Вот почему остается загадкой, любовь или нужда побудили Джона Шоунка в 1585 году обратиться к некоему отцу Парфуту по поводу своей больной жены. Зато известно, что он не пожалел об этом. Парфут имел репутацию человека, который мог исцелить и благословить как домашний скот, так и людей, и, если верить словам Джона, похоже, хорошо справлялся с этим. Хотя Джон и «сожалел о том, что обратился к нему за помощью и отказался от помощи Бога», когда давал показания в архидиаконском суде в Эссексе, его раскаяние было не совсем искренним[99]. Он публично признал, что обратился к Парфуту, чтобы спасти жену, и с гордостью заявил, что сделал бы это снова. Он бы точно так не говорил, если бы совет не принес положительного результата. Тот факт, что спустя семь лет к Парфуту все еще обращались для лечения больного скота, также говорит о том, что он действительно мог помочь.
Стоит обратить внимание на то, что Парфут исцелял как людей, так и животных. Без каких-либо сомнений, животные были так же подвержены болезням, как и люди, и их внезапная смерть, как и смерть члена семьи, могла обернуться катастрофой для хозяйства. Кроме того, люди опасались, что крупный рогатый скот, лошади и даже куры заболеют или станут бесплодными в результате проклятия ведьмы или какого-нибудь другого несчастья. По-видимому, отец Парфут был одним из ведунов, к которым обращались либо за заклинаниями, отводящими порчу, чтобы защитить животных от вреда, либо за исцелением, если они уже страдали. «Исцеление» заколдованных предметов также входило в компетенцию некоторых ведунов. В 1640-х годах к Элизабет Стотард обратилась доярка по поводу заколдованного бидона. Элизабет посоветовала держать при себе во время доения ветку рябины, которая отгонит злых духов. Чтобы подтвердить свои добрые намерения, Элизабет через несколько дней связалась с дояркой и поинтересовалась, как идут дела. Оказалось, что молоко сбивалось так же хорошо, как и раньше, и из него снова получался отличный сыр[100]. Во многих деревнях ведуны оставались главной защитой от колдовства и злых духов, и, несомненно, доярка радовалась, что могла обратиться к Элизабет.
К сожалению, не все, кто заявлял о своих целительных способностях, были честны и действительно успешны. Страх и отчаяние, вызванные тяжелой болезнью одного из членов семьи, делали людей легкой добычей для шарлатанов. Как правило, целители, предлагающие лечебную магию, имели положение в обществе и пользовались репутацией, над которой тщательно работали на протяжении лет. Ведуны могли быть уверены в стабильном доходе от своих навыков, особенно если не завышали цену за услуги; клиенты же знали, к кому обратиться за помощью, и, возможно, даже возвращались к ним за советом, если первоначальное лечение не приносило ожидаемых результатов. Если же маг странствовал, подобное доверие отсутствовало. Такие знахари казались по-своему привлекательными: они могли выдать себя за того, кто много путешествовал, а значит, хранит навыки и знания, недоступные большинству местных лекарей. Если до новых пациентов не доносилось даже слухов о них, то и прошлые неудачи их не пятнали. Более того, они могли исчезнуть, прежде чем люди понимали, что их способы исцеления не работали.
Роджер Клерк, возможно, относился именно к таким ведунам. Он жил в Уандсворте в начале 1380-х годов, и сведения о нем сохранились до наших дней потому, что 13 мая 1382 года он предстал перед судом по обвинению в мошенничестве. По всей видимости, Клерк появился на пороге дома Роджера атте Хэча в переулке Айронмонгер-Лейн в Лондоне на следующий день после Пепельной среды. Откуда ему стало известно о больной жене Роджера, не совсем ясно, но он решил попытать счастье.
Что за человека увидел перед собой Роджер атте Хэч, когда открыл дверь на стук Клерка? Из судебного процесса известно: Клерк «дал понять Роджеру, что он сведущ во врачебном искусстве», и его одеяния могли придать убедительности этому утверждению. То, как люди одевались в то время, было настолько важным показателем, что регулировалось законом. По одежде считывали пол, сословие, религиозную принадлежность, семейное положение и профессию. И хотя она помогала идентифицировать человека с первого взгляда, это в то же время способствовало дискриминации. Например, за 30 лет до визита Роджера Клерка Лондон постановил, что работницы публичных домов должны носить полосатые чепцы на улице и «одеяния, не отделанные мехом и не подбитые подкладкой… чтобы любой встречный, местный и чужой, знал их положение»[101]. Целью постановления якобы ставилось сохранение благопристойности «респектабельных» женщин, хотя, несомненно, это также облегчало клиентам поиск проституток. У врачей и других квалифицированных медиков тоже был свой дресс-код, который использовался как для рекламы, так и для обозначения их звания.
Врач, исследующий мочу. Картина маслом по мотивам картины Адриана ван Остаде
XVII в. Wellcome Collection
Обычно одеяния состояли из особого головного убора (как правило, мягкого и просторного, похожего на докторскую шапочку) и длинной академической накидки. Чтобы подчеркнуть свою профессию, медики также могли носить в руках характерные для них инструменты, например рифленые стеклянные колбы, используемые для сбора и анализа мочи.
Возможно, именно в таком обличье Клерк отправился в гости к атте Хэчу. Должно быть, он произвел на Роджера достаточно сильное впечатление, чтобы тот впустил его, а может, Роджер просто отчаянно нуждался в помощи. Так или иначе, он пригласил Клерка к постели своей жены Иоганны. Клерк обнаружил ее «больной телесными недугами», худшим из которых была не унимающаяся лихорадка. «Лихорадка» — это универсальное обозначение симптома, а не болезни, а потому невозможно сказать, чем именно болела Иоганна. Безусловно, лихорадка опасна сама по себе, а то, что ее вызвало, могло быть еще опаснее. Клерк заверил обеспокоенного мужа Иоганны, что его квалификации хватит, чтобы вылечить ее за соответствующую цену. Роджер атте Хэч вручил ему двенадцать пенсов в качестве первого взноса, пообещав выплатить остальное после выздоровления Иоганны. Гонорар Клерка составил примерно двухдневную зарплату торговца железными изделиями (учитывая, что атте Хэч жил в переулке Айронмонгер-Лейн — Скобяном переулке, можно предположить, что именно этим он и занимался). Взамен Клерк «прямо на месте дал Роджеру атте Хэчу старый пергамент, разрезанный или исцарапанный поперек, — лист некой книги, и завернул его в золотую парчу, уверяя, что это отличное средство от лихорадки и болезней Иоганны»[102]. Клерк велел повязать сверток на шею как своеобразный амулет, который вскоре должен принести ей облегчение.
Эффекта не было. Неизвестно, умерла ли Иоганна — надеемся, что нет, — но в сохранившейся записи недвусмысленно говорится, что «заклинание не принесло ей никакой пользы». Учитывая, что дело рассматривалось в суде спустя три месяца после консультации Клерка, гнев Роджера атте Хэча, по-видимому, усугублялся; если Иоганна не скончалась, можно предположить, что она все еще болела. Возможно, атте Хэч и простил бы Клерку эту неудачу — в конце концов, существовало немало недугов, которые не поддавались лечению, — если бы очень быстро не выяснилось, что маг был простым шарлатаном. Он солгал не только о своих знаниях и опыте, но даже о самом заклинании, которое оказалось совсем не таким, как он утверждал. Атте Хэч принес пергамент и золотую парчу в зал суда, и Клерку предложили их описать. Он утверждал, что это был амулет против лихорадки со словами “anima Christi, sanctifica me; corpus Christi, salva me; in sanguis Christi, nebria me, cum bonus Christus tu, lava me” — «душа Христа, освяти меня; тело Христа, спаси меня; кровь Христа, напои меня; вода с ребра Христова, омой меня»[103]. Если бы это соответствовало действительности, то могло бы впечатлить людей и стать свидетельством того, что Клерк умел читать и писать на латыни. Более того, молитва часто использовалась и обычными врачами: обращение к Христу, апостолам или другим святым в процессе лечения одобрялось как церковью, так и медиками, если только оно явно не использовалось с целью богохульства. Так, например, распространенным заговором от зубной боли была история о том, как Иисус вылечил святого Петра. Этот эпизод не описан в Библии, но он был частью средневековой культуры, и заклинание для лечения оставалось в ходу в Англии, по крайней мере начиная с англосаксонского периода.
Вот почему, если бы на пергаменте Клерка значились эти слова, возможно, дело закончилось бы иначе. Но их там не было. В суде зафиксировано, что «ни одного из этих слов на пергаменте не написано». Пергамент был порезан и поцарапан — вот и все, что можно было сказать о нем. Суд заключил, что Клерк «никоим образом не владел грамотой», и заявил, что «солома под его ногами могла с тем же успехом стать спасением от лихорадки». Последняя фраза, вероятно, отсылала к обычаю, согласно которому было принято класть соломинку между ногой и ботинком, давая понять другим о готовности лжесвидетельствовать за соответствующую цену во время суда. Иными словами, суд причислил Клерка к худшему сорту беспринципных лжецов, и тот согласился. Для меня эта деталь дела имеет принципиальное значение. В отличие от Джона Честра, ведуна, практиковавшего в Лондоне примерно в то же время, с которым мы познакомились в первой главе, Клерк не пытался защитить себя и свои способности. Если Честр приводил примеры людей, кому он помог своей магией, то у Клерка не было ни одного подобного доказательства. Хотя Честр признавал, что действует незаконно, он упорно утверждал, что его магия приносит результаты. Клерк же признался, что его средство — подделка, от которой не просто не было толка, но и стало хуже.