В отличие от фей и демонов, призраки, напротив, могли быть весьма полезны в деле возвращения богатств, поскольку считалось, что они желают, чтобы люди их нашли. Призрака обычно приставляли к сокровищам в качестве наказания: возможно, это богатство, которое кто-то накопил в жизни безнравственным путем, или кто-то решил сберечь его, а не отдать на благое дело. В любом случае из-за алчности человек был проклят бродить по земле до тех пор, пока не искупит свой грех, что подталкивало его помогать в поисках сокровища тому, кто чист сердцем. Парадоксально, но получается, что поиск заколдованного клада мог оказаться добрым делом — и даже служить моральным оправданием для кладоискательства. Тем не менее, поскольку не было уверенности, какое именно существо им повстречается, мудрым магам следовало обезопасить себя, прежде чем приступить к раскопкам.
Для этого существовали различные способы. Самый очевидный, но и самый сложный — вызвать духов из-под земли и связать их магией, надеясь, что заклинания достаточно сильны, чтобы удерживать их. Похоже, именно это попытались сделать Уильям Стэплтон и его сообщники во время одной из экспедиций в поисках сокровищ, когда пытались вызвать духа Оберона. Оберон явился к ним, но отказался помогать, потому что, как ни забавно, уже был связан с кардиналом Вулси (о магической деятельности Вулси мы расскажем в следующей главе). Как вариант, можно было пытаться полностью избежать встречи с духами: кладоискатели в герцогстве Вюртемберг, которое находится на территории современной Германии, для собственной защиты носили амулеты и копали землю в полной тишине[121]. Если это не срабатывало, последствия могли быть серьезными: средневековые легенды рассказывают о случаях, когда люди подвергались жестоким нападениям со стороны демонов и с трудом от них спасались. Их распространенным оружием считались сильные бури. Человек по имени Уильям Уайчерли, по-видимому, был необычайно активным ведуном, и в 1530-х годах во время поиска сокровищ в Суссексе он пострадал от ветра и яростного шторма, который возник из ниоткуда. Когда знаменитый астролог Уильям Лилли в XVII веке публично искал зарытые сокровища в Вестминстерском аббатстве, по зданию пронесся ураган такой силы, что чуть не сорвал крышу. Если бы не удалось быстро отогнать демонов, утверждал Лилли, все могло закончиться серьезными травмами.
Несмотря на опасность, кладоискательство было популярным способом обогащения, особенно среди высокообразованных мужчин[122]. Уильям Стэплтон, вооружившись знаниями, полученными во время религиозного обучения и дополненными магическими книгами, присоединился к этой группе интеллектуальной элиты. За 1528 и 1529 годы он предпринял по меньшей мере семь операций по поиску сокровищ. В объяснительном письме Томасу Кромвелю он утверждает, что ему не посчастливилось их найти. Первая попытка провалилась, даже не начавшись. Уильям и его небольшая группа ведунов и вещунов прибыли в Сайдстранд в Норфолке и уже было собирались «исследовать землю, где, как полагали, должны храниться сокровища», когда слуга местного землевладельца, некой леди Тирри, «запретил лезть в ее землю»[123]. Не успокоившись, Уильям объединил усилия с дуэтом ведуна и вещуна в Норфолке, в деревне Фелмингем. Однако они не нашли сокровищ, несмотря на то что перекопали все окрестности. Затем их пригласили в дом одного человека в Норвиче, где, как предполагалось, могли быть спрятаны деньги, «после чего мы вызвали духа сокровищ, но он не явился, ибо я полагаю, что на самом деле ничего там не было»[124]. И так продолжается история Уильяма на протяжении всего его длинного и бессвязного письма Кромвелю: даже если у него получалось вызвать духов, деньги найти не удавалось.
Поэтому сложно сказать, лгал Уильям или нет. Теоретически любые найденные вещи, если они были брошены, автоматически переходили во владение королевской власти, так что он мог скрывать успехи на случай, если его заставят отказаться от обретенных богатств. Кроме того, он имел слишком хорошую репутацию кладоискателя для человека, который, судя по его словам, был так плох в этом деле. Уильям открыто признает в письме, что слухи о его мастерстве широко распространились и к нему один за другим начали обращаться знакомые, желающие воспользоваться его талантами. Именно новые знакомства помогли Уильяму окончательно вырваться из оков монашеского ордена.
После третьей экспедиции за сокровищами в Норвич он встретил некоего Ричарда Тони, который вместе со своими друзьями собрал 46 шиллингов 8 пенсов, чтобы выкупить Уильяма. Это давало ему право стать отшельником, а не монахом, а значит, он получал свободу странствовать и не быть привязанным к определенному аббатству. Стэплтон использовал свою новую роль, чтобы продолжать вызывать духов и искать клады для растущего числа знакомых, а также собирать все больше книг по магии. В конце концов его репутация выросла настолько, что он привлек внимание некоего лорда Леонарда, у которого задержался на какое-то время. К его облегчению, Леонард оказался тем, кто «ходатайствовал о возможности для меня стать светским священником», тем самым раз и навсегда освободив Уильяма от аскетических обязательств. Затем его нанял Томас Говард, герцог Норфолк, в качестве экзорциста, поскольку был обеспокоен тем, что его мучает злой дух. Это, в свою очередь, привело к тому, что у Стэплтона появился контакт с самыми влиятельными людьми в стране, включая Томаса Кромвеля, к которому Уильям обратился с просьбой снисходительно отнестись к нарушению им правил. Пусть охота за сокровищами не принесла ожидаемого богатства, Уильям в конце концов получил то, что хотел. Более того, он даже добился большего, чем надеялся, поскольку его способности позволили ему завязать необычайно влиятельные знакомства. Очевидно, существовали способы окупить идею поиска сокровищ, даже если само копание земли не всегда приносило желаемые результаты.
Желанием нажиться на репутации кладоискателя можно было объяснить прошение Джона Ди к Уильяму Сесилу, лорду-казначею, о разрешении на поиск сокровищ в 1574 году. Скандальный, но бесспорно блестящий придворный математик, астролог и маг доктор Ди утверждал, что благодаря астрономическим знаниям и умению вызывать ангелов мог найти для королевы золотой или серебряный рудник, гарантирующий фантастическую прибыль. Взамен Ди требовал права на все зарытые в Англии сокровища. Такая просьба поразительна, и Сесил тут же отказал ему. Вероятно, это был не более чем пиар-ход[125]. Тем не менее Ди вполне мог верить в свою способность выполнить обещание, если бы только его предложение приняли.
Однако правительство Елизаветы с пониманием отнеслось к экспериментам Ди в области алхимии. Как и представители элиты по всей Европе, Елизавета и ее придворные восхищались этим направлением натурфилософии. И астрономия, и алхимия уходили корнями в Античность; в Западную Европу они просочились вместе с мусульманскими и византийскими источниками в XII веке. Обе они находились на грани между магией и наукой. Главная цель алхимии — превратить неблагородные металлы, например свинец, в более чистые, в идеале в золото, — и она опиралась на аристотелевскую идею о том, что все вещества состоят из четырех основных элементов: земли, воздуха, огня и воды. Получается, что любую материю можно свести к этим элементам, если знать подходящий способ. Алхимия по тому же принципу предположила, что если все металлы сделаны из одних элементов (просто смешанных в разных пропорциях), то их можно превратить в золото, немного изменив. Считалось, что для этого алхимику нужно создать трансмутирующий агент, который часто называют эликсиром (от арабского al iksir, что означает «зелье» или «панацея») или философским камнем.
Дама в гостях у алхимика в его лаборатории. Картина маслом, приписываемая Яну Йозефу Хоремансу
17-. Wellcome Collection (по лицензии CC BY 4.0)
Елизавета I прославилась в Европе исключительной образованностью и интересом к наукам. Историк Глен Пэрри предполагает, что королева впервые узнала о возможностях алхимии благодаря книге Джона Ди «Иероглифическая монада», опубликованной в Антверпене в 1564 году, в которой утверждалось, что она способна раскрыть самые глубокие тайны природы. Потенциал такого открытия был очень привлекателен как для королевы, так и для ее казначея Уильяма Сесила, стремившегося найти способ бороться с повальной порчей монет, разрушающей финансовую систему страны (об этом подробнее позже). В «Монаде» теорема XXI утверждала, что раскрывает «великий секрет», который искали алхимики, и предполагала, что если Ди получит необходимую поддержку, то сможет сделать золото для своего господина или госпожи. Помощь со стороны Елизаветы носила нерегулярный характер (как мы увидим в восьмой главе, в определенные периоды она обращалась к нему за астрологическим прогнозом), но во время своего правления она определенно покровительствовала ряду других алхимиков. Среди них были Корнелиус де Ланнуа, джентльмен-алхимик из стран Бенилюкса; Уильям Хаггонс, управлявший компанией по дистилляции, основанной Елизаветой в Хэмптон-Корте; и Миллисент Фрэнквелл, которой выделяли 40 фунтов стерлингов в год для алхимических экспериментов в Тайной палате Елизаветы[126].
Как и церемониальная магия, алхимия была недешевой. Тем, кто ее практиковал, следовало иметь всестороннее образование, которое стоило огромных денег и требовало большого количества приспособлений. С течением времени метод создания философского камня все усложнялся и стал включать в себя последовательные дистилляции, как для того, чтобы вернуть используемые материалы к базовым элементам, так и для их усиления. Между прочим, совершенствуя таким образом м