Додумать не дали приближающиеся шаги. Снова пришлось вытянуться и замереть. Чтобы хоть немного видеть, что происходит, я не стала закрывать глаза полностью. Ресницы были настолько густыми, что мешали, и казалось, я наблюдаю за вошедшей девушкой с ведром, сидя в зарослях кустов.
Это была уже знакомая мне рыженькая служанка. Ведро, как и все остальное, не выбивалось из общей картины — деревянное, круглое, скрепленное стальными обручами снизу и сверху. Следом за рыженькой вошла пухлая русоволосая женщина лет сорока с невыразительным бледным лицом и яркими губами, она тоже волокла ведро. Поставила его, ожидая, когда рыженькая выльет свое в ванну, и сказала:
— Сколько она еще будет валяться? Как думаешь?
Рыженькая ответила, когда стихло журчание воды:
— Не знаю. Пока маг ее не отпускает. Видимо, так. — Она шумно вздохнула. — Прости меня, Спящий, за такие слова, но лучше ей не просыпаться.
Маг? Какой еще маг? Тут водятся маги? Куда не отпускает? Сколько я валяюсь и почему? Сплю? Я была в летаргии? Размышлять было некогда — я навострила уши. Может, они скажут что-то важное. Меня так заинтересовало происходящее, что даже не шокировало то, что они говорили на чужом языке, однако я понимала каждое слово, будто он был мне родным.
— Это ты не права. — Полная служанка покачала головой. — Любая жизнь лучше смерти, а она вполне здорова, молода…
— Но страшная, как чума. Как чума и холера! Несносная, как десять свекровей, — прощебетала рыженькая и добавила шепотом: — Она — проклята. Ну, родовое проклятие. Ты поняла.
Я — страшнее чумы?! Бурная фантазия принялась рисовать апокалиптические картины, постигшие мое несчастное лицо; фигуру, слава богу, рассмотреть удалось. Наверное, оно перекошенное, нос-картошка, как у Жерара Депардье, глазки-буравчики, губа со шрамом. Или меня поразил какой-то врожденный дефект типа волосатого родимого пятна… Нет, не волосатого — волосы я заметила бы, когда щупала лицо. Но и обычное родимое пятно может изуродовать. Бородавки тоже выявляются на ощупь, потому отменяются. Что же со мной не так?
Вот же невезение! Сон так хорошо начинался и, похоже, превращался в кошмар. Дальше терпеть неизвестность не было сил и смысла: а вдруг сон закончится и я не узнаю, что дальше? Потому я распахнула глаза и шевельнулась. Рыженькая собралась закричать, но закрыла рот рукой. Полная попятилась. Как будто они увидели мертвеца. Господи, сделай так, чтобы я не превратилась в оборотня или какую-то другую гадость! Маги здесь есть, значит, и оборотни с вампирами могут водиться.
Рыженькая первой взяла себя в руки, изобразила улыбку, склонила голову, чуть присела:
— Бэрри проснулась! Какая радость! Тайя, скажи всем!
— Стой! — хрипнула я и завертела головой по сторонам. — Вы кто такие? Где я? Что со мной?
Полная Тайя замерла на полпути к двери. Улыбка сползала с лица рыженькой, она прикусила губу и потупилась.
— Ничего не помню, — объяснила я свое странное поведение, ощупала лицо, пытаясь обнаружить то, что страшнее чумы. — Где я? Как меня зовут? Бэрри — мое имя?
Нос как нос. Не огромный, а вполне изящный. Губы как губы. Брови. Ресницы. Высокий лоб. Ни шрамов, ни шерсти. Значит, все-таки огромное алое родимое пятно.
Полная Тайя пятилась к двери, я неотрывно смотрела на нее. Страшная, нет, скорее — неприятная, напоминающая злую куклу. Ресниц нет, бровей нет, хотя глаза карие. Нет, все это есть, просто припудрено то ли тальком, то ли мукой, а вот губы накрашены, похоже, свеклой.
— Я должна сказать Арлито.
— Кто это? — поинтересовалась я, мысленно взмолилась, чтоб не муж. Вдруг я замужем за каким-нибудь уродцем и у меня есть дети?
Волосы на затылке зашевелились. Мне придется любить их, заботиться до конца дней, хотя они не мои, а этого тела.
— Маг, который вам помогал, — ответила Тайя, спиной открывая дверь, она вела себя так, будто я могла на нее броситься.
Останавливать ее я не стала. Пусть уходит, рыженькая служанка выглядела более безобидно, ее и стоит расспрашивать про новую меня. Бедняжка тоже с тоской смотрела на дверь.
— Да что я за монстр, которого все боятся? — слетело с моих губ, и пришлось продолжать: — Кто я такая, как меня зовут, что со мной случилось и почему я здесь? Да присядь ты. — Я похлопала по кровати, рыженькая помотала головой. — Садись!
Приказ она исполнила нехотя, села на самый край, готовая в любую минуту спастись бегством.
— Как тебя зовут? — продолжила допрос я.
— Лииса. — Она потупилась, потом глянула с интересом. — Бэрри, вы в самом деле ничего не помните? И меня?
— Не помню даже собственного имени. Ты говорила, что я страшнее чумы, можно посмотреть на себя в зеркало?
Девушка вспорхнула с кровати, с ужасом огляделась, потом рухнула на колени, сложив руки в молитве:
— Бэрри, простите меня! Велите меня высечь, на два дня привязать к столбу! Только не делайте, как в прошлый раз! Проклятый мой язык… наговорил.
Что же, я настолько несносна, что избивала эту милую девушку?
— Поднимись, никто не будет тебя наказывать.
— Правда? — Лииса выполнила приказ, растерла слезы по щекам. Что же я с ней делала, что ее так трясет?
— Присядь вот сюда. Нет, принеси мне зеркало, и побыстрее. Хочу сама увидеть свое уродство.
Лииса выпорхнула за дверь, вернулась быстро с громоздким зеркалом, которое, видимо, сняла в какой-то комнате, водрузила его на кровать. Но вместо того чтобы посмотреться в него, я зажмурилась. Пока не вижу свое уродство, есть надежда, что все не так плохо. Но по законам зарождающегося кошмара я должна была увидеть там чудовище.
Раз, два, три! Оленька, смотри!
Сначала я подумала, что зеркало направлено не в ту сторону и в нем отражается очаровательная чернобровая и черноглазая девушка с темными волосами, которые становились огненными, если на них попадали солнечные лучи. Лишь спустя десяток секунд дошло, что эту девушку, то есть меня, они почему-то называли уродом. Вот так подарок!
Закрыв лицо, я захохотала так, что выступили слезы. Не понимая моей реакции, Лииса убрала зеркало на пол и метнулась в сторону. Отсмеявшись, я попросила его вернуть, чтобы рассмотреть себя получше.
Что за дурацкие шутки, я — красавица! Это лицо мне нравится гораздо больше того, что было раньше. Единственный незначительный недостаток — слишком широкие скулы, в остальном оно идеально: чувственный рот, ровные белые зубы. На форму зубов я никогда не жаловалась, а губы были маловаты, и приходилось их подводить карандашом. Носик тонкий, чуть вздернутый. Глаза миндалевидные карие, почти черные. Ресницы… Всю жизнь о таких мечтала! И брови темные, с изломом, а не три волосинки, как раньше.
Но что вызывало благоговейный трепет — волосы. В прошлой жизни у меня были слабые серые волосы, и приходилось их красить в темный каштан. От химии они портились, превращались в паклю, и я носила карэ, тогда они не успевали сечься. Теперь же природа наградила меня локонами ниже пояса роскошного солнечно-каштанового цвета.
Налюбовавшись на себя, я попросила Лиису убрать зеркало.
— Скажи хотя бы, как меня зовут, где я и что со мной случилось.
— Вы правда-правда ничего не помните? — Лииса втянула голову в плечи, будто посмела спросить что-то страшное.
— Ничего, — соврала я.
Хотелось рассказать правду: что это сон, ни этой комнаты, ни кровати, ни Лиисы не существует. Они исчезнут, как только я проснусь. Но девушка выглядела такой настоящей, что я решила играть по правилам этой псевдореальности, ведь ее короткая жизнь зависит от того, долго ли я просплю, а просыпаться не хотелось категорически — сон начинал мне нравиться.
— Не надо меня бояться, — ободрила девушку я. — Обещаю больше тебя не обижать. Рассказывай правду, какой бы она ни была. Ну?
Лииса смотрела недоверчиво. Казалось, что она не верит своим глазам и ушам.
— Вас зовут Вианта. Вы у себя дома. В эту спальню вас перенесли, когда вы уснули долгим сном. Вы спали одиннадцать дней, бэрри. Все думали, что вы умерли, ваш жених даже заказал вам памятник…
— Жених? У меня был жених?
Служанка опустила глаза и виновато пожала плечами:
— Почему — был? Он у вас есть, бэрр Ратон. Он обрадуется, когда узнает, что вы вернулись.
Обрадуется он! А вот мне совсем не радостно. Тут наверняка принято выдавать замуж по расчету, и мой будущий супруг или старик, или избалованный сопляк, с которым придется хлебнуть горя. Заметив мое замешательство, служанка спросила:
— Вспомнили?
Я помотала головой:
— Нет.
— Вы и раньше не особо хотели замуж, но бэрр Ратон красив. — Она мечтательно закатила глаза. — Хотя и не молод. Он очень добрый, веселый…
— Ты его любишь? — выпалила я и прикусила язык: девушка вспыхнула, вжалась в стенку и замотала головой, ожидая наказания.
— Н-нет! То есть да. Он спас меня. У разбойников. И велел охранять вас, заботиться… Но между нами ничего! Он даже не смотрит на меня.
— Бедняжка. Я тебя обижала? Ревновала? Я его любила?
— Нет, — ответила Лииса кротко. — Не любили.
— Мои родители заставили меня идти за него?
Она посмотрела в упор, и в ее взгляде я прочла сочувствие:
— Они умерли. Не знаю как. У вас была сестра, она тоже умерла, давно. Простите.
Только я собралась спросить, что меня заставило связать себя с нелюбимым, насколько я богата, как дверь распахнулась, и в комнату ворвался чернявый подросток, похожий на цыгана, ринулся к моей постели, замер в шаге от нее и просканировал меня взглядом. Аж неловко сделалось, и я натянула простыню до шеи. Казалось, что парнишка все внутренности видит и мысли читает.
— Ты кто такой? — проговорила я с обидой в голосе, как подобает аристократке, в покои которой без стука влетел мальчишка. Или он и есть жених?
Гость не спешил представляться и продолжал молча пялиться на меня, будто он тут хозяин.
— Невероятно! — выдохнул он, взмахнув руками.
Что-то в его облике было неправильным, пугающим. Наверное, морщины на детском лице и нелепый ломающийся голос. Я сжала пластину, которую мне подарил незнакомец. Нужно, чтобы никто не знал правды, что на самом деле я — не аристократка Вианта, а существо из другого мира, занявшее ее тело. За такое в старину на костре сжигали. Вряд ли в этом отсталом мире все иначе.