емлю, чтобы причинить вред тому, кого они олицетворяли. В этом расследовании на кон были поставлены жизни всех причастных к делу: если речь шла о любовных заклинаниях, то Элеонора и ее служебный колдун нарушили церковный устав, не причинив какого-либо вреда. Однако если бы оказалось, что фигурки представляли короля Генриха, как это утверждали обвинители, то подобное приняли бы за измену высшей степени. За нее полагалась смертная казнь.
Марджери была не глупа: когда ее и Элеонору обвинили в ереси, колдовстве и измене, она поспешила переложить всю вину с себя на нанимательницу. Элеонора, в свою очередь, пыталась защитить и себя, и своих компаньонов, настойчиво утверждая, что они всего лишь использовали магию с целью зачатия. Этот аргумент имел частичный успех: жизнь Элеоноры была спасена, а вот Марджери и Роджеру не повезло. Марджери сожгли заживо в Смитфилде за ересь — странное обвинение, учитывая обстоятельства. Вероятно, поскольку занятие магией не являлось тяжким преступлением, а доказательств ее измены не хватало, прокурор предпочел обвинить ее в ереси, чтобы сделать ее казнь показательной и тем самым предотвратить любые другие попытки покушения на короля. Роджер, против которого имелись гораздо более веские доказательства для обвинения в государственной измене, был вынужден в плаще колдуна публично признаться в содеянном, после чего его повесили, выпотрошили и четвертовали. Элеонора воспользовалась своим положением, чтобы защититься, и поэтому получила более мягкое наказание — публичное покаяние и пожизненный домашний арест. Ее брак с Хамфри был аннулирован, и остаток своих дней она провела в бесславии.
Казнь осужденных преступников в рамках инквизиции
1700. Execution des criminels condamnées par l’Inquisition — National Library of Portugal, Portugal — Public Domain
Давайте посмотрим на Элеонору Кобем как на женщину, а не как на коварную герцогиню Глостер, какой ее считали современники. Несмотря на богатство и статус, ее власть ограничивалась ее собственной фертильностью. Элеонора вполне могла быть честолюбивой, она могла мечтать стать королевой. Но за этим, вероятно, скрывался более чем реальный страх, что она не может иметь детей. Учитывая ее положение и связи, почему бы ей не обратиться за помощью к ведуньям и церемониальным магам?
Возможно, у женщин более низкого социального положения не было таких средств и их репродуктивная функция не задирала ставки настолько высоко, — они все равно испытывали схожее давление. И тоже ради зачатия иногда прибегали к магии, используя широкий набор методов. Считалось, что хлеб для причастия наделен сверхъестественной силой, и средневековые руководства священников предупреждали, что женщины могут прятать его под язык во время евхаристии, чтобы затем использовать в заклинаниях для зачатия ребенка[32]. Неизвестно, как именно использовался хлеб, хотя иногда целебные заклинания подразумевали написание молитвы на причастных облатках; затем их съедали. Носить на шее небольшой мешочек с порошками — еще один метод, который предлагала своим клиентам Мэри Вудс в начале XVII века. Самым необычным из известных нам методов могла похвастаться Эдит Хукер из Нью-Элресфорда, расположенного недалеко от Винчестера. К началу 1530-х годов она прославилась способностью помочь женщине зачать ребенка sine virili semine, то есть без спермы мужчины. Метод был испробован как минимум на одной клиентке: ей дали «лекарство, сделанное из семени свиньи».
В судебных документах этого дела не дается объяснения, каким образом сперма свиньи улучшила человеческую сперму, но это указывает на то, что женщины, обратившиеся к Эдит, были уверены: проблема с фертильностью кроется в их партнерах. Считалось, что мужская импотенция может как быть следствием колдовства, так и иметь естественные объяснения, — отсюда и замечание Шекспира в «Макбете» о том, что алкоголь — «вещь предательская, лукавая». Если же причина заключалась в первом, то существовало множество средств противодействия. Юрист XII века Роффредус из Беневенто жаловался на то, что супруги могут пойти на разные меры, чтобы вернуть мужчине потенцию:
Заколдованному не следует бежать к колдунам или прорицателям, чтобы те использовали зелья или заклинания. И я слышал, что многие женщины именно так и поступают. Они заставляют своих заколдованных мужей день и ночь носить штаны на голове; или делают в куске сыра множество отверстий, который потом дают съесть мужу; или собирают ремни мужа, связывают их и вывешивают на улицу на ночь; или заставляют бедолагу всю ночь стоять голым под накидкой, если это позволяет погода, и тому подобное[33].
Альтернативой таким методам было выявить ведьму, наколдовавшую импотенцию, и попытаться снять проклятие с помощью отражающего или «расколдовывающего» заклинания. Заказчиком подобного заклинания, как часто подозревали, выступала брошенная возлюбленная или другой человек от ее имени — для нее это часто служило последней надеждой. Если мужчина нарушил обещание жениться и его не удавалось уговорить вернуться, чары импотенции могли стать как способом отомстить, обеспечивающим личное и публичное унижение мужчины, так и последней попыткой вернуть его. Поскольку импотенция считалась уважительной причиной аннулировать брак, подобные заклинания могли разрушить его еще до начала. Какие-то из них были весьма изощренными и гарантировали, что объект станет импотентом только с новой женой; например, распространенный заговор предполагал завязывание узлов на веревке, которую бросали под ноги молодоженам во время свадебного танца. Стоило жениху переступить через узлы, как его гениталии «завязывались», — предполагалось, что это будет действовать только с его новой невестой. Если в результате брак не удавался, первоначальная возлюбленная могла вернуть себе партнера, который с ней не страдал бы от импотенции.
Вопросы фертильности и верности объяснялись стремлением к стабильности и счастью. Как и во все времена, счастье не подразумевалось по умолчанию. Даже если у женщины были благополучный супруг, дети и семейный очаг, ей все равно могло не хватать доброты и ласки. Иногда несчастливые в браке супруги были готовы пойти на крайние меры, пытаясь исправить ситуацию.
Элис Саттилл, кажется, в сотый раз за день оглянулась на дверь. Колокола Кентерберийского собора уже давно пробили час, а она все еще с нетерпением ждала посетителя. Он обещал, что придет сегодня — и принесет то, что должно сделать ее жизнь счастливой или хотя бы немного более сносной.
Она ждала Томаса Фэнсома — практикующего врача, служебного мага и, в конце концов, ее конфидента. Они познакомились несколькими месяцами ранее, в 1590 году, первоначально для лечения одного из заболеваний Элис. После приема лекарства он надолго задержался у нее, чтобы побеседовать, и впоследствии неоднократно возвращался по ее просьбе. Она поделилась с Томасом, что не ее физическое здоровье было главной проблемой, а то, что она глубоко несчастна. Элис вышла замуж за человека, который ее не любил и даже не приближался к ней иначе как с жестокими намерениями, и жизнь начала ей казаться невыносимой. Она не знала, что делать. В протестантской Англии развод разрешался, но процедура была дорогой и сложной, недоступной большинству людей. Из неудачного брака чаще просто сбегали, однако обычно этим способом пользовались мужчины, у женщин же, как правило, не было финансовых и иных возможностей исчезнуть. Общество также удерживало их (как и мужчин) от разрыва неудачных отношений: даже простое расставание, не говоря уже о супружеской измене, могло превратить уважаемого человека в изгоя.
Элис не считала это выходом, но тем не менее чувствовала себя достаточно несчастной, чтобы обратиться за помощью. После ареста за «колдовство» Фэнсом утверждал, что согласился помочь Саттилл, так как, «пока он не сделал этого, она не давала ему покоя» — настолько настойчиво она требовала его вмешательства. Но, как бы то ни было, он получил вознаграждение за свою работу: как оказалось, на протяжении всего их знакомства он принимал продукты, одежду и деньги, а однажды даже кольцо. В конце концов Фэнсом уступил просьбам Саттилл и дал ей бумажку с «различными молитвами», чтобы носить ее на шее. Одна из служанок Элис уверяла, что та никогда не снимала ее, даже на ночь. Этот небольшой амулет должен был заставить мужа, Уильяма, полюбить ее[34].
Письменные привороты, по-видимому, были довольно распространенным средством любовной магии. В 1670-х годах Питер Бэнкс бойко промышлял продажей магических контрактов, которые должны были расположить мужа к жене. Однако, как это и происходит с контрактами, действие чар Бэнкса заканчивалось по истечении определенного времени, и жене предлагалось оплатить «продление» заклинания. Одна из его клиенток, Джейн Кроссби, купила контракт на год за десять шиллингов и две новые рубашки, и он отлично подействовал. Но когда в конце года она отказалась продлевать заклинание — возможно, решив, что муж все-таки изменился, — тот тут же стал прежним[35].
Подобные договоры и письменные заклинания были дорогими. Обычно их предлагали мужчины, владеющие грамотой для составления молитв, а также, вероятно, астрологическими познаниями, чтобы подкрепить их силу соответствующими созвездиями. Многие несчастливые жены не могли ни позволить себе такие заклятия, ни найти людей с навыками, необходимыми, чтобы их составить. Подобных специалистов было легче отыскать в больших городах. И в действительности Томас Фэнсом и Питер Бэнкс там и работали — в Кентербери и Ньюкасле соответственно. В распоряжении клиентов из сельской местности оставались домашние методы. В 1470-х годах Джоан Сквайер обратилась к более дешевому способу: постирать рубашки мужа в святой воде. Она советовала соседкам последовать ее примеру, так как с тех пор он стал «смиренным и слушал ее волю» и с ним стало гораздо легче жить