тился в вертикальном положении и начал выскальзывать из-под ремней. А затем ковчег с оглушительным хлопком лопнувшей емкости опустился кормой на землю, медленно завалился набок и остался лежать неподвижно.
К тому времени ножки кровати лопнули, она сдвинулась вперед и торцом прижала Дикси к стене. Грохот и треск смолкли, их сменил шелест осыпающейся снаружи земли. И вопли гномороба. Гарбуш завозился, высвобождаясь из-под ремней, отстегнул пряжку, соскочил на накрененный пол. Усадив Ипи на краю лежанки, бросился к стенающему мальцу.
Тот, впрочем, почти не пострадал — больше испугался, когда лежанка съехала на него.
По наклонному полу идти было тяжело, но Гарбуш, ведя Ипи за собой, добрался до двери, кое-как открыл ее и вывалился наружу.
Порыв ветра растрепал волосы и заставил вцепиться в косяк. От коридора осталась едва ли треть, дальняя часть вместе с ведущей наверх лесенкой исчезли — лишь изломанные доски и останки ступеней, за которыми виднелось пространство трюма. В куче обломков прямо под коридором шевелилось несколько тел. Ковчег накренился так, что сторона, где находилась каюта Гарбуша, приподнялась, и теперь далеко внизу он увидел длинный пролом — борт в том месте был словно распорот скользящим ударом огромного клинка. За проломом пробегали волны по зеленому морю листвы.
Вниз спускались долго. Несколько раз пришлось брать Ипи на руки, закрывать ей глаза или заставлять отворачиваться. При падении погибли с десяток карл, тела их, придавленные досками, лежали в разных местах, а одно свисало с конца мачты, которая теперь торчала далеко над кормой ковчега.
Сломанный хвост придавил растительность; натянутая на раму ткань лопнула. Уже спрыгивая в папоротники, Гарбуш увидал Октона: далеко, возле погруженного в склон носа, мелькнула высокая фигура.
— Владыка! — прокричал гномороб. — Эй!
Но тот не оглянулся и быстро исчез среди медленно опадающих покатых бугров разорванной емкости.
Выяснилось, что ковчег рухнул на склоне лощины, сплошь заросшей папоротниками. И над этой лощиной, над лежащим на боку эфиропланом, над всем тусклым миром высилась исполинская Гора. Громады таких размеров ни один карла еще не видел: она уходила в серый облачный слой. Вверху дули ветры; сплошная масса облаков быстро текла в одну сторону, и там. где ее прорезала вершина, изломанной каемкой тянулся фронт белого варева, образованного бурлящими вдоль склонов облаками. У Гарбуша мелькнула мысль, что если бы не прозрачность ясного холодного воздуха, могло бы показаться, что они стоят на дне океана, и далеко-далеко вверху — поверхность воды, над которой выступает конический остров, вершина Горы.
От емкости несло стухшими яйцами. Собравшиеся под ковчегом карлы, скрытые папоротниками так, что видны были лишь плечи и головы, морщились, зажимая носы. Гарбуш оглядел исцарапанные, в синяках и кровоподтеках, почти детские лица.
— Вон старик! — закричал Дикси, показывая в сторону носа коротким мечом. Все посмотрели туда: Владыка быстро шел через заросли к Горе.
— Почему убегает? — спросил один из карл. — Ведь надо похоронить тех, кто...
Они услышали тявканье. Звук доносился со склона лощины.
— Это что такое... — начал было Дикси, и тут зверь, смахивающий на низкорослого кривоногого шакала, возник на корме ковчега — все увидели фигуру, четко выделяющуюся на фоне склона. Она остановилась, глядя вниз, потом, издав короткий злобный лай, нырнула в обломки. Следом замелькали другие: один, второй, третий, целая стая пронеслась по склону и исчезала за ковчегом.
Запястье Ипи в руке Гарбуша дернулось. Он быстро взглянул на девушку: она была напугана. Эти существа встревожили ее куда больше тряски и грохота, вида разбившегося эфироплана и мертвых тел среди обломков... Впрочем, гномороб надеялся, что тел Ипи не заметила.
За то недолгое время, пока они стояли здесь, похолодало. Ветер, раньше налетавший порывами, дул теперь беспрерывно. Поток облаков над головами стал пепельным, воздух темнел — приближалась ночь.
Гномороб помнил слова Владыки о том, что их преследуют. Он повернулся в сторону, из которой прилетел ковчег, но склон лощины ограничивал обзор. Из обломков донесся хруст — такой, какой могут издать мощные клыки, перегрызающие кость.
— Идем, — заторопился Гарбуш. — Туда, куда Октон пошел. Быстрее, быстрее!
— А они... А мертвые? — спросил Дикси.
— Вернемся позже и похороним их. Все равно туда сейчас не подступиться из-за вони.
Сочное, ярко-зеленое море папоротников казалось чужеродным пятном среди тусклого ландшафта. Лишь заснеженная вершина Горы Мира далеко над головой могла соперничать с ним яркостью. Леса и менее высокие горы, заросшие травами долины на севере — все казалось угрюмым, мрачным и безлюдным.
— Я не отпущу тебя, — повторял чар, волоча Риджи за собой. — Ты должна быть со мной, всегда со мной.
Сначала Риджи отбивалась, отталкивала его, а после отказалась идти и просто села на землю. Тогда Чермор поднял ее, сопротивляющуюся, на руки и понес. Усталости он не чувствовал. Смертные волокна переполняли тело. Отныне Некрос управлял ими.
Налетающий порывами ветер гнал зеленые шелестящие волны по растущим вокруг каменистой громады папоротникам. Здание Универсала было построено лишь как уменьшенная копия: Гора имела такую же форму, и даже узкую темную полосу, которая тянулась уже за линией снегов, там, где пирамиду опоясывал балкон — здесь, видимо, это был естественный навес или ряд входов в пещеры.
Он двигался быстрым шагом. Нить исчезла, но теперь она и не нужна была Некросу, чар знал, что Мир впереди.
— Ты убил их всех, так убей и меня, — сказала Риджи, вцепившись в его воротник. — Все равно мне теперь кажется, что я лежу в гробу.
Глядя на склон Горы, Некрос ответил:
— Но они сговорились против меня. А ты — нет.
— Сговорились? С чего ты взял? Они... Это была обычная команда, а твои слуги — обычные горожане!
Чермор поставив девушку на землю, взял ее за плечи и заглянул в глаза.
— Послушай меня, — тихо заговорил он. — Ты мало выходила из каюты, но ты же видела, как зарастала «Шнява»? Все эти мхи, лианы, вьюн... Да и сам корабль — таких в Аквадоре нет. Слишком сложные снасти, слишком...
— Много ты их видел? — перебила Риджи. — Обычное торговое судно с одной мачтой и десятком моряков...
— Одной?! Их было две! Даже три!
Она отпрянула, когда чар выкрикнул это, с изумлением глядя на него.
— Да нет же, Нек! Одна мачта и один парус. Матросы и капитан...
— Моряки! — подхватил он. — Их-то ты разглядела?
— Ну конечно. Я разговаривала с боцманом. Большинство из Робы, он сам — из Коломмы...
— Он лгал тебе. Ни у одного человека в Робах нет таких красных волос.
— Красных волос? Но он был лысым. А у остальных — обычные волосы.
— Они не люди, — отрезал Чермор. — Это океанские бесы, подручные Моряка.
— Кто такой Моряк?
— Капитан! Капитан этого корабля — его ты тоже не разглядела как следует? Высокий человек, на одном глазу бельмо, а другой горел огнем. На железной ноге. С темно-красным лицом, похожим на обломок скалы, и с очень маленьким носом, — почти незаметным. Он все время был пьян. А как он разговаривал? Ревел, словно буря, на всю палубу, даже до каюты должно было доноситься...
Риджи вырвалась, отскочила от него, испуганно-удивленный взгляд наполнился ужасом.
— Он был такого же, как я, роста, да, одноногий — но без железной ноги, обычная деревяшка! И лицо простое, только обветренное. Говорил как все, даже слишком тихо, я еще удивилась — думала, у капитанов должны быть зычные голоса, чтобы командовать и бранить матросов... И один раз он выпил, я видела, как он шел, чуть качаясь, но... А лианы? Какие лианы? На корабле не было никаких лиан, ни мха, ни вьюна!
— Морок, — произнес чар, которому надоело спорить с ней. — Просто Моряк околдовал тебя. Ты, хоть и дочь чара, не смогла разглядеть истинной картины, а я смог. Идем.
Он протянул к ней руку, но девушка побежала прочь. В три прыжка Чермор нагнал ее, обхватил сзади, прижимая к себе. Риджи вдруг взвыла, задергалась: она держалась долго, но теперь, когда стало ясно, что Чермор окончательно обезумел, началась истерика. Извиваясь и мотая головой, Риджи поджала ноги, повиснув на его руках. Некрос присел, сжимая ее, пока она не затихла. Тогда чар вновь поднял ее на руки, прижал голову Риджи к плечу и пошел вперед.
Шелестящие волны пробегали по папоротникам, и Чермору казалось, что он — первый, первый и единственный человек в Аквадоре, чьи уши слышат этот шелест, первый, чьи ноги ступают по мягкой земле, раздвигая длинные тяжелые листья.
Гора Мира загородила треть неба. Вершины не было видно, она погружалась в небеса. Черви больше не шевелились: они висели в голове, в горле, в груди и животе чара, неподвижные, готовые подчиняться ему, если он отдаст приказ. Лик Смерти, который Чермор не доставал из ножен ни разу с начала путешествия, тихо гудел на боку. Пересекая папоротниковые заросли, Некрос говорил, обращаясь к Риджи, безвольно висевшей в его руках:
— Трансформация началась еще в селении под Форой, и теперь она приближается к концу. Скоро я обновлюсь, я уже обновился, но теперь я стану совсем иным, и ты тоже можешь измениться вместе со мной. Сейчас я понимаю: вся предыдущая жизнь — лишь нигредо, это было лишь познание тени, тех качеств, что я отвергал как недостойные, даже противные мне. Я был в полубессознательном состоянии, то была не жизнь, но тень ее. Затем, после встречи с шаманом и восстановления Лика Смерти, наступило альбедо, отмывание черноты, постепенное пробуждение. Черви помогли мне, помогли увидеть все в истинном свете. Эта стадия вот-вот подойдет к концу, и тогда настанет время рубедо, время пробуждения, сочетания несочетаемого, целостности противоположного. Уже сейчас черви не нужны мне, а вскоре, когда мы настигнем Октона и Мир станет моим, я взберусь на вершину могущества, познаю все свои возможности, увижу реальность без прикрас, истинно такой, какая она есть... Тогда я стану Тайной Тайн — разом днем и ночью, зимой и летом, поэзией и наукой, миром и войной, избытком и нуждой. И ты будешь со мной, ты будешь моей Белой Дамой. Даже если ты не сможе