Конлан сжался в комок. Я видела, как Кэрран делал это сотни раз.
— Ты можешь это сделать! — подстрекал Лютер.
Конлан подпрыгнул на три фута в воздух, пролетел целых двенадцать футов и приземлился в круге. У Лютера отвисла челюсть.
Конлан захихикал и выскочил из круга. Затем вернулся. Затем вышел.
— Итак, — сказал Лютер. — Он оборотень.
— О да. Лютер, ты теряешь контроль.
— Я не теряю контроль. Он излучает всевозможную магию, и я не нюхаю и не облизываю чужих детей, даже чтобы диагностировать их магию. Это было бы жутко.
Туда и сюда. Туда и сюда. Когда мы вернемся домой, я нарисую круг для Конлана. Он отвлечет его на пару минут.
— Он оборотень, — снова сказал Лютер.
— Мы установили этот факт.
Он повернулся ко мне.
— Кейт. Он оборотень с магией.
— Дали тоже перевертыш с магией.
— Дали — священное животное. Совершенно другое. Вся ее магия основана на божественном. Она проклинает и очищает. Он же оборотень, и у него есть магия. Горы магии. Океаны магии. Ничего подобного никогда не было.
Расскажи мне об этом.
— Есть прогресс с Серенбе?
— Значит, ты просто собираешься нагло сменить тему.
— Ага. Есть прогресс?
Лютер покачал головой.
— Нет.
— Совсем ничего?
— Ничего сверх того, что я тебе отправил. Гвардия опрашивает выживших родственников. Никто не поклонялся темным богам. Никто ничего не призывал. У большинства из них было мало магии. Там было несколько растительных магов и поджигателей. Как обычно. Один из них был бывшим наемником. Возможно, ты его знала. Он был известен как Шок.
— Шок Коллинз?
— Да.
— Он покинул Гильдию, когда та почти обанкротилась. Я понятия не имела, что он переехал туда. Ты точно знаешь, что он исчез?
— Да. Мы нашли у него дома бумажник с водительскими правами и удостоверением Гильдии.
Это были плохие новости. Шок Коллинз был осторожным, опытным наемником, который становился злобным, когда его загоняли в угол. Он пережил несколько неудачных халтурок, которые должны были убить его, и, в крайнем случае, он мог убить нападающего электрическим током. Он не позволил бы на себя напасть.
— Были признаки борьбы в доме?
— Нет.
— Что за… черт возьми?
Лютер опустил очки и посмотрел на меня. Я указала на Конлана через плечо. Материнство заставило тебя следить за своим языком.
— У меня действительно есть кое-что на твоего пушистого дружка-монстра, — сказал Лютер. — На первый взгляд, это был новый вид уродства после Сдвига, пока мы не вскрыли этот отвратительный экземпляр и немного не поиграли с его внутренностями.
Он пододвинул металлический столик к полке для трупов и поднял металлическую дверцу, обнажив ручку. Он схватился за ручку, потянул ее, и тело аккуратно скользнуло на смотровой стол. Лютер покатил стол вперед, к подставке с фейри-фонарем. Я последовала за ним.
Он откинул простыню, обнажив аккуратные шрамы от вскрытия. Хотя он был мертв, отвращение все равно пронзило меня.
— Что ты чувствуешь, когда смотришь на него?
— Голод, — сказал Лютер.
— Тебе нужна помощь, — сказала я ему.
— Я сегодня не завтракал и не обедал.
— Серьезно, Лютер, у тебя есть ощущение неправильности?
— Нет.
Я вздохнула.
— Если только ты не имеешь в виду миазмы разложения, такие густые, что их можно разрезать ножом и подать с кетчупом. С кем, по-твоему, ты разговариваешь? Конечно, я чувствую миазмы. Нужно быть слепым, глухим и не чувствовать запахов, чтобы не реагировать на это, и даже тогда ты все равно почувствуешь это.
— Почему с ним такое происходит?
— Потому что он, возможно, начинал как человек.
— Я так и думала. Джули сказала, что они синие, так что, вероятно, у них был человеческий предок.
— Нет, не предок. — Лютер поморщился. — Он родился человеком.
Я указала на мохнатое скрюченное существо.
— Оно родилось человеком?
Лютер кашлянул.
— Да. Вероятно.
— Так что же это такое, какая-то странная форма лупизма?
— Какое-то время это была рабочая теория, но мы не нашли Lyc-V в его организме.
— Ты уверен? Потому что их было действительно трудно убить.
— Я уверен. Тело действительно претерпело глубокие изменения. Все человеческие органы все еще на месте, но все было изменено. Фасция, которая… — Лютер снова кашлянул. Его голос звучал сдавленно. — … Волокнистая соединительная ткань, окружающая органы и мускулатуру, была… усилена… — Он согнулся пополам, кашляя.
Позади него облако изумрудно-зеленой пыли ворвалось в комнату через дверной проем. Порошок лизнул границу круга и отпрянул.
Лютер выпрямился. Изо рта у него вылетело облачко зеленого порошка. Его глаза уставились на меня, остекленевшие и безжизненные.
Между мной и кругом было четыре фута. Я преодолела их одним прыжком, поймала Конлана в прыжке и отступила к центру.
Теперь пыль заполонила комнату, перемещаясь вокруг нас подобно прозрачной изумрудной вуали. Только поверхность круга оставалась нетронутой. А «Саррат», и все мое оружие были удобно уложены в дурацкий ящик Лютера, далеко в зеленой пыли. Чудненько.
Лютер шагнул к кругу, застыв, как марионетка, которую дергают за ниточки.
— Предательница, — прошипел он свистящим голосом.
Конлан зарычал в моих объятиях.
О, хорошо, оно хотело поговорить.
— Кого я предала?
— Глупая вероломная сука. Недостойная.
Интересно, это касалось коробки?
— Из всех существующих оскорблений это то, что ты придумал? Какое-то жалкое.
— Он все для тебя сделал. Ты недостойна слизывать дерьмо с подошв его ботинок.
— Жрать дерьмо — твоя работа. — Чем больше я его бесила, тем больше он говорил, и тем быстрее я пойму что, черт возьми, происходит. — Старайся усерднее.
Лютер двигался короткими рывками. Он сражался с кем бы то ни было. Он также был отвлекающим фактором. Если вы хотели провести внезапную атаку, помогало, если ваша цель сосредотачивала свое внимание на ком-то другом. Лютер должен был отвлечь меня. Когда начнется атака, она произойдет у меня за спиной. Я все еще держала Конлана. Мне пришлось бы бросить его, чтобы защитить нас, и поверить, что он останется в круге. Ему был всего год. У него не было здравого смысла. Он лизал стены и ел мыло, черт возьми.
— Он дал тебе жизнь.
Не-е, с коробкой не связано. Речь про Роланда.
— Он — Бог. Он — жизнь. Он свят. Ты — мерзость.
Только одна группа людей считала Роланда святым и их дорогой на небеса. Пыль принадлежала сахану.
Я мысленно пробежалась по списку сахану, который мне предоставила Адора. Это не подходило ни к кому конкретно, но она сказала, что сахану скрывали свои силы.
— Мой отец — лжец. — У меня зачесалось место между лопатками. Сахану должен был быть прямо за мной.
— Богохульница!
Религиозные фанатики. Разумные и понимающие люди, которых легко убедить фактами и логическими доводами.
— Тебя не ждут на небесах. Он кормил тебя ложью, и ты проглотил ее. Мой отец слишком умен, чтобы когда-либо стать богом. Когда ты принимаешь божественность, твои мысли и поступки больше тебе не принадлежат. Ты бы знал это, если бы не был слеп и глух. Подумай самостоятельно, попробуй. Это поможет.
Использовать слова силы против убийц отца было рискованно. Некоторым из них помогала кровь моего отца, что делало вероятным ответный удар. Многие из них сами использовали слова силы. Поскольку Лютер был заражен, существовал шанс, что любое слово силы, которое я использую, поразит и его.
Лютер наклонился вперед, оскалив зубы.
— Я убью тебя. Я съем твою плоть, а затем я съем твоего ребенка. Я проглочу его мягкую плоть, и тогда я тоже стану богом.
Меня пронзила холодная ярость. Мир стал кристально прозрачным.
— И что сделает мой отец, когда узнает, что ты пытался сожрать его внука?
— Он будет восхвалять меня. Он приказал убить тебя. Он хочет, чтобы к нему привели твоего сына, но вместо этого я его съем.
Когда я, наконец, дозвонюсь до папочки, мы поговорим.
— Я высосу мозг из костей твоего ребенка и воспользуюсь его магией. Тогда я стану еще могущественнее.
Нет, ты этого не сделаешь. Я усмехнулась Лютеру. У меня был отличный образец для подражания, когда дело доходило до насмешек. Никто так не унижал, как Эрратима, Роза Тигра.
— Ты и какая армия, сиррах? Я принцесса Шинара, Кровавый Клинок Атланты. Мой род уходит на тысячи лет в прошлое. Моя семья строила дворцы, в то время как твои предки съеживались в своих глинобитных хижинах. Ты слабый, глупый и ничтожный. Какую угрозу ты можешь представлять? Ты мечтаешь о власти, которая у меня уже есть. Тигрица не замечает червяка, которого раздавливает лапой. Ползи, маленький червячок. Ускользай, как можно быстрее.
Я почувствовала точный момент, когда он бросился из тумана в круг. Я отпустила Конлана и отступила назад, уклоняясь с пути. Мой мозг зарегистрировал атаку за долю секунды: стройная блондинка моего роста, моего роста, молодая, в каждой руке по кинжалу.
Правый кинжал вонзился в воздух в восьмой части дюйма от моей груди. Я схватила ее за запястье правой рукой, намереваясь левой ладонью размозжить ей локоть. Она присела и полоснула мне по правому бицепсу другим кинжалом. Жгучая боль пронзила руку, словно раскаленная резиновая лента ударила по коже. Я замахнулась для удара. Она подняла руки, прикрываясь в последний момент, и откатилась назад. Моя нога едва задела ее. Она перекатилась на ноги и прыгнула обратно в зеленый туман.
Я отступила к Конлану. Он остался точно там, где я его бросила, прижимаясь к полу. Спасибо тебе, кем бы ты ни был наверху, за чудо. Спасибо.
Конлан сидел у моих ног. Я стояла неподвижно. Мою правую руку обжигало болью. Она была чертовски быстра, а кинжалы были острыми, как бритва. Кровотечение не было сильным. Я могла бы запечатать его, но это было бы ненадолго. В тот момент, когда я использую руку, у меня пойдет кровь. Что не плохо. Я могла бы использовать кровь.