Тахар сердито постучал пестиком по краю ступки.
– Пропали. Десять лет назад. Затеяли какие-то исследования с перемещениями и… в общем, так их и не нашли. Они… теми еще испытателями были. Вот, доиспытывались.
– А Умма? – наконец прямо спросил Оль, и голос его прозвучал почти жалобно: и впрямь, где же место для Уммы среди всего этого?
Тахар с силой потер щеку, и на светлой коже осталось красное пятно.
– Я не знаю, что тебе сказать. А, бдыщевый ты хвост, я не знаю даже, что сказать себе!
Оль махнул рукой и вернулся к бегунчику, принялся сердито кромсать изрядно подвявшие стебли. Тахар высыпал из ступки золу, перетертую с цветами златочника, плеснул воды в глиняную миску.
Оль некоторое время молча следил за выверенными движениями его рук, за пальцами, выделывающими сложные пассы. Тахар негромко шептал неизвестное гласнику заклинание, в котором тот временами улавливал знакомые, но иначе звучащие слова.
Когда Тахар осторожно отделил щепоть нарезанных бегунчиковых стеблей, Оль все-таки не вытерпел:
– А может быть, все ж пришла пора повзрослеть, а? Вон и Элай с Алерой друг на друга глядят, как коты весенние. И ты с Уммой… Тебе не думалось, что настало время еще раз перерешить решенное, а?
Тахар старательно перемешал смесь, медленно отодвинул миску. Посидел, не поднимая глаз, потом решительно потянулся за склянкой.
– Знаешь, тут и казаться нечему, решать и правда надо. Порталы вон рыжие все стали, камни какие-то вокруг них нарастают, и прыгнуть в Миры с каждым днем все труднее. Дефара к троллям перебралась, – ты ж и не заметил? – бродит вокруг порталов. Говорит, они поют. Тут даже кошке ясно, что порталы в Ортае последние дни доживают, эти каменные наросты скоро их закроют. Так что… скорее всего, до того времени мы втроем вместе со своей неразлей-какой-дружбой уйдем туда навсегда.
Горожане, до сумерек работавшие на расчистке поля, возвращались в Мошук через южные ворота. Были они уставшими и злыми: а кому понравится провести целый день за грязной утомительной работой, когда над головой вместо неба висит серая мряка, а пальцы едва разгибаются от осеннего пробиручего холода?
Впереди ждала теснота общинной избы, миска горячей безвкусной каши и кусок ковриги, а назавтра – все сначала.
Едучее чувство обиды разрасталось тем больше, чем дальше они шли по городским улицам. Как будто из узких подворотен, из-за часто стоящих домов кто-то нашептывал им правильные слова, от которых они пуще распалялись.
– Кто-то дома родного не помнит и едва ноги волочит на пустой каше, а кто-то в ус не дует и на цельном птичнике гузном сидит, – негромко сказал вслух сутулый небритый эльф.
Три десятка горожан остановились как один. Почти все они были из «пропаданцев», и каждому теперь показалось, будто произнесший эти слова эльф прочел его собственные мысли.
Опершись на лопаты и грабли, усталые и грязные люди, эльфы, гномы стояли посреди улицы. Переглядывались – сначала насупленно, исподлобья, потом – проясняясь лицами, видя в чужих глазах участие и понимание.
Дохнул по улице западный ветер колючим серым рывком, шурнул мусором и нападавшими с придомовых кустов листьями – словно шепнул что-то требовательно и ободряюще.
Люди переглянулись снова, и теперь в глазах у них была не обида и не тоска, а хмельной и дурноватый задор.
Не сговариваясь, перехватив покрепче лопаты и грабли, три десятка человек направились к городскому птичнику.
При виде Ыча и Алеры, играющих в ладушки, опешил даже ко всему привычный Тахар.
– Вы чего?
– А чего? – не оборачиваясь, переспросила Алера. Ее маленькие ладони звонко хлопали о здоровенные трольи. Ыч гыгыкал и путался в движениях. – Чего мы ерундой занимаемся, когда вокруг все такие серьезные, что хоть свались и умри?
Отвлекшись, она сбилась сама, чем осчастливила тролля. Торжествующе взоржав, Ыч хлопнул девушку по плечу, наверняка поставив ей синяк, и поднялся с пола, отчего комната сразу сделалась тесной и маленькой.
– Добрючая, – доверительно сообщил он магам, – только вреднючая.
– Это да, – согласился Тахар. – Это она может.
Оль и Кальен развалились за столом, одинаково закряхтели, вытягивая ноги. Тот еще выдался вечер. Чего только стоит одна гномская делегация на пятнадцать голов, которую приволок к лекарне Эдфур! Гномы в один голос уверяли, что Кальен навел порчу на их род и что теперь слабоумие от Эдфуровой тещи расползается по всему родовому поголовью. Глядя на них, трудно было не согласиться. Отвязаться от гномов удалось с величайшим трудом. Оль даже подумывал создать пару фантомных стражников, чтобы сбить пыл с гномской братии, но не стал: в таком возбуждении с них сталось бы и на стражников кинуться, и тогда положение стало бы совсем паскудным.
И что на этих гномов нашло? Было приличное, вежливое семейство, а тут… ну прям как будто их бешеные клопы искусали!
Из-за отдернутой занавески выплыл запах тушеного мяса, а следом показался сердитый Элай, перемазанный золой. Ткнул пальцем в Алеру.
– Видите, да? Даже тролль говорит, что с ней невозможно!
Мавка за спиной эльфа прокралась в кухню, и Оль проследил за ней укоризненным взглядом. Спереть она ничего не сопрет, конечно, но жалостливыми взглядами и вздохами выпросит у Элая половину общего ужина. Хотя у этого выпросишь, пожалуй.
Ыч строго погрозил эльфу пальцем:
– Превозмогащая!
Элай возмущенно взрыкнул и снова пропал за занавеской. Тролль выглядел очень довольным: все-таки ему удалось объяснить эльфу, что еду готовить – не женское дело. Алера беззвучно смеялась, спрятав лицо в ладонях.
– Дефару не видели? – без особой надежды спросил Кальен.
– Не, – Алера мотнула головой. – Но хотели бы. Мы проход через горы нашли, а на скале – полный рисунок, причем с ночницей. И знаешь, где нашли? В ближнем Мире, который подле речки.
Магам потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить новость. Потом заговорили все сразу.
– Полный рисунок? – У Кальена побледнели губы. – С ночницей? Что на нем?
– Проход через горы? – Оль навалился на стол грудью и горящими глазами уставился на Алеру, забыв, что после посиделок в Эллоре смущается встречаться с ней взглядом. – Проход из Миров в магоновый Азугай? Ну я ж говорил, что они появятся!
– Вы без меня ходили по Мирам? – Тахар произнес это негромко и без всякого выражения, но Алера словно только его одного и услышала, виновато развела руками и пробормотала: «Ну а что нам еще…»
Тахар понял и раздосадованно махнул рукой. В самом деле, а что им еще было делать? Сидеть вдвоем в пустом доме, поедая друг друга глазами, – или, напротив, неловко отводя взгляд, придумывая себе пустяшные занятия? Сам-то небось хорош: думал, только до полудня в лекарне пробудет, а как затеялся с зельями – так и не заметил, как кончился день.
– Так что на рисунке? – тихим бесцветным голосом переспросил Кальен. Достал из кармана исчерканный клочок бумаги, а с полки – уголек, положил перед собою, готовясь рисовать. Пальцы у него подрагивали.
Алера уставилась в потолок, словно рисунок со скалы был повторен на бревнышках.
– Значит, везде люди и ночница. Потом так, – девушка принялась загибать пальцы, – подпертое поленом дерево с листами, дальше приотворенная дверь и немного листьев на земле. Потом голое дерево, дверь распахнута, ночница стоит у двери. А последнее… ну, там возле дерева скалы, ночница в дверях, а люди…
Алера замолчала. Оль и Тахар с напряженным ожиданием смотрели на нее. Кальен быстрыми скупыми штрихами делал наброски на клочке бумаги, поверх каких-то старых заметок. Ыч вообще не слушал, зато очень внимательно разглядывал потолок, пытаясь понять, что там высмотрела Алера.
– Люди… ну, они все лежат.
– Мертвые? – уточнил Оль.
– Не знаю. Непонятно. Они просто лежат. А ночница в дверях.
Из кухни вышел вспотевший Элай, грохнул на стол котел с овощами и мясом. Знал бы, что придется самому возиться с едой – ни в жизнь бы не стал в того зайца стрелять!
– У нее амулет в руке, – добавил эльф так сердито, словно нарисованная ночница нанесла ему личную обиду, – остроносый амулет для перехода в Миры. Да не делайте вы такие скорбные рожи! Понятно же, что это просто образы: дерево с листьями – обычный зеленый портал, нелюдям в него хода нет, чем дальше он краснеет – тем ближе время, когда нелюдям ход будет.
Алера пожала плечами и стала расставлять на столе тарелки. Кальен щелчком запустил по столу бумагу. Девушка потянулась за листком, вгляделась в набросок, кивнула и оставила его лежать посреди стола.
– Ловко, – Оль неуверенно улыбнулся, – стало быть, когда вырастут те камни у порталов – нелюди смогут уйти в Азугай через Миры, во как! А чучела рогатая уже знает? То-то счастьица будет!
– Мы ее еще не видели. – Алера влезла на лавку рядом с насупленным Тахаром, заглянула ему в лицо. Маг натянуто улыбнулся.
– А те люди, что нарисованы лежачими, – они-то чего означают?
Алера пожала плечами. Ей хотелось есть, а не разгадывать загадки. Девушка забарабанила пальцами по столу, глядя на Ыча и Элая, которые никак не усаживались.
– С людьми все понятно. – Тахар медленно крутил на столе ложку. – Когда азугайские призорцы смогут пройти через порталы – людям ход закроется. Судя по всему, это будет скоро.
Эльф и тролль уселись наконец за стол: Элай – на лавку, Ыч, неодобрительно оглядев ее, – прямо на пол. С возмущением посмотрел на ложку: вот же какая крошечная, сразу видно, в этот дом никогда тролли на обед не заявлялись! Как ее в руке-то удержать, раскрошится в щепки небось!
– И еще амулет остроносый, – проворчала Алера. Кальен вздохнул, потянулся к лежащему на столе рисунку, старательно дорисовал. – Непонятно, важно или нет, что остроносый. А то у меня как раз такой, и Дефара это знает. Отберет же, зараза рогатая! И попробуй не отдать!
– Интересно, откудова магоновые маги про это узнали, – рассуждал Оль с набитым ртом, – и как проход в горах открыли. Или это не они открыли? Или это Миры и Азугай меняются вслед за нашим миром? Они ж могут быть как-то увязаны: тут что-нибудь меняется – и там следом становится иным?