Магия в Средневековье — страница 4 из 48

[7].

Тот факт, что даже в обеспеченных домах находили повторное применение старому тряпью, а некоторые люди не владели ничем, кроме надетой на них одежды, подтверждает, насколько ценны были вещи для их владельцев. Это нужно принимать во внимание, изучая, как часто люди обращались к магам с просьбой отыскать потерянное. И это же объясняет, почему Джон Сомер, рабочий из города Морпет на северо-востоке Англии, в 1570-х годах поручил «женщине из Ньюкасла» вернуть его украденную рубашку. Он заплатил за ее услугу четыре пенса — примерно половину дневного заработка, но заменить рубашку вышло бы дороже. От нее, вероятно, зависело, холодно Джону или нет, респектабельно он выглядит или убого. Вполне вероятно, что она была его единственным запасным предметом одежды[8]. К счастью, магия, похоже, сработала: рубашка чудесным образом нашлась через несколько дней.

Кроме того, необходимо было учитывать вопрос репутации. Поскольку подавляющее большинство людей жили в сельской местности, семьи объединялись в небольшие общины, состоящие из нескольких мелких хозяйств. В большинстве деревень все знали друг друга, и соседи были первыми, к кому обращались за помощью. Поэтому оставаться на хорошем счету или иметь незапятнанную репутацию представлялось крайне важным, чтобы жить благополучно. Бездельников, пьяниц и воров просто обходили стороной. Если у семьи наступали трудные времена, пережить их она могла в основном благодаря доброй воле местной церкви и соседей. Они помогали продуктами питания и дровами, одеждой и лекарствами, а также рабочей силой (например, в ремонте или возделывании земли). Утрата этого расположения имела очень серьезные последствия, и жизни членов семьи оказывались под угрозой.

Церковные старосты постоянно находились в поле зрения людей и многим рисковали, если им вдруг не удавалось справиться со своими обязанностями. Они избирались общиной и, как считалось, отличались добросовестностью и надежностью. Потеря ценного имущества могла разрушить тщательно оберегаемую репутацию. Это бы сильно повлияло на их статус (а старостами были почти исключительно мужчины), снизило их влияние в принятии тех или иных общественных решений и навсегда изменило их положение в глазах соседей. Так что неудивительно, что церковные старосты в Тэтчеме были готовы пойти на все, чтобы вернуть алтарное облачение. Как бы отреагировали жители деревни на известие, что эти люди умудрились его потерять, да еще если бы узнали, что в общине появился вор?[9] Тот факт, что ведуны были специалистами по поиску потерянных или украденных предметов, говорит и об их репутации. Авторитет и власть мага зависели от того, насколько успешно ему удавалось помогать людям до этого. Никто бы не стал обращаться к человеку с репутацией шарлатана.


Питер ван дер Хейден, по мотивам Питера Брейгеля — старшего. Кейснидер, или Маллегемская ведьма

1595–1633. The Rijksmuseum


В 1390 году у леди Констанции Диспенсер, графини Глостер и внучки короля Эдуарда III, украли ценную вещь: алую мантию с отделкой из «поддельного горностая» (белого меха из зимней шкуры рыжих белок). Констанция рассказала о пропаже ведуну по имени Джон Беркинг. У нас нет информации, откуда она его знала, возможно, его порекомендовал ей кто-то из прислуги. Так или иначе, Беркинг заверил графиню, что «хорошо разбирается в заклинаниях и искусстве магии» и легко сможет отыскать вора[10]. Его слова настолько впечатлили Констанцию, что она порекомендовала Беркинга своему отцу, Эдмунду де Лэнгли, герцогу Йоркскому. Тот охотно поинтересовался судьбой двух серебряных блюд, недавно пропавших из его дома в Стрэнде (в то время — район на окраине Лондона). Беркинг сосредоточил все силы на этой задаче и объявил виновными трех человек: Джона Гейта и Роберта Мисдена, которые, по его словам, взяли мантию Констанции; и Уильяма Шедевотера, который служил Эдмунду и был ответственен за пропажу серебра. Как и следовало ожидать, троих мужчин схватили, жестоко избили и заключили в тюрьму за предполагаемые преступления. Им также приказали поклясться, что они «никогда [снова] не подойдут ближе чем на десять лье к покоям нашего лорда, короля, герцога Йоркского… или герцога Глостера [т. е. леди Констанции]». Иными словами, им пришлось покинуть свои дома и никогда не возвращаться в лондонский Сити и его окрестности. Это было невероятно суровое наказание, учитывая, что ничего из украденного у подсудимых не нашли: все доказательства основывались на заявлениях ведуна и влиянии его знатных клиентов.

К счастью, со всех троих мужчин сняли обвинения и выпустили их еще до того, как наказание привели в действие. Каждый из них «подал иск», что Джон Беркинг «ложно и злонамеренно» назвал их имена и что все обвинения были не более чем клеветой. Тогда Беркингу пришлось предстать перед мэром и жителями Лондона, чтобы оправдать свой поступок, чего он сделать не смог. В конце концов он признал, что сообщил ложную информацию, назвав Гейта, Мисдена и Шедевотера ворами, за что суд вынес ему соответствующее наказание. Как говорилось в приговоре, из-за его «владения магией и фальсификацией… легко могли произойти убийства, а приличным и законопослушным людям пришлось незаслуженно пострадать, что опорочит их имена и репутации». Джона на час привязали к позорному столбу в центре Лондона, после чего заключили в тюрьму на две недели и позже изгнали из города.


Позорный столб, Чаринг-Кросс

1809. The Metropolitan Museum of Art


В конце концов правосудие восторжествовало в отношении трех обвиняемых, но им все равно пришлось многое пережить. Прежде чем их передали лондонским властям, их, вероятно, арестовали и избили охранники Констанции и Эдмунда. Только после того, как они подали иск, правда вышла наружу. Другой же, оказавшись под давлением тех, в чьем подчинении находился (или банально боясь повторного избиения), мог не решиться перечить воле господина и в результате нес бы наказание за преступление, которого не совершал.

Эта история не только раскрывает силу, присущую слову магов, но и демонстрирует, на какой риск они шли, оказывая услуги. Они не обладали официальной властью и подлежали преследованию как по церковным законам за деятельность «против Священного Писания», так и по светским — за нарушение общественного порядка. Неизвестно, умышленно ли Джон Беркинг солгал о том, кто украл имущество Констанции и Эдмунда: он вполне мог прийти к своим выводам с помощью магии и быть искренним в обвинениях. Тот факт, что представители аристократии поручили ему эту работу, говорит о том, что он обладал солидной репутацией сыщика и многолетним опытом в оказании подобных услуг. В таком случае Джон мог быть одним из многих ведунов, которые ходили по тонкому краю между статусом уважаемых членов общества, предлагающих ценные услуги, и статусом нарушителей спокойствия, подвергающихся преследованию со стороны клиентов и недоброжелателей. Не стоит забывать, что, хотя Джон Беркинг в этой истории предстает злодеем, во многих отношениях он был так же уязвим, как и те, кого он обвинял, — в отличие от его благородных клиентов, для которых, судя по всему, последствий не наступило никаких.

На более низких ступенях социальной иерархии, где люди не могли просто отдать приказ об аресте, клиентам, поверившим на слово ведунам, предстояло самим разбираться с предполагаемыми ворами. И вместо того чтобы добиваться решения проблемы в судебном порядке, им приходилось полагаться на собственную репутацию и общественное влияние. Подкованная наставлением колдуна, Элис Уайт в 1509 году нашла в себе силы публично обвинить Ричарда Факе в краже денег из ее сумки. Вначале Элис попыталась уладить дело по-тихому, поделившись своими подозрениями с женой делового партнера Ричарда. Однако по истечении трех месяцев, которые она дала Ричарду, чтобы он признался и вернул деньги, она решила пойти к нему сама. Войдя в дом Джулиана и Анны Нотари, где Ричард вел дела, она громко заявила: «Молю тебя, Господи, пусть Факе вернет мои деньги… которых я лишилась и которые у меня украли»[11]. Она с уверенностью обвинила его перед соседями и деловыми партнерами, имея за спиной заверения ведуна. Тот сказал ей, что деньги забрал человек с пятном на лице, а поскольку Ричард Факе был единственным с такой особенностью, кто находился поблизости в момент кражи, она решила, что это сделал именно он.

Интересно, что первоначально Элис пыталась уладить ситуацию через общего знакомого, но тем не менее она достаточно доверяла магу, чтобы пойти на эскалацию, раз более тихий способ не принес результатов, и тем самым поставила себя и Ричарда в центр общественного внимания и, возможно, навлекла на себя осуждение со стороны окружающих. Сохранилась информация, что после этих обвинений Ричард подал на Элис в суд за клевету. Пришлось ли ей возмещать ущерб — неизвестно, но совет мага мог оказать серьезное и даже катастрофическое влияние на ее жизнь: если Элис признали виновной, то ее авторитет был сильно подорван. Хотя ведуны и не обладали никакими юридическими полномочиями, результат их работы мог повлечь за собой не меньшие наказания, чем любой судебный процесс.

Приведенные выше примеры выставляют колдунов в плохом свете. Они предстают перед нами мошенниками, которые обладают слишком большой властью и по вине которых страдают остальные. Но это не совсем справедливая картина. Безусловно, существовали мошенники, пользовавшиеся доверием людей, — как и сегодня есть множество шарлатанов, — но вполне вероятно, что подавляющее большинство искренне верило в свои силы. Вся ирония заключается в том, что до нас дошли в основном записи только тех случаев, когда в служебной магии что-то пошло не так. На каждую жалобу на ведунов из тех, что сохранились в записи, почти наверняка приходятся десятки случаев, когда они действительно помогли. Однако довольные клиенты не представляли интереса для суда, поэтому успехи редко фиксировались и доходили до потомков. Зато мы понимаем, что церковные старосты Тэтчема, герцог Лэнгли, герцогиня Глостер и Элис Уайт неспроста доверили свои проблемы ведунам. Им наверняка было известно о случаях, когда те смогли помочь и поэтому получили свои рекомендации.