Конечно, слова не совсем разрозненные элементы; если предложение составлено правильно, то они объединены общим смыслом, и сохраниться в памяти может больше взаимосвязанных объектов. Но ненамного больше. Именно поэтому лингвисты и определили, что оптимальная длина предложения — от пяти до девяти слов. И чем длиннее предложение, тем больше слов забывается в его начале. Так что нам приходится перечитывать или возвращаться к началу с середины предложения, когда мы чувствуем, что не понимаем текста. Особенно часто такие проблемы возникают, если встречаются малознакомые слова. Ни о каком быстром чтении тут говорить не приходится, да и удовольствие от чтения сомнительное.
Длина предложения хоть и важна, но все же большее значение имеет построение предложения, то есть синтаксис. Правильное построение вполне может облегчить восприятие даже длинного предложения, потому что оно при этом разбивается на смысловые части знаками препинания. А вот ошибки в синтаксисе могут превратить в странный бред даже самые умные мысли автора. Причем в длинных предложениях опасность таких ошибок больше.
Если вам скажут, что в русском языке порядок слов в предложении вообще не имеет значения, — не верьте. Очень даже имеет. Хотя, конечно, слова в наших предложениях можно переставлять и менять местами, но это только для определенных целей. Построение высказываний в русском языке действительно вариативно. В этом и прелесть. Такая вариативность позволяет выработать индивидуальный стиль или подобрать стилистическую окраску для конкретного текста.
Однако надо помнить, что существуют нормы и правила организации пространства предложения, такие правила объединены в раздел лингвистики, называемый синтаксисом. Этот термин не зря с древнегреческого переводится как «порядок». Если не соблюдать правил синтаксиса, то вместо осмысленного текста получится хаотичное нагромождение слов, возникнут разночтения, двусмысленность.
Да и простое изменение расположения слов в предложении далеко не всегда возможно с точки зрения литературного языка и здравого смысла. А то может получиться что-нибудь типа слогана на придорожном баннере: «Люби и уважай Родину — мать твою!» Вроде все так, но воспринимается текст как оскорбительный. Нарушение порядка слов в предложении называется инверсией, и она может привести к искажению смысла.
Дело в том, что в русском языке хорошо развита интонативность, и звучащая в предложении интонация меняется с изменением порядка слов, а интонация, в свою очередь, влияет на восприятие смысла. Именно поэтому существует то, что называют привычным или традиционным порядком слов. Подлежащее, как правило, стоит перед сказуемым, и на него падает интонационное ударение, выделяя подлежащее как главное слово для понимания смысла. Например: «Человек пошел в лес». Это обычное повествовательное предложение, в котором ударение падает на подлежащее, но если поменять местами слова даже этой очень простой фразы, то интонация изменится.
«Пошел человек в лес» — звучит уже несколько иначе. Интонационное ударение падает на сказуемое, на действие, которое становится более значимым, чем то, кто это действие совершает. Глагол традиционно задает динамику, и мы ждем продолжения, оно напрашивается, так же как и союз «и» после слова «лес». «Пошел человек в лес…» — и что он там делал? А если так: «В лес пошел человек». А теперь понятно, куда он пошел. Здесь интонационное ударение на слове «лес» указывает, что значимо именно направление.
По сути, здесь нет ошибок, лишь небольшое смещение акцентов, что может быть оправдано целями автора. Однако такие короткие предложения, состоящие из подлежащего, сказуемого и дополнения, в тексте взрослого человека скорее редкость.
В предложении бывает еще как минимум определение, которое традиционно ставится перед определяемым словом: «лунная ночь», «новая шляпа», «зимняя дорога» и т. д. При инверсии в таких словосочетаниях изменяется не смысл, а ритмика предложения. Это нередко используется в художественных текстах, особенно в стихах. А вот в обыденной речи звучит пафосно, напыщенно или просто странно: «За окном ночь лунная, впереди дорога зимняя, а у меня шляпа новая». Но определенный интересный ритм здесь, конечно, есть. В деловом же и научном стилях подобная инверсия вообще неприемлема.
При инверсии смысл высказывания чаще всего не изменяется и можно понять, что хотел сказать человек. Это нередко вызывает возмущение авторов, которые считают, что никаких ошибок у них нет. Однако инверсия не всегда безобидна и кроме ощущения корявости стиля может привести к таким вот «перлам»:
• «Сегодня впервые детский сад принимает детей после ремонта». (Теперь и детей сдают в ремонт?)
• «Стражники схватили и повесили разбойников вместе с пришедшими на помощь рыцарями». (Бедные рыцари.)
• «Она стояла и ждала своего мужчину с тревогой и раздражением». (Зачем ей нужен мужчина с тревогой и раздражением?)
• «В университете не было преподавателей с дипломниками моложе пятидесяти лет». (Кто не моложе пятидесяти лет? Дипломники?)
Однако инверсия в русском языке — далеко не всегда ошибка, все зависит от цели автора высказывания, от того, насколько осознанным является изменение порядка слов. Оно нередко служит литературным приемом, изменяющим ритм предложения.
Такой прием можно использовать и для создания особого — сказочного, былинного — стиля: «Встал утром рано я и на кухню побрел неприкаянный, и горячего чаю налил кружку я немалую». Правда, некоторые авторы им злоупотребляют, делая такой стиль в своих произведениях навязчивым и раздражающим. К тому же воспринимается он часто как искусственный, нарочитый. Но ради шутки иногда годится.
В стихах же инверсия встречается сплошь и рядом. Но вот несколько приемов изменения привычного порядка слов в прозе:
• «На него она имела влияние сильное». (И. Тургенев)
• «Любовь и участие непритворные были отражены на лице Анны». (Л. Толстой)
• «Сколь прискорбно мне ваш покой мирный тревожить». (Э. Багрицкий)
А это пример инверсии в речи персонажа из романа «Преступление и наказание» Ф. Достоевского: «А осмелюсь ли, милостивый государь мой, обратиться к вам с разговором приличным? Ибо, хотя вы и не в значительном виде, опытность моя отличает в вас человека образованного и к напитку непривычного».
Таким образом, перестановка слов в предложении позволяет решить целый ряд важных художественных задач:
• она задает определенный ритм;
• с помощью инверсии автор может расставить акценты, выделяя то или иное понятие, определение, действие;
• с помощью перестановки слов автор вызывает своеобразный стоп-эффект, чем привлекает внимание читателя;
• инверсия позволяет создать яркие речевые характеристики героям (магистр Йода), отразить особенности их характера, эмоциональное состояние и т. д.
Следовательно, как и любой литературный прием, инверсия хороша в меру и к месту. Но при редактуре она часто создает сложности, потому что не всегда понятно, то ли автор по недосмотру изменил порядок слов, то ли он свой стиль так демонстрирует.
Большинство ошибок, с которыми имеют дело литературные редакторы, можно назвать одним русским словом — «корявости». То слова перепутаны, то деепричастие не на месте, то окончания не согласованы, то автор «падежов» не знает, то во временах глаголов заблудился.
Однако в лингвистике и стилистике все эти ошибки изучены, описаны и рассортированы по видам и степени злостности и вредности. И каждый из этих видов имеет свое название: анаколуф, солецизм, инверсия и т. д. Названия все красивые, а вот текст с такими ошибками — нет. Причем они встречаются так часто, что некоторыми авторами даже воспринимаются как норма. До тех пор пока эти ошибки не превращают предложение в смешную и нелепую конструкцию.
Коварные деепричастия. Одной из самых распространенных ошибок, пожалуй, можно считать неправильное использование деепричастного оборота. Ошибку эту высмеял еще А. Чехов в рассказе «Жалобная книга». Там приводится в пример запись некоего чиновника: «Подъезжая к сией станции и глядя на природу в окно, с меня слетела шляпа». То есть шляпа подъезжала к станции и слетела. Несмотря на древность, а эту ошибку упоминал даже М. Ломоносов, «чеховская шляпа» вовсю летает и по текстам современных авторов.
Ошибка возникает из-за неправильного согласования деепричастия с другими членами предложения. В результате неумеренной любви к деепричастиям и неумения их использовать появляются вот такие «перлы»:
«Сидя на дереве, ко мне пришла интересная мысль». Сейчас какие только мысли к авторам и их героям не приходят. Вот следующий пример из текста другого автора:
«Пробираясь через колючие кусты, до меня вдруг дошла одна мысль».
И еще несколько:
«Поднявшись на этот холмик, нам открылся превосходный вид на туманный город».
«Протаранив порт и ближайшие пляжи, на некоторое время возникла тишина».
«Болезненно кусая губу, ее глаза вновь встретились с пристальным взглядом принца». Глаза, кусающие губу? Жуть какая!
Кстати, у этой ошибки давняя история, А. Чехов не зря ее высмеивал. В XIX веке ошибочное использование деепричастного оборота встречалась еще чаще, чем сейчас. Даже Л. Толстой этим грешил, что, конечно, не является образцом для подражания. Причина этого — галлицизмы, точнее, синтаксические обороты, характерные для французского языка.
Наиболее образованная часть российского общества конца XVIII — начала XIX века французский язык знала подчас лучше, чем русский, и постигали аристократы мировую культуру, читая в основном французские книги, ну, иногда немецкие. Но писать литературные произведения старались все же на русском, испытывая нередко серьезные трудности с передачей своих мыслей. И корявостей было много, а русский литературный язык еще только складывался. Об этом писал М. Ломоносов: