгал? Или Элайна обманула его, рассчитывая, что ее слишком порядочный муж, который может отказать от авантюры, уже не отвертится, когда груз будет на месте?
Какая теперь разница?!
— Элайну уже допросили? — поинтересовалась я.
— Ее не могут найти, как и Лиису, — ответил Ратон, проговорил, обращаясь к Йергосу, стоящему у выхода: — Ничего, что мы задерживаем вас?
— Я не тороплюсь. Говорите, жду в коридоре.
Если бы Эд выжил, ему пришлось бы хуже всех. Поняв, что я ускользаю, Элайна, так и не отказавшаяся от мести, распорядилась найти меня и убить, а Эд наплевал на честь рода, на собственный долг перед семьей, предал жену… На глаза навернулись слезы, я сжала зубы, по-мужски похлопала Ратона по плечу и сказала, еле сдерживаясь:
— Все, Ратон, счастья тебе и долгих лет.
Он заметил, что я расстроилась, подумал, что это из-за ссылки, и попытался утешить:
— Говорят, там не настолько ужасно и тоже можно жить.
Знал бы он, что сначала я спасла злейшего своего врага, потом он вернул мне долг, и мы полюбили друг друга! Лучше избавить его от лишней информации.
— Миром больше, миром меньше… Не переживай, обещаю выжить. — Я попыталась улыбнуться, вроде получилось. — Извини, нет сил с тобой болтать, слишком больно.
— Жаль, что мы не поняли друг друга, ты хороший человек.
— Не настолько хороший. Иди, Ратон. Положи на могилу Саяни от меня цветок. В моем мире так показывают, что помнят усопших. Давай, а то наслушаешься лишнего, и тебя тоже изгонят. — Я развернула его, толкнула в спину — не по-княжески, но что делать?
А ведь больно, будто с близким человеком прощаешься! Хорошо, что меня ничего здесь не держит, проще будет уехать. Представлю, что ищу работу, еду покорять столицу и меня ждут трудности, ведь понаехавших нигде не любят. Тебе хотелось узнать больше о Беззаконных землях? Получи, распишись!
У выхода Ратон обернулся, но я демонстративно уставилась в окно и попросила громко, чтоб меня слышали за дверью:
— Магистр Йергос, мы закончили. Не сочтите за дерзость, велите принести мне книгу, где хотя бы кратко описываются Беззаконные земли, нравы и обычаи их обитателей. Еще — чистый лист бумаги и перо с чернилами.
Вечером в неровном свете лучины мы с Арлито смотрели на исписанный лист бумаги. Пророчество я помнила слово в слово и теперь записала, чтобы не забыть и оно послужило подсказкой в Беззаконных землях.
«Вначале были семена, и выросли деревья, которые тоже дали семя. Потом — снова и снова. Нынче семя одичало, но проросло новое. Вижу огонь. От тебя жар, как от печки. Помни, что огонь не только греет, но и сжигает дотла все живое. Вижу тебя не здесь. Много молодых людей в странном месте. Не здесь, совсем не здесь. Смерть как плата. Долгий, долгий путь, радость и боль. Небосвод на плечах шестерых. Мир накрыт ладонями, холодно. Твой жар, дитя, — не печь, нет. Кузня. Научись держать молот, меха раздуют другие, не дай угаснуть огню, иначе небосвод рухнет. Пелена тумана — нить в руках прядильщицы. Найди прядильщицу. Подует ветер, раздует огонь, мужчина поймет женщину, а мудрец станет, как дитя… Но, — он прищурился. — Неточно. Зыбко».
— Видишь, многое уже сбылось, — вздохнула я. — Саяни заплатила за любовь жизнью. Долгий путь мы проделали, радость и боль я вкусила. Что значит остальное?
— Не знаю, — Арлито подвинул листок к себе, прочел в сотый раз. — Наверное, ты поймешь, когда наступит время. — Он перевел взгляд на меня, и я прочла в его глазах нежность. — Как бы мне хотелось, чтобы ты рассказала мне о своем мире, но у тебя и так мало времени.
— Поверь, это опасные знания, — сказала я. — Они могут навредить этому миру. Ответь на один вопрос, ты знал, что я не отсюда?
— Нет. Все, хватит вопросов и ответов. — Он поднялся. — Готовься, читай книгу про беззаконников, она более-менее правдивая… Я попытаюсь помочь тебе.
— Как? Побег устроишь? Так поймают.
— Просто верь. Печать Незваного побудет у меня, тебе ее передадут за воротами, как и оружие.
— Спасибо. Если больше не увидимся, прощай.
Арлито улыбнулся так, словно знал что-то, чего не знаю я:
— До свидания.
Он оставил меня одну, и я углубилась в чтение.
Почему они говорят, что в Беззаконных землях не работают никакие правила? Еще как работают! Это волшебный мир, где возможно все. Да, жестокий, но не более жестокий, чем наше средневековье. Не исключено, что там действуют законы кармы, а не противоестественные — рафинированной справедливости, где каждой твари по паре, каждому олуху по счастью, студентам — булочки. Здесь надо свое счастье заработать, выстрадать, выгрызть зубами — с неба ничего не упадет.
Любой девочке хочется сказки, будь то пятидесятилетняя бухгалтер, массажистка, приехавшая за большими деньгами из глухой провинции, или гламурная содержанка, выкладывающая селфи в инстаграм. Даже отмороженной ледышке Оле хотелось сказки, но каждый раз, когда начинали чесаться лопатки, она убеждала себя, что это не крылья режутся, а снова аллергия, и говорила крыльям «нет». Разве сильные, умные девочки верят в такие глупости? Пффф! Есть определяющая характер химия организма, инстинкты и тщеславие, которое тоже инстинкт. Надо верить в себя, карьерный рост, светлое будущее и достойную пенсию, остальное — иллюзии, гнилушки болотные, ведущие к погибели.
Так кожа девочек деревенеет, покрывается морщинами, и под этим противоестественным, наносным задыхается настоящее. Озлобленные феминистки, желчные стервы, старухи, проклинающие детей, — все они просто-напросто недолюбленные девочки, у которых острая сказочная недостаточность.
И вот ты стоишь на выходе из одной сказки и у порога другой и понимаешь, что на самом деле ничего не закончилось, а все только начинается! И все в твоих руках.
Я найду Изначальный дом, чего бы мне это ни стоило. Если он — легенда, сотворю его, вернусь в прошлое, и в нужный момент мои пальцы сомкнутся на запястье любимого человека и не дадут ему упасть.
Когда он сядет на доски кабинки, обнимет меня, я пойму, что вот она, наивысшая награда, и ничего больше не нужно.
Эпилог
Цокот копыт отражается эхом от оранжево-серых скал, больше похожих на стены, оно мечется по ущелью, и кажется, это не тройка лошадей тащит повозку, а мчится войско, не камни трещат под колесами, а лязгают доспехи всадников.
Повозка — мягко сказано. Скорее это клетка, сколоченная из досок, в ней, не считая меня, четверо ссыльных: две женщины, юноша и мужчина лет тридцати в черно-синем бархатном наряде, новеньком плаще с бронзовой брошью в виде саламандры. Я — пятая.
Старшая женщина — с виду загорелая на солнце крестьянка — жует потрескавшимися губами, скулит, причитает. Когда захлопнулись первые ворота, она принялась рвать на себе седые лохмы, но бархатный аристократ так на нее посмотрел, что женщина встала с пола и надолго замолчала.
Вторая моя попутчица — невысокая, темноволосая, с лицом сердечком, маленькими губами и грустными глазищами. Кукла куклой. Такой тип женщин поздно стареет, и лет ей могло быть от двадцати пяти до тридцати пяти. Кожа рук нежная, белая, одежда не дорогая, но и не крестьянская. Скорее всего, она — жена горожанина-ремесленника или зажиточного лавочника.
Эта женщина, как и я, не нервничала, ждала неизбежного с достоинством и поглядывала на крестьянку с превосходством.
Аристократ тоже старался держаться достойно, но после того как мы миновали вторые ворота, принялся кусать губы и ерзать на лавке. Скривив рот, он обратился к юноше:
— Тебя-то за что, птенец?
Юноша — нежного вида блондин с длинной шеей — всхлипнул и закрыл глаза рукой, уперся локтями в бедра, спрятал лицо в ладонях.
— А тебя? — поддержала беседу я, чтоб хоть немного отвлечься.
Он скривил рот полумесяцем:
— Из-за бабы. Дуэль. Заколол соперника княжеского рода, а я — граф. И меня — сюда. А тебя? Ведьма?
— Богорожденая княжна, — улыбнулась я, наслаждаясь эффектом: даже юнец прекратил истерику, округлил глаза и замер. — Печать Незваного, сделка с нечистой силой и все такое. Убивать меня нельзя, вот и решили изгнать.
— Не завидую тебе. И вот этой тоже, — он кивнул на темноволосую горожанку. — Этой не завидую даже больше, ты молодая, есть шанс, что купит кто приличный, а эта… Эх!
Молодая женщина оскалилась: у нее не было двух передних зубов, только сейчас я заметила шрам на ее лбу.
— Закрой рот, а? Я мужа задушила вот этими руками! А такого задохлика, как ты…
Аристократ вскинул голову, но промолчал. Я спросила у него:
— Подожди-ка, что значит — купят?
— То и значит. За воротами нас уже ждут беззаконники, они считают, что из нас получаются лучшие рабы.
Где-то я подобное уже слышала. Только этого мне не хватало! Еле собрала себя по кусочкам и заставила жить! Не удержавшись, я вскочила с лавки, схватилась за доску, чтобы не упасть от тряски, посмотрела вперед, где ущелье сужалось и заканчивалось огромными металлическими воротами. Как местные сделали их с таким уровнем технологий? Наверное, без магии не обошлось, деревянные ворота не удержали бы орду беззаконников, стремящихся в более спокойный мир.
Маленькие человечки в оранжево-сером уже суетились, крутили колеса, и створки со скрежетом распахивались, будто пасть чудовища, собирающегося нас проглотить.
Все хорошо, Оля! Ты же хочешь все исправить? Будь мужественной. И Ратон, и Арлито в один голос твердили, что Беззаконные земли не настолько ужасны, как их описывают.
Ворота приближались, возвышались над нами, подавляли размерами. Повозка миновала их, развернулась на вытоптанной поляне перед лесистыми холмами. Пока один стражник открывал нашу клетку, второй целился в нас из арбалета. Щелкнула щеколда, и мы один за другим ступили на глинистую почву, перемешанную с камнями.