— Что вы делаете?
Чермор произнес это негромко, и матросы даже не взглянули в его сторону, но все тюремщики так и подскочили, а тот, что проиграл часть своей одежды, еще и всполошенно ахнул.
И тут же со стороны носа донесся стук. Тюремщики попятились прочь, вжав головы в плечи, миновали чара, но он не оглянулся, когда они исчезли за спиной. Сидящие на корточках матросы разом вскинули головы. Морось, словно пропитанная теплой влагой плотная паутина, висела над палубой. Пологи ее заволновались, в них возникло небольшое светящееся пятно, затем проступила высокая фигура. Туман разошелся, как призрачный занавес, впустив на сцену капитана Ван Дер Дикина, а пятнышко света обернулось его правым глазом.
— Сколько раз, мерзогадостные бесенята, сколько раз я приказывал вам более не предаваться пагубной страсти...
Капитан, сделав широкий шаг, занес железную ногу с деревянным башмаком, явно намереваясь тяжелой подошвой стукнуть по голове ближайшего матроса, но коротышки рванули в разные стороны, наполнив палубу влажными шлепками пяток по мшистой поверхности. Четыре фигуры мгновенно канули в тумане, исчезли, будто бы их и не было. Булинь чуть было не упал, башмак с грохотом ударил по палубе. Капитан пошатнулся, продолжая движение, изогнулся в пояснице, подхватил длинной корявой рукой оставленную матросами синюю бутыль и зашагал дальше, качаясь, далеко выкидывая вперед здоровую ногу, а после судорожным рывком подтягивая к ней костыль. За все время своего присутствия на маленькой сцене между решеткой люка, вьюшкой и бухтой перлиня ни огненный, ни бельмастый глаз его ни разу не взглянули в сторону чара, и Ван Дер Дикин никак не дал понять, что заметил Чермора.
Оставшись в одиночестве, Некрос шагнул к закутку, занятому раньше игроками, присел на корточки и одну за другой поднял три костяшки. Этим предметам, более чем прочим, выполняющим такую же роль, подходило подобное слово: они, хоть и стилизованно, повторяли форму человеческих костей. Каждая имела размер с верхнюю фалангу большого пальца, и на каждой со всех сторон были выцарапаны изображения черепов — по одному, два и больше. Чар подбросил костяшки на ладони. Зазвучал стук башмака, поначалу тихий, но быстро нарастающий, — и капитан вновь предстал перед Некросом. По своему обыкновению не глядя на чара, Булинь, широко расставив ноги, коснулся рукой лба и произнес отрешенным голосом:
— А ведь она была велика и прекрасна, прекрасна своей красотой.
Капитан замолчал и прикрыл правый глаз, судя по всему, не собираясь давать никаких разъяснений сказанному.
— Кто? — спросил, наконец, Чермор.
Глаз Булиня распахнулся и полыхнул, послав перед собой широкий луч света, на пути которого морось стала конусовидным коридором молочно-белого густого тумана.
— Да супруга моя, — молвил Булинь. — Кто ж еще?
Он вновь умолк, решив, кажется, что теперь уж точно сказал достаточно. Только сейчас Некрос заметил, как печально лицо Ван Дер Дикина. Лоб его избороздили глубокие морщины, а брови, напоминающие тонкие языки пламени, горестно насупились. Чар, все еще сидевший на корточках, разглядывал Булиня, а капитан глядел вдаль. Вдруг он стукнул горлышком синей бутыли, которую сжимал в руке, о край решетчатого люка. Стекло лопнуло, и верхушка покатилась по палубе. Капитан приник к бутыли, запрокинув голову, сделал несколько глотков, после чего вновь уставился за борт.
После долгого молчания Некрос произнес:
— Становится теплее. Почему?
Булинь встрепенулся, покачал бутылью, вслушиваясь в доносящееся изнутри бульканье.
— Приближаемся к Солнечному Пятну... — другая его рука поднялась, и палец уперся в матовое бельмо, ткнул в него так, что чар решил: сейчас оно прорвется или скорее даже проломится — и тогда не то выплеснет на щеку густую грязно-белую слизь, не то брызнет костяными осколками. Ничего такого не произошло, и капитан заключил:
— К Слепому Бельму океана, вот к чему подплывает моя «Шнява».
С этими словами он исчез в тумане. Чермор раздвинул пальцы, позволив костяшкам провалиться между ними и упасть на палубу. Выпрямился. Исчезли и матросы, и тюремщики, и капитан. Теплая морось стояла стеной, скрывая все, что находилось за пределами круга диаметром в три-четыре шага. Некрос пригляделся к моховым зарослям, покрывшим свернутый в бухту перлинь. Там, куда упало несколько капель из синей бутыли, мох побурел и съежился.
Черви неподвижно лежали в голове, напитываясь всем, что видели глаза чара, процеживали картину окружающего, освобождая от ненужных примесей, делая ее четче, честнее. Теперь Некрос совершенно точно знал, что за всем этим — за кораблем и его командой, тюремщиками, всеми последними событиями — скрыто нечто большее, нечто тайное и тревожное, — но пока не способен был понять, в чем его суть.
Вскоре ему захотелось вновь увидеть Риджи Ана. Как выяснилось, для этого не надо спускаться в каюту: девушка, закутанная в плащ, с накинутым на голову капюшоном стояла возле ограждения люка. Выглянув из-за мачты, Чермор увидел еще и Эди Харта, о чем-то с ней разговаривавшего. Расслышать ничего чар не смог, но ему показалось, что Риджи задает вопросы, а тюремщик отвечает: как всегда подобострастно, сутулясь и вжав голову в плечи. Шевельнулись, легко скользя вдоль извилин, черви... Хотя, быть может, это Харт спрашивал — вернее, выспрашивал что-то, а неглупая, но все еще наивная Риджи отвечала, не подозревая, что рассказывает врагу тайны, которые тому знать нельзя...
Над головой Некроса кривые когти бесшумно прочертили парусину; Тасси сполз, растопырив лапы и прижавшись к парусу тугим брюхом, достиг нижней реи, оттолкнулся от нее и упал на палубу. Ткнувшись мордой в щиколотку чара, пес-демон поглядел на него и перевел взгляд туда, где разговаривали тюремщик и Риджи.
— Следи за ними, — сказал печальный тихий голос.
Риджи кивнула, и Эди Харт, низко поклонившись, исчез в тумане. Тасси, будто набитый крупой мешочек из грубой шерстяной ткани, с тихим шлепком повалился на бок, вытянул лапы, положил лобастую башку на палубу и закрыл глаза.
Придерживаясь за ограждение, Риджи начала спускаться. Капюшон исчез в открытом люке. Чермор, выждав немного, направился следом.
Когда он вошел в каюту, девушка, уже успевшая снять плащ и сидевшая на краю кровати, подняла голову. Чар, шагнув вперед, взял Риджи за плечи и, глядя ей в глаза, ровным голосом спросил:
— О чем он расспрашивал тебя? Она моргнула.
— Что?
— Эди Харт, мой слуга. Что он хотел выведать у тебя?
— Выведать? — повторила Риджи растерянно. — Но он...
Чермор толкнул ее, так что девушка откинулась на спину, склонился ниже, прижимая ее к кровати, не позволяя выпрямиться.
— Говори! Мой слуга, что ты рассказала ему...
— Нек, но это я его расспрашивала! — выкрикнула Риджи, пытаясь сесть. — Почему ты все время говоришь таким голосом? Я спросила его, откуда он родом, кто его родители...
В ее сознании с пугающей ясностью встал вопрос: за что я полюбила его? Что есть в этом человеке такого, что привлекло меня? Еще в Остроге-На-Костях Риджи видела Альфара Чермора, младшего брата Некроса. В Альфаре хотя бы присутствовала некая щегольская импозантность, ну а чар... Он теперь казался совершенно аморфным, в нем не было ярко выраженных черт, способных привлечь. Кроме того, хотя физически он не изменился, теперь казалось, что он словно бы занимает меньше места в пространстве. Чар истончился и потемнел, стал похож больше на собственную тень, чем на того, кто эту тень отбрасывает.
Опустившись на колени между раздвинутых ног Риджи, все еще не давая ей выпрямиться, Чермор сказал:
— Для этого ты вышла на палубу? Зачем ты лжешь? Я хочу тебе добра, но ты врешь мне, и пока что я не понимаю, зачем. Ты поднялась наверх лишь для того, чтобы расспросить какого-то тюремщика о его родне?
— Я почувствовала себя лучше, и мне стало скучно! Тебя нет, да и когда ты есть — это не ты, а... Я просто вышла, чтобы ощутить свежий воздух, ветер! Этот человек проходил мимо, я остановила его и стала спрашивать... Нек, ты… Ты болен, теперь я точно знаю!
Руки чара, лежащие на ее согнутых коленях, опустились ниже по икрам, затем вернулись обратно, поднимая платье.
— Я не хочу сейчас... — начала Риджи, но Чермор уже обхватил ее за бедра и придвинул к себе. Закричав, девушка махнула рукой, полоснула ногтями по его щеке. Чар подался вперед, все еще стоя на коленях; она замотала головой, и Чермор прижался губами к ее скуле, вдавливая голову в кровать. Он выгнулся и чуть привстал, одной рукой сжимая ее плечо, второй принялся разрывать шнурки, стягивающие ткань на груди.
Темнело; на верхушке мачты, по бортам и над кормой сквозь висящую в соленом воздухе теплую водяную взвесь просвечивались белые пятна ходовых огней. Риджи разбила Некросу нос: уже после того как все закончилось, она, отдышавшись, но еще даже не надев порванное, валяющееся под стеной платье, набросилась на чара с кулаками. Она кричала и пыталась ударить его, а Чермор молча уклонялся, прикрываясь локтями. Потом она свернулась на кровати спиной к нему, прижала колени к груди и спрятала лицо. Накинув на девушку одеяло, чар покинул каюту.
Паруса, оплетенные по периметру гибкими бледно-зелеными ветвями, едва трепетали на слабом ветру. Клочковатый и маслянистый, влажно поблескивающий ковер мха покрывал всю палубу. Направляясь к носу, Чермор впервые подумал о трюме: пуст он или «Шнява» несет какой-то груз? Сквозь твиндек, палубу и слой мха сочился густой дух, иногда казавшийся кисло-сладким, как от забродившего сидра, иногда таким, словно источником его был мокрый хлопок, иногда — как от затлевшего зерна.
И никого не видно. Ни одной фигуры, ни единой тени не двигалось в тумане. Что сейчас поделывают тюремщики? Собрались где-нибудь в кубрике и тихо разговаривают, сдвинув головы? Или вновь засели играть с матросами, пересчитывая черепа, выцарапанные на матовых плоскостях диковинных костяшек?
Корабль безмолвным темным силуэтом, украшенным четырьмя размытыми светляками огней, двигался сквозь вечернюю мглу.