[212]. Учитывая, что пьеса была написана в период, когда в Англии царил протестантизм и антикатолические настроения достигли своего пика, зрителей наверняка позабавило бы то, что монахини подвержены влиянию демонов и могут легко нарушить обет целомудрия. Тем не менее силы, приписываемые Фабеллу, были опасны, что должно вызывать осуждение. На самом деле поведением он гораздо больше напоминал ведьму, чем женщина из Хокстона или матушка Бомби. Тем не менее к нему относились с уважением и продолжали воспринимать как церемониального мага, а не злобного колдуна.
То же можно сказать и о «Монахе Бэконе и монахе Бэнгее» Роберта Грина (ок. 1589)[213]. Роджер Бэкон был реальной личностью, он жил в XIII веке и учился в Оксфордском и Парижском университетах, где проявлял большой интерес к натурфилософии. Эксперименты с оккультными силами принесли ему посмертный титул «удивительный доктор», а к XVI веку за ним закрепилась репутация крайне эрудированного мага. Пьеса Грина опирается на нее, наделяя Бэкона разными способностями. Среди них — способность видеть, что делает другой человек. Бэкон может подглядывать за людьми через стеклянный шар, в одно мгновение перемещать их на сотни миль и, что самое примечательное, создавать медную (или латунную) голову, которая способна ответить на любой вопрос. Несмотря на то что роман был написан всего за пять лет до «Матушки Бомби» и адресован той же аудитории, Бэкону не знакомы страх и критицизм, с которыми приходится сталкиваться ведуньям. Вместо этого другие персонажи пьесы превозносят его как лучшего мага Англии, Генрих III ему покровительствует и даже поручает испытать свои силы в поединке с Вандермастом, придворным магом императора Священной Римской империи. Правда, к концу пьесы Бэкон осознает ошибочность своего пути и отказывается от оккультных практик, так что Грин не оправдывает Бэкона и других подобных ему магов. Тем не менее поразительно, насколько по-разному изображены в этих пьесах мужчины и женщины-маги. Хотя в реальной жизни большинство ведунов не считались колдунами, в XVI и начале XVII века ведуньи в сознании людей опасно граничили с ведьмами, в то время как ведуны принадлежали к интеллектуальной элите.
Таким образом, в этих пьесах представлены разные стороны дебатов о том, насколько приемлема магия. Они позволяли людям выразить свои опасения и проработать их. А главное — давали зрителям повод улыбнуться. Смех отлично помогает снять напряжение и справиться с тревогой, а представление на сцене комических версий ведунов и их клиентов давало публике шанс посмеяться над собственными страхами и, возможно, над собой. Любая из форм развлечений, представленная в этой главе, — от картин Иеронима Босха до легенд о короле Артуре, от механизмов Джеффри Чосера до лондонских пьес — выполняла социальную функцию, когда люди боролись с миром, в котором они жили. Они помогали осмыслить мир и исследовать этические, метафизические и социальные вопросы в безопасном, теоретическом пространстве. Приведенные в этой книге случаи показывают, как английское общество меняло свое отношение к магии на протяжении рассматриваемого нами периода. Иногда ее считали полезной и благотворной силой, иногда — чем-то темным и вредоносным, но чаще всего — чем-то средним между этими двумя понятиями. Как бы ни менялись взгляды, одно можно сказать наверняка: служебная магия продолжала играть важную роль в жизни людей.
Заключение
— Ну хорошо, — вздохнула Сьюзен. — Я все-таки не дура. Ты намекаешь, что люди без… фантазий просто не могут? Что они просто не выживут?
— ТО ЕСТЬ ФАНТАЗИИ — ЭТО СВОЕГО РОДА РОЗОВЫЕ ПИЛЮЛИ? НЕТ. ЛЮДЯМ НУЖНЫ ФАНТАЗИИ, ЧТОБЫ ОСТАВАТЬСЯ ЛЮДЬМИ. ЧТОБЫ БЫЛО МЕСТО, ГДЕ ПАДШИЙ АНГЕЛ МОЖЕТ ВСТРЕТИТЬСЯ С ПОДНИМАЮЩИМСЯ НА НОГИ ПРИМАТОМ.
— Зубные феи? Санта-Хрякусы? Маленькие…
— ДА. ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО В КАЧЕСТВЕ ПРАКТИКИ. ДЛЯ НАЧАЛА СЛЕДУЕТ НАУЧИТЬСЯ ВЕРИТЬ В МАЛЕНЬКУЮ ЛОЖЬ.
— Чтобы потом поверить в большую?
— ДА. В ПРАВОСУДИЕ, ЖАЛОСТЬ И ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ.
— Но это не одно и то же!
— ТЫ ТАК ДУМАЕШЬ? ТОГДА ВОЗЬМИ ВСЕЛЕННУЮ, РАЗОТРИ ЕЕ В МЕЛЬЧАЙШИЙ ПОРОШОК, ПРОСЕЙ ЧЕРЕЗ САМОЕ МЕЛКОЕ СИТО И ПОКАЖИ МНЕ АТОМ СПРАВЕДЛИВОСТИ ИЛИ МОЛЕКУЛУ ЖАЛОСТИ. И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ… — Смерть взмахнул рукой. — ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ТЫ ПОСТУПАЕШЬ ТАК, СЛОВНО В МИРЕ СУЩЕСТВУЕТ ИДЕАЛЬНЫЙ ПОРЯДОК, СЛОВНО СУЩЕСТВУЕТ… СПРАВЕДЛИВОСТЬ ВО ВСЕЛЕННОЙ, МЕРКАМИ КОТОРОЙ МОЖНО СУДИТЬ.
— Да, но люди вынуждены верить в это, иначе зачем еще…
— ИМЕННО ЭТО Я И ХОТЕЛ СКАЗАТЬ.
Нуждается ли сейчас мир в магии? Современную эпоху когда-то провозглашали временем просвещенного, рационального мышления, свободного от суеверий предков[216]. Подходя к концу нашего пути, бессмысленно отрицать, что наши предки верили в магию. Но, надеюсь, можно поспорить с тем, что их поведение было иррациональным. Мы также можем задаться вопросом, есть ли магии место в нашей жизни сегодня.
На протяжении всей книги мы встречались с людьми из разных слоев общества и их проблемами: Элизабет Райт, вынужденной беспомощно наблюдать за тем, как болеет ее дочка; Фрэнсис Трогмортон, оказавшейся в ловушке несчастливого и жестокого брака; монахом Уильямом Стэплтоном, возненавидевшим призвание, в котором он мог застрять на всю жизнь. Система общества и правила, управлявшие им, означали, что почти никто не мог им помочь; неудивительно, что они, как и многие из тех, с кем мы познакомились в этой книге, временами впадали в отчаяние. Но не поддаваясь ему, они обращались к магии, чтобы обрести надежду.
Если откровенно, насколько мы изменились сегодня? Конечно, настали другие времена — например, благодаря современной медицине мы живем дольше и здоровее, а в большинстве стран существует хотя бы базовая система социального обеспечения. Но, несмотря на это, мы по-прежнему регулярно попадаем в ситуации, которые выходят из-под контроля. Нам приходится сталкиваться с ними каждый день: на личном уровне, когда решаем вопросы карьеры или безнадежно влюбляемся; и в более глобальном масштабе, когда сталкиваемся с войной, пандемиями или величайшей из современных экзистенциальных угроз — изменением климата. Нет ничего странного в желании управлять своей жизнью, и человеку присуще убеждение, что есть нечто большее, чем мы сами, к чему можно обратиться, когда что-то идет не так. Для одних это религия, для других — вера в доброту человечества. Для многих это вера (часто едва осознаваемая) в то, что во Вселенной существует некая неосязаемая сила, к которой можно обратиться и которую можно назвать магией.
В процессе работы над этим заключением я разослала друзьям, родственникам и знакомым короткое сообщение с вопросом: «Верите ли вы в магию и какую роль она играет в вашей повседневной жизни?» Некоторые ответили откровенным «нет», другие — твердым «да», но большинство проявило сдержанность: они осторожно уточнили: «Что ты подразумеваешь под словом “магия”?» — прежде чем дать более развернутый ответ. Когда я дала определение магии в самом широком смысле — «выполнение действий, которые с помощью нематериальных средств влияют на окружающий нас мир», — почти все признались, что когда-то обращались к ней. Одна подруга, во всех остальных отношениях самый непоколебимый эмпирик, какого мне только доводилось знать, рассказала мне, что, возвращаясь домой ночью, отстукивает пальцами ритм, успокаивая себя тем, что если она правильно будет попадать в него, то благополучно доберется до двери. Другой приятель красноречиво описал свое отношение к магическому мышлению:
Я думаю, что большинство людей так или иначе ежедневно вовлечены в магическое мышление. Каждый раз, когда мы загадываем желание или пытаемся выбросить из головы какую-то идею, потому что, как нам кажется, это может повлечь за собой несчастье, мы участвуем в самой малой магической практике. […]
Что вы чувствовали или думали перед тестом по вождению, перед экзаменом, перед тем, как пригласить на свидание человека, который вам действительно нравится? Внутри есть та маленькая частичка, которая цепляется за надежду, что каким-то образом ваши ноги выберут правильный путь к этой реальности.
Это, пожалуй, самые наглядные примеры. Но магия, которой учат истории, влияет и на мое поведение: мне неприятно, когда ко мне обращаются по имени, за исключением самых близких; я предпочитаю рассказывать о кошмарном сне, потому что иначе мне трудно избавиться от ощущения, что он может каким-то образом сбыться; а иногда я провожу время, выдумывая бури, как будто я могу их напустить[217].
Не знаю, скольким людям близко это мнение: у каждого свои взгляды на то, как устроен мир. Но идея о том, что мы можем формировать реальность силой своих намерений, безусловно, имеет широкую популярность. Книга Ронды Берн «Тайна», вышедшая в 2006 году, разошлась тиражом более 30 миллионов экземпляров по всему миру и была переведена более чем на 50 языков[218]. Опираясь на «Закон привлечения», она утверждает, что каждый может жить жизнью своей мечты, если полностью визуализирует ее и отправит это намерение во Вселенную. Концепция не нова: она обращается к той же философии, что и оккультисты и спиритуалисты XIX и XX веков, такие как мадам Блаватская и сторонники движения «Новое мышление». В конце нашего путешествия по Средневековью и раннему Новому времени мы можем утверждать, что концепция уходит корнями в далекое прошлое. Чем отличается идея XIII века об использовании звездных лучей для улучшения жизни?
Еще интереснее наблюдать за тем, как основа «Закона привлечения» развилась с начала 2000-х годов. Метод «Манифест 369» гуляет по социальным сетям: на момент написания книги топ-результат в TikTok набрал более 1,4 миллиона просмотров. В общих чертах метод «Манифест» предполагает воздействие на мир путем поэтапного написания намерения, кратного трем. В одном из вариантов манифестирующий три раза пишет имя человека, на которого он хочет повлиять («Мерида»), затем шесть раз — намерение, которое имеет по отношению к этому человеку («Позвони мне»), и, наконец, девять раз — общий результат («Мерида, позвони, и я все исправлю»). Другой вариант предполагает записывание намерения целиком: три раза утром, шесть — днем и девять — вечером. Сроки