Однако власть карты такова, что ею нельзя завладеть силой или с помощью заклятий. Ее должны отдать ему добровольно. Вероятность этого представить себе трудно, если только не…
Если не…
Фебрис не обращала внимания на зов хозяина, позволяя своим ногам с двумя длинными пальцами еще немного понежиться. И вдруг вода перестала течь из золотых кранов. С недовольным стоном Фебрис вылезла из ванны. Если Кобольд сильно разозлится, то может вместо воды пустить что-нибудь неприятное вроде вонючей серой слизи или кипящей грязи с запахом тухлых яиц.
Она появилась в дверях гостиной:
— Что прикажете, хозяин?
— Для тебя есть задание, но сначала ты должна принять новую форму.
Фебрис с отвращением зашипела. За исключением неудобств, причиняемых женскими туфлями, нынешняя внешность нравилась ей больше, чем любая другая, которую она когда-либо принимала. И уж конечно больше, чем ее истинное обличье. Но она обязана слушаться Кобольда.
Колдун поднял телефонную трубку и набрал номер.
— Объединенная почтовая система? Я бы хотел, чтобы из моей квартиры забрали тюк.
На другом конце провода ему что-то ответили, Кобольд улыбнулся и бросил косой взгляд на демона:
— Да, он уже готов к отправке.
В квартире Мерлина все стало по-прежнему. Аппарат для привлечения убрали, а тяжелая работа и немного магии уничтожили практически все следы пребывания Йинг-лонга. Гидеон с помощью простенького заклинания оживил несколько мочалок из металлической стружки, и они шустро принялись отдраивать след от трапез китайского гостя — ободок из засохшей каши на ванне. Приятно было слышать, как эти маленькие помощницы бодро соскребают грязь. Уже очень давно он не использовал чародейские силы, а чудеса техники, которые встречались на каждом шагу, создавали у него ощущение, что его собственные магические способности невелики.
Он очень скучал по утренним занятиям с Уиккой. Обычно он выводил ее, едва займется заря, когда луг еще окутан туманной дымкой. Гидеон брал с собой мешочек с мелкими чарами и подбрасывал их высоко в воздух, чтобы виверна их находила и приносила обратно. Это шло на пользу и волшебнику, и его питомице: Уикка хоть на час отвлекалась от озорства, а он — от мыслей о Гвинлин.
Он оставил мочалки самостоятельно продолжать работу и пошел в гостиную.
— Оуроборос!
Змейка подняла головы со спинки дивана, на котором она дремала.
— Шш-ш-што?
— Ты можешь воспользоваться своей памятью будущего и сказать, отложила ли Уикка яйцо?
Оуроборос на минуту закрыла глаза и снова их открыла.
— Прости, Гидеон. Не могу.
Хотя мудрая змея отлично помнила прошлое и будущее, ее память иногда капризничала в отношении событий ближайшего будущего и недавнего прошлого. Дела даже многовековой давности в обе стороны она помнила гораздо лучше.
— Я надеялся, что здесь ты сможешь видеть немного яснее.
Гидеон сосчитал в уме дни и ночи. Сейчас шел уже пятый день, как он потерял виверну. Несомненно, она снесла яйцо, как только нашла подходящее место для гнезда. Благодаря летней жаре и быстрому развитию детеныша, он, вероятно, уже вылупился. Так что теперь волшебнику надо разыскать уже двух виверн, прежде чем это сделает Кобольд.
Он достал свой мешок из шкафа и вынул из него завернутую в бархат колоду карт с виверной. Но, едва он начал раскладывать карты в форме буквы «Т» на кофейном столике, его рука замерла. Дрожащими пальцами он быстро перебрал колоду, а потом еще раз, не веря своим глазам.
Карта таланта виверны пропала. Гидеон, хрипло вскрикнув, упал на подушки дивана. Услышав это, Мерлин выбежал из спальни:
— Господи! Гидеон, что случилось?
Лицо молодого волшебника посерело, а во рту так пересохло от страха, что ему пришлось облизнуть губы прежде, чем он смог заговорить, да и то только обрывками фраз.
— Карта… Пропала карта из моей колоды. Самая сильная. Козырь… козырь виверны…
Мерлин опустился на диван рядом с ним:
— Какой ужас!
Оба волшебника знали, что Кобольд с помощью козыря мог навсегда поймать Гидеона в сеть самых болезненных воспоминаний — ужасную нескончаемую душевную пытку, по сравнению с которой даже смерть стала бы благословением.
Гидеон сжал кулаки:
— Я точно знаю, когда это произошло! Когда я попал из коридора времени в ночной куб…
— Ночной клуб, — поправил Мерлин.
— Да, клуб. Мне пришлось отобрать содержимое моих карманов у вора. Колода оказалась неплотно завернута. Уверен, что карта выпала именно тогда. — Гидеон вскочил с дивана. — Мы должны найти ее!
— Боюсь, что это почти невозможно. По улицам Кембриджа раз в неделю ходят большие и шумные желтые машины и собирают весь мусор. Если ваша карта не попала на свалку, ее, вероятно, давным-давно смыло через водосток в городскую канализацию. — Мерлин призадумался, а затем продолжил размышлять вслух: — Конечно, мы могли бы воспользоваться вашей колодой, чтобы задать вопрос, но поскольку она неполная, это не сработает. И мою колоду нельзя использовать. Она на временной выставке в итальянском музее. В любом случае я не силен в картах.
Гидеон удрученно молчал, а Мерлин встал, подошел к шкафу и начал рыться на верхней полке.
— «Риск». «Монополия». «Ключ»… Ага, нашел!
Из-под груды настольных игр Мерлин извлек плоскую резную коробку, из которой достал и развернул доску для предсказания судьбы, только она, несомненно, была не из магазина игрушек. Вместо бумажных картинок, наклеенных на картон, она была украшена редкими сортами древесины и таинственно поблескивающими зеркальцами, жемчугом и рубинами.
Профессор освободил место на кофейном столике и поставил гадальную доску и инкрустированную дощечку треугольной формы на маленьких колесиках.
— Конечно, доски массового производства дешевы и не из розового дерева и слоновой кости. Но это традиционный набор из Индии, сделанный в Пондишерри примерно в тысяча девятьсот двадцатом году. Он принадлежал сыну магараджи, с которым я работал в химической лаборатории, когда учился в Гарварде. Я получил его в подарок за небольшую помощь в учебе. Если не знаешь, как правильно задать вопрос оракулу, то это не более чем настольная игра, но в руках профессионала очень полезная вещь.
Он объяснил Гидеону, что надо осторожно положить кончики пальцев на одну сторону дощечки, а сам сделал то же с другой стороны. Мерлин произнес несколько быстрых фраз на волшебном английском, просто чтобы «настроить доску», потом откашлялся и сказал:
— О, Великий Оракул, открой нам имя человека, который сейчас обладает потерянным козырем виверны твоего верного слуги Гидеона.
Треугольная дощечка начала легко двигаться под их пальцами, скользнула от центра доски вправо и остановилась у буквы Т. Затем она снова стала крутиться, поколебавшись между Д и Ё, остановилась на Е.
Так и продолжалось, буква за буквой. После первых пяти букв пальцы у них начали затекать. Наконец дощечка остановилась.
Мерлин пошевелил онемевшими пальцами.
— Кажется, на сегодня это все. Мне показалось, что получилось Теодора Оглторп. У вас то же самое?
Гидеон кивнул, но он все еще пристально смотрел на инкрустированную доску с «ДА» и «НЕТ», выложенными драгоценными камнями.
— А может ли оракул сказать нам, где Уикка?
Мерлин резко выпрямился, как будто его обидело это предположение.
— Неужели вы думаете, что я заставил бы вас ждать целых пять дней и заниматься привораживанием, если бы он мог это сделать? Увы, его силы не распространяются на магических созданий, особенно если они не хотят, чтобы их нашли, как виверна с детенышем. Боюсь, Уикка маскируется слишком хорошо. Но не расстраивайтесь так, мой друг. Вполне вероятно, что мы найдем адрес мисс Оглторп в кембриджской телефонной книге.
У Теодоры действительно был козырь виверны. И не копия, а оригинал, который Мойра Хэтч тщательно завернула в мягкую оберточную бумагу и поместила между кусками специального картона.
Раз в неделю Микко звонила в Нью-Йорк своей лучшей подруге, и можно было не сомневаться, что она не выйдет из комнаты в течение часа. Едва Додо услышала, что Микко сняла трубку и стала набирать номер, как пробралась туда, где на спинке стула висела сумка няни, и вытащила карту.
Когда они возвращались из кино, Микко объяснила своей воспитаннице, что та сама должна решить, что делать с картой, зная теперь ее ценность. Не будучи опекуном девочки, она не собиралась навязывать ей решение. Если Теодора самостоятельно придет к выводу, что карту надо отдать в музей, то утром они позвонят туда и доставят ее к хорошему хранителю. А пока она полежит в сумке Микко.
Развернув карту, Додо сказала себе, что только посмотрит на нее, лишь подержит минутку и положит назад. Но когда она взяла ее в руки, ей показалось, что картинка ожила — таков был эффект от угольной черноты, сияющего алого и роскошного фиолетового цветов. Она почувствовала, будто от пальцев вверх по руке побежало электрическое покалывание и достигло мозга. Далекий шум транспорта на улице доходил до нее приглушенным и искаженным, словно она была под водой. Размышляя об этом позже, Теодора чувствовала, что не собиралась делать то, что за этим последовало. Когда она что-то совершала, каким бы детским и глупым оно ни было, это казалось совершенно естественным и вовсе не глупым. Похоже, карта сама подсказывала, что делать.
Когда Мерлин задал вопрос оракулу, Теодора держала козырь виверны в руках. Она не понимала, зачем ей понадобилось брать его, но никак не могла выкинуть из головы выражение лица мистера Лэмбтона, когда он взглянул на карту так, будто это нечто среднее между выигрышным лотерейным билетом стоимостью тридцать миллионов долларов и радиоактивной бомбой.
Додо достала колоду «Виверны и волшебники» и положила на кровати в ряд семь карт масти виверны: красную, зеленую, фиолетовую, черную, белую, серебряную и золотую. Под каждой она поместила соответствующие карты силы, слабости и волшебной палочки, копия магической карты обозначала силу черной виверны.