Сцена колдовства с гномами
Около 1700–1710. The Yale University Art Gallery
Хотя действия Крока кажутся необычными, у этого метода гадания имелись прецеденты. В скандинавских легендах верховный бог Один советовался с отрубленной головой Мимира, согласно «Старшей Эдде», прославившегося мудростью хранителя колодца знаний, который находится под корнями Иггдрасиля (мирового дерева, соединяющего девять царств и служащего местом встречи богов)[164]. Что еще более значимо для латино-христианского контекста XIV века, когда жил Джон Крок, бытовало мнение, что Герберт Аврилакский, занимавший папский престол под именем Сильвестра II с 999 по 1003 год, обладал головой, отлитой из бронзы, которая могла ответить на любой вопрос. Примечательно, что до того, как стать папой, Герберт изучал логику в Испании; предание гласит, что он учился в Толедо, хотя это кажется более поздним приукрашиванием истории[165]. Существуют и другие великие мыслители и писатели, которые, как утверждается, обрели мудрость благодаря чудесным говорящим головам, — начиная от римского поэта Вергилия до немецкого монаха-доминиканца Альбертуса Великого (ум. 1280) и английского ученого Роджера Бэкона (ум. 1292)[166]. Таким образом, намерения Крока совпадали с намерениями некоторых впечатляющих личностей эпохи.
Что Крок ожидал узнать от волшебной головы, остается загадкой: это могло быть что угодно — начиная с того, как устроена Вселенная, и заканчивая тем, на ком ему предстояло жениться. Последнее может показаться сомнительным для такой сильной магии, но в большинстве случаев к предсказаниям обращались — и продолжают это делать — именно с повседневными вопросами. Тайны мира интересовали людей гораздо меньше, чем события их собственной жизни, и потому-то гадания пользовались такой популярностью. Люди хотели знать все: от того, будет ли успешным их бизнес, до того, сын или дочь у них родится; от того, когда лучше всего отправиться в путешествие, до того, переживет ли их семья зиму. Импортировать части тела из-за границы или отливать магические головы из дорогого металла было элитным способом найти ответы на эти вопросы; большинство людей прибегали к гораздо более быстрым и дешевым методам.
Фермер глубоко вздохнул и улыбнулся, глядя на дорогу. Он хорошо выспался в придорожном трактире и, встав перед самым рассветом, собирался отправиться в путь в лучах восходящего солнца. Он хотел заблаговременно прибыть на ежегодную ярмарку, чтобы приготовиться продавать товары, в надежде на хорошую прибыль. Но когда он подхватил вещи и вышел на улицу, то услышал, как что-то зашуршало в кустах. Внезапно из них выскочил заяц и перебежал ему дорогу. Фермер выругался, глядя, как животное несется прочь с прижатыми к спине ушами, а затем исчезает в траве. Над ним пронеслась туча, и мужчина покорно вздохнул. Стало ясно, что сегодня на рынок он не пойдет.
Перед нами пассивное гадание, которым пользовались большинство людей в средневековой Европе. Они полагали, что в природе можно найти знаки будущего, — это и привело к вере в различные приметы. В XIII веке считалось, что заяц, перебежавший дорогу, предвещает несчастье, как и монах, встретившийся по пути. А вот заметить жабу, напротив, расценивалось как добрый знак, как и найти железный ключ или подкову. Монах XIV века Ранульф Хигден записал народное поверье о том, что сорока на крыше дома принесет гостей. (Эта примета может быть предшественницей считалки-предсказания «Одна к несчастью, две — к удаче», впервые записанной в XVIII веке и до сих пор популярной в англоязычных странах.) Вой собаки, раздающийся из дома, означал скорую смерть его жителя[167].
Подобные интерпретации повседневных явлений не получили официального одобрения церкви. После выхода в V веке трудов святого Августина Иппонийского большинство проповедников придерживались натуралистической точки зрения. В то время как в природе существовали некоторые явные признаки грядущих событий — например, тяжелые серые тучи означали дождь, — не было никакой адекватной связи между зайцем, скачущим по своим делам, и человеком, упавшим в канаву после этого. Однако подобные аргументы не разубедили людей в предзнаменованиях; более того, существовало множество гадательных ритуалов, которые, казалось, обладали внутренней логикой, если она вообще требовалась. Практика под названием sortes biblicae («библейский жребий») заключалась в том, чтобы открыть Библию наугад и прочитать первый отрывок, куда упадет взгляд. Считалось, что благодаря божественному вдохновению этот отрывок будет иметь отношение к текущей ситуации и откроет читателю некий пророческий смысл. Подобным образом древние римляне использовали «Энеиду» Вергилия, и сочетание благочестивых намерений с народной мудростью придавало этой практике определенный уровень авторитета.
В первой главе мы уже сталкивались с похожими методами, включая «сито и ножницы» и «книгу и ключ», в контексте поиска вора, и оба они взывали к вмешательству Бога и святых. Как мы видели, они отвечали на вопросы типа «да/нет», например «украл ли Джеффри мою лошадь?», поэтому естественным казалось применить их и к ряду других ситуаций. Госпожа Уилкокс из прихода Крессинг в Эссексе, по-видимому, использовала «сито и ножницы» как для поиска потерянных вещей, так и для того, чтобы узнать для беременных женщин, появится у них мальчик или девочка[168]. В 1641 году жена рабочего из Ланкашира попала под суд за аналогичную деятельность, но она пыталась выяснить не пол ребенка, а то, беременна ли ее клиентка[169]. Примечательно, что метод «сита и ножниц» использовался в основном для поиска потерянных вещей и вопросов фертильности, особенно если за дело бралась женщина. Действительно, это было по большей части женское дело, возможно, потому, что в нем использовались легкодоступные в хозяйстве предметы, а возможно, и потому, что клиенткам было проще советоваться о своей беременности с ведуньями, чем с их коллегами мужского пола. И все же ничто не мешало использовать «сито и ножницы» для других видов гадания.
Практика предсказания будущего была настолько распространена в тот период, что в церковных свидетельствах редко указывается, какой именно метод использовался и что пытался узнать практикующий. Вместо этого они могли просто заявить, что обвиняемый занимался гаданием или ворожбой и получил предупреждение больше так не делать. Если в записях все же появлялась более подробная информация, на то, как правило, была своя причина — например, практикующий добился определенной известности или его магия принесла слишком необычный результат. Последнее, безусловно, относится к случаю Элис Брид из Уитстейбла в Кенте.
Элис можно назвать заботливой матерью, хотя и немного беспокойной. Нам известно лишь об одном ребенке, но не исключено, что у нее их было больше, и она очень хотела знать, какое будущее им уготовано. Уверена, что современные родители могут ее понять: как и сейчас, тогда люди желали лучшего для своих детей. Поэтому в 1492 году Элис отправилась к прорицателю. Младенческая смертность была высокой: переживет ли ее ребенок самые опасные годы, доживет ли до зрелого возраста? Если да, что с ним станет? Будет ли он счастлив и успешен в жизни или его ждут страдания? Маг, к которому обратилась Элис, не называется по имени; не указано и то, к какой именно магии он обратился. Однако мы знаем, что на консультации Элис получила худшие из возможных новостей: ее ребенок будет повешен[170]. Когда и где — неясно: прорицатель говорил смутно. Но это точно не то будущее, которого Элис желала своему чаду. Она вышла от мага ошеломленная, не понимая, как поступить. Как и многие другие, она хотела знать достаточно о будущем, чтобы иметь возможность планировать его и предотвращать катастрофы, если то было в ее власти. Если бы Элис сообщили, например, что зимой ребенку станет особенно досаждать лихорадка, она могла бы запастись лекарствами, чтобы помочь ему выжить. Но защитить ребенка от казни казалось невыполнимой задачей.
Последующие действия Элис, должно быть, диктовались любовью, отчаянием и особой логикой, вытекающей из попытки обмануть судьбу: она решила повесить ребенка сама. Если она совершит это, то пророчество исполнится, но, что очень важно, она могла бы сделать так, чтобы повешение не повлекло за собой смерть. Неизвестно, как именно ей это удалось, но мы знаем, что, к счастью, ребенок выжил, хотя сложно сказать, сбылось ли пророчество. Соседи Элис, потрясенные ее поступком, сообщили о нем властям. Но поскольку ребенку не было причинено никакого долгосрочного вреда, Элис передали церковному суду, который заставил ее покаяться за то, что она поверила прорицателям и действовала, руководствуясь их словам. В качестве наказания ей пришлось ходить по улицам Кентербери, в одной руке держа петлю, а в другой — своего ребенка, и громко рассказывать о своем поступке, чтобы о нем узнали все[171].
Подобные случаи, возможно, объясняют некоторое недовольство церкви похожими суевериями. Гадание было непростым искусством, и многие богословы считали его особенно уязвимым для демонического вмешательства. Действия Элис, таким образом, толковались бы как способ дьявола завладеть душами. При попытке повешения мог погибнуть невинный, а сама Элис навлекла бы тогда на себя проклятие — и дьяволу бы достались обе жертвы. В свою очередь, прорицателя, сделавшего предсказание и подтолкнувшего Элис к таким мерам, можно назвать прислужником Сатаны, независимо от того, сознательно он совершил этот поступок или нет. В литературе Средневековья и раннего Нового времени есть поучительные истории, предостерегающие от подобных сверхъестественных занятий. В одном примере, встречающемся в нескольких церковных текстах, рассказывается о женщине, которая услышала, как кукушка в первый майский день