Инициал D: монах с пальцем у губ
Около 1420. The J. Paul Getty Museum, Los Angeles, Ms. 24, leaf 1, 86.ML.674.1.recto
В этих историях примечательно то, что многие из тех, кого обвиняли в использовании магии для получения власти, были людьми, которых считали не заслуживающими такого положения. Действительно, слухи о магической помощи преследовали большинство королевских фаворитов низкого происхождения на протяжении всего рассматриваемого периода. Как мы уже говорили во второй главе, когда Елизавета Вудвилл неожиданно стала женой Эдуарда IV, многие считали, что выгодное положение досталось ей благодаря заклинаниям, наложенным ее матерью, Жаккеттой. Кардинал Томас Вулси, сын мясника, ставший советником и конфидентом Генриха VIII, по слухам, получал советы от духов, находившихся под его контролем. Тем временем Джордж Вильерс, начавший жизнь сыном мелкого джентльмена и закончивший ее герцогом Бекингем, без сомнения, имел семейного мага в лице небезызвестного Джона Лэмба. Лэмб не скрывал своего мастерства: работая учителем в Вестминстерской школе, он продавал заклинания аристократическим ученикам и публично хвастался сверхъестественной способностью управлять действиями людей. Когда Лэмб поступил на службу к Вильерсу, лондонцы открыто заговорили о моральном разложении, творящемся в самом сердце британского правительства. Всего за несколько лет Вильерс проделал путь от пустого места на политической сцене до фаворита сначала Якова I, а затем Карла I. Магия в целом и Джон Лэмб в частности считались причиной успеха Вильерса, а Лэмб прославился как «дьявол герцога»[147]. На улицах Лондона зазвучали возгласы, выражавшие обеспокоенность людей сложившейся ситуацией:
Возможно, это не самая запоминающаяся песня, но ее смысл достаточно ясен.
Когда-то эти фавориты были чужаками, а большая часть сохранившихся до сегодняшних дней свидетельств опирается на их современников — вот почему историки обычно скептически относились к идее, что кто-то пришел к власти с помощью магии. Это можно объяснить тем, что слухи о королевских фаворитах были не более чем злобными обвинениями от недоброжелателей. Но, возможно, здесь стоит призадуматься. Как мы уже видели в этой книге, магия пронизывала все общество того периода: ее применяли для самых разных целей — от возвращения украденных вещей до восстановления денежного потока. Потому-то кажется маловероятным, что ее не использовали, чтобы получить политическое преимущество. Более того, поговаривали, что не только чужаки прибегали к магии в этих целях. Жанна Наваррская, пытавшаяся убить Генриха V, была королевских кровей и занимала центральное место в правительстве во время правления как своего мужа, так и пасынка. Так же и Фрэнсис Трогмортон, с которой мы познакомились во второй главе, имела видное положение в обществе, когда ее обвинили в колдовстве. Хотя слухи о сомнительных королевских фаворитах звучали более громко, это отражает скорее их политическое влияние и важность сплетен при дворе, чем реальное использование ими заклинаний.
Уильям Фейторн. Джордж Вильерс, 1-й герцог Бекингем
National Gallery of Art
Многие аристократы прибегали к магии, чтобы добиться расположения и власти, и, хотя теоретически такая практика считалась незаконной, придворные обычно закрывали на это глаза. Однако все могло измениться, стоило положению человека начать ослабевать: политические соперники переключали свое внимание на прошлые прегрешения, чтобы свести счеты. Возможно, проще всего представить это на примере современного коррумпированного государства: взяточничество и растраты официально незаконны, но всем отлично известно, что они есть. Если человек теряет популярность или кажется слишком влиятельным, можно прибегнуть к закону, чтобы усмирить его. И неважно, что сами обвинители тоже берут взятки, — раз человек, находящийся под пристальным вниманием, явно виновен в нарушении закона, он понесет соответствующее наказание. Все осужденные королевские фавориты прошли через похожую схему, когда нарушениям потворствовали лишь до определенной поры.
Томас Уолсингем предполагает, что Элис Перрерс использовала магию с самого начала отношений с Эдуардом, то есть где-то с 1364 года. Однако ее монаха-мирянина арестовали лишь двенадцать лет спустя, в 1376 году. Арест пришелся на период правления «Хорошего парламента», когда власть самого Эдуарда ослабевала, а вместе с ней ослабевало и влияние Элис. Ее положение при короле и контроль над поступающей ему информацией, получение взяток и магия добавились к обвинениям, хотя раньше к этому относились терпимо. То же самое можно сказать и о Джордже Вильерсе. Хотя он пользовался защитой от врагов, пока его покровитель, Карл I, был могущественным, безопасность положения Вильерса стала под вопросом, когда король потерял контроль над парламентом и страной в конце 1620-х годов. Это, в свою очередь, означало, что он был не способен защитить своих близких. Джон Лэмб, которого давно боялись и недолюбливали за высокомерие, безнравственность и вопиющее злоупотребление властью, мгновенно превратился в мишень для лондонской толпы. В 1628 году его преследовали по улицам столицы и зверски убили средь бела дня. Преступники не понесли никакой ответственности, а вскоре после этого был убит его покровитель, Джордж Вильерс[149].
В случае с Вильерсом нет никаких сомнений в том, что он использовал магию и астрологию, чтобы поддерживать и расширять политическое влияние. Делали ли Перрерс и де Вер то же, установить сложнее, но причин сомневаться в этом нет. Симпатическая магия была известным и мощным средством повлиять на кого-либо; то, что придворные применяли ее к королю и таким образом сами приобщались к власти, вполне логично. Как и в случае с попытками повлиять на монарха с помощью колдовства в суде, они были готовы пойти на риск, но более краткосрочный — или просто пока действовали чары, — тем более что это могло окупиться. Однако расположение монарха — это не единственный путь к власти. Иногда было достаточно набраться терпения и ждать, пока не подвернется подходящий момент. Именно такую тактику выбрал Уильям Невилл в 1530-х годах.
Сэр Уильям Невилл, младший сын второго барона Латимера, был молод, амбициозен и, по словам мага, выступавшего против него в суде в 1533 году, не отличался особым умом. Будучи выходцем из старейшего аристократического рода, который, возможно, уходил корнями чуть ли не во времена Нормандского завоевания, Уильям явно ожидал для себя большего. К его досаде, согласно праву первородства статус младшего сына не позволял ему наследовать земли или титулы отца. Он не пользовался особой популярностью при королевском дворе, его личные земельные владения были относительно невелики, а брак с вдовой Элизабет Гревилл принес лишь скромный дополнительный доход. Следовало что-то менять, если он хотел добиться признания и почета, как он считал, положенных ему.
В отличие от другого (никак не связанного с ним) Невилла, с которым мы познакомились в предыдущей главе, Уильям не был готов идти на убийство ради собственного продвижения — по крайней мере, не самолично. Тем не менее он замышлял нажиться на смерти нескольких человек. Согласно расследованию государственной измены в 1533 году, все началось в районе Рождества двумя годами ранее, когда Уильям познакомился с человеком по имени Нэш из Сайренсестера, который утверждал, что умеет предсказывать будущее[150]. У Нэша были хорошие новости для Уильяма, пусть и дурного тона: жена Уильяма скоро умрет. Нэш заверил своего нового клиента, что это определенно положительный момент, потому что, овдовев, Уильям женится на «одной из родственниц Грейстока» — предположительно, на родственнице барона Грейстока, магната и крупного землевладельца на севере Англии, — что значительно повысит его статус в политических кругах и увеличит состояние[151]. Еще более обнадеживающим предсказанием Нэша было то, что вскоре после повторного брака, если Уильям правильно разыграет карты, он унаследует баронский титул Латимер, принадлежавший его семье. Если верить судебным показаниям Томаса Вуда (с ним мы познакомимся чуть ниже), Невилл пришел в восторг от этой новости и не особенно переживал по поводу количества смертей, необходимых для его светлого будущего. Нэш порекомендовал Невиллу посетить некоего Ричарда Джонса (или Джониса — написано неразборчиво) в Оксфорде, который был более искусен в предсказаниях и мог дать более подробную информацию о том, как все должно случиться.
Корнелис Бега. Алхимик
1663. The J. Paul Getty Museum, Los Angeles, 84.PB.56
Из показаний Невилла следует, что Джонс учился в Оксфордском университете и проявлял особый интерес к астрономии и церемониальной магии. Сохранившееся письмо Джонса Томасу Кромвелю с предложением изготовить философский камень для Генриха VIII указывает на то, что он также занимался алхимией. И определенно обладал всем необходимым для этого оборудованием. Когда Невилл оказался дома у Джонса, то поразился количеству «стилляторов, алембиков и прочих инструментов из стекла», заполнявших комнату. Дистилляторы и алембики были дорогими, но необходимыми инструментами для алхимических экспериментов: Джонс явно потратился на свое ремесло. Однако больше пользы для Уильяма в тот момент представляли навыки, которые Джонс использовал для колдовства над «четырьмя королями»