– Может быть, дело в том, что теперь с тобой я. Как ты, возможно, заметил, я немного, как бы это сказать. Эм. Пахну.
Он едва удостоил меня взглядом, решив на этот раз никак не комментировать мою смертность. Его волнение передавалось мне, наполняло недобрым предчувствием. Грач не считал Диких Охотников серьезной угрозой. Было ли дело в том, что он только что едва не умер? Или подобное поведение было следствием чего-то другого, чего-то, о чем я не знала?
Придя в себя, он выпустил брошь резко, как будто обжегшись.
– Нам нужно покинуть осенние земли до заката. – Сказав это, принц развернулся и зашагал в нужном направлении. Я подхватила с земли столько жареного мяса, сколько смогла унести, и засеменила за ним следом, с трудом пробираясь через толщу листвы.
– Погоди, покинуть осенние земли? Что ты имеешь в виду? Я думала, мы направляемся к осеннему двору?
– Так и есть. Но другим путем.
– Могу ли я спросить, куда мы в таком случае двигаемся?
– Туда, где силы Тсуги иссякают. Подальше от зимнего двора. В летних землях ей будет труднее выследить нас.
Пейзаж постепенно менялся. Солнце клонилось к закату за холмами, озаряя все вокруг багровым светом; деревья отбрасывали длинные прямые тени. Широкоствольные дубы, вязы, ольхи попадались теперь чаще тонких берез и ясеней. Атмосфера меланхолии окутывала эту часть леса: листья были коричневого или ржаво-красного цвета, по корням и стволам поднимались наросты древесных губок, желтоватых, мясистых. Из любопытства я прикоснулась к стволу рядом с одной из этих грибных колоний, и кора отошла, оставшись у меня на ладони. Оголенная древесина оказалась бледной и рыхлой; мокрицы засуетились, заползая обратно в трещины и поры.
Бросив кору – гнилая, она рассыпалась, едва коснувшись земли, – я поспешила нагнать Грача, который к тому моменту ушел вперед.
– Мы уже скоро будем в летних землях, не так ли? – спросила я, просто чтобы поддержать разговор. Тишина давила почти физически. В груди томилось ощущение, что кто-то или что-то нас слушает, и это чувство только усиливалось с каждой минутой нашего молчания.
– Мы уже в летних землях. Довольно давно.
– Но деревья…
– Не в осени дело, – ответил Грач. – Нет, эти деревья умирают. – Его напряжение было заметно: он прищурился и стиснул зубы. – Ходили… слухи, что местами в летних землях происходит… дурное. Своими глазами я эту эпидемию раньше не видел. Должен признаться, все гораздо хуже, чем я предполагал.
– Но лес можно исцелить. Всего несколько капель твоей крови превратили целую поляну в храм.
– Здесь такой силой обладает лишь один правитель. – Он бросил на меня быстрый взгляд аметистовых глаз: призыв к осторожности в них был ясен, как блеск обнаженной стали. – И свою кровь он использует так, как посчитает нужным.
Деревья становились больше и росли теперь реже. Узловатые корни, взрывающие землю под нашими ногами, напоминали вены на больном теле. Огромные валуны, поросшие мхом и кроваво-красным плющом, торчали вдоль тропы тут и там, нависая надо мной. Последний закатный луч блеснул золотом сквозь листву, и в этом свете я разглядела на одном из камней лицо.
Я остановилась. Кровь застыла в моих жилах.
Это не было настоящее лицо – просто вырезанное из камня. Но исполнение было настолько реалистичным, что мой мозг принял его за живое существо прежде, чем я успела включить логику. Пятна мха, борода из плюща, закрытые глаза в паутинках морщин – этот древний лик был мрачен и задумчив. Корона из переплетенных оленьих рогов украшала его чело. Я как будто смотрела в лицо умирающего монарха, который на смертном ложе – без жалости и раскаяния – размышлял обо всех жестоких и неправильных деяниях своей долгой безрадостной жизни.
Но нет: я сразу поняла, что впечатление это было обманчивым. Этот монарх не знал смерти. Он дремал, возможно, но не умер. Ему это было попросту не дано.
Я огляделась и заметила такое же лицо на каждом камне. Без сомнения, эти барельефы были делом рук Ремесленников. Тысячи лет люди не появлялись в этом лесу. Мне было сложно даже представить, насколько древними были эти работы и что заставляло людей тех забытых времен вырезать в камне, снова и снова, ужасающий лик Ольхового Короля.
Ольхового Короля.
Листья, за все время нашего путешествия даже не пошевелившиеся, вдруг затрепетали, подхваченные порывом жаркого душного ветра.
«Ольховый Король», – вновь предательски пронеслось в голове, давая название безымянному ужасу, охватывающему меня со всех сторон. Ольховый Король. Я начала, и остановиться было невозможно.
– Изобель. – Грач вышел из зарослей мне навстречу, раздвигая ветви облепихового куста. Я даже не заметила, что он куда-то уходил. Принц потянулся, как будто хотел положить руку мне на плечо, но его ладонь замерла в воздухе на волоске от моего платья. – Нам нужно уходить. Сейчас же.
– Я не хотела… – Мой взгляд невольно скользнул в глубь чащобы, и то, что я там увидела, заставило меня умолкнуть. Сквозь дикие заросли крушины виднелась поляна, на которой были кругом выставлены те же резные камни. В центре этого круга земля вздувалась высоким холмом метров в пять шириной. Курган. Опасность, о которой говорил Грач, была совершенно другой.
В тишине вдруг захлопали крылья; раздались каркающие крики. Я подняла голову. Целая стая воронов устроилась на деревьях над нашими головами, блестящими глазами выжидающе наблюдая за нами. Дюжина воронов – верная смерть. Что же означала сотня?
– Ты подумала о его имени, – выдержав паузу, проговорил Грач. – Ты даже сейчас произносишь его про себя.
Я вновь перевела глаза на него; мой ужас, наверное, был очевиден.
Грач не злился на меня. Выражение его лица было спокойным, ледяным – под этой маской сложно было угадать незримые волны страха. Лучше бы он злился. Это было куда хуже. Это значило, что вот-вот должно было случиться нечто ужасное, и он не мог позволить себе тратить время даже на проявление каких бы то ни было эмоций.
– Готовься к скачке, – бросил он, делая шаг назад.
Так же, как и прошлой ночью перед его превращением, сквозь деревья пронесся порыв ветра, несущий с собой вихрь опавших листьев. Я приготовилась к метаморфозе. Но на этот раз ветер стих, едва приблизившись к нам, и листья бесцельно посыпались на землю у ног Грача. Он нахмурился, выпрямился, и скоро в нашу сторону из самых глубин леса вновь с рыком рванул ветер, еще сильнее прежнего. Но и этот порыв иссяк, так и не достигнув цели.
Курган снова и снова притягивал к себе мой взгляд. Все эти древние камни, повернутые барельефами внутрь, как стражники у дверей темницы: тысячелетиями они тоже наблюдали за своим пленником, не в силах отвести глаз.
Жара стала удушающей; потянуло запахом гнили. Один из воронов испустил резкий скрипучий крик, прогремевший пронзительно и неприятно, как пила по металлу.
– Почему ты не можешь превратиться? – спросила я, все еще не отрывая взгляд от кургана.
Грач дернул рукой, нарочито небрежно прерывая последнюю попытку превращения. Заметный блеск раздражения в его глазах, впрочем, выдавал тревогу и неприятное удивление.
– Это место не позволяет мне. Кажется, мы наткнулись на место упокоения Могильного Лорда.
Ну, вот и все. Я не собиралась дожидаться знакомства с каким-то Могильным Лордом (с заглавных букв, разумеется). Подобрав юбки, я приготовилась бежать. Но потом я вспомнила, каким тоном он сказал «кажется».
– О боже. Ты встречаешься с подобным впервые, не так ли.
– Они довольно редко попадаются, – угрюмо ответил он. Заметив мою позу, добавил: – Нет, не беги. Он уже пробудился, под землей, и знает, что мы здесь. Сбежать от него нельзя; нагнав нас, он просто нападет сзади. На этот раз нам придется остаться здесь и сразиться с ним. – Принц встретился со мной взглядом. – Вернее, мне придется. А ты будешь изо всех сил стараться не попасться мне под ноги.
Он уничтожил тана одним-единственным ударом клинка. Битва с гончими Диких Охотников представлялась ему детской забавой. Но это знание не особенно утешало: над нами все еще кружила целая стая воронов, а сам Грач в этот раз был готов отступить без лишних пререканий.
– Что это вообще такое – Могильный Лорд? – спросила я.
– Поверь, лучше тебе оставаться в неведении.
– Я так не думаю.
– Ну если ты настаиваешь… – неохотно протянул он. – Обычно волшебные чудовища восстают из могилы, используя останки всего одного человека, чтобы поддерживать свои силы. – Я кивнула; с этой информацией я была уже знакома. – Могильные Лорды – отклонение от нормы. Каждый из них – это куча останков, переплетенных и перемешанных после смерти. Эти существа страдают; они охвачены яростью, они в вечной борьбе с самими собой. Это не мы взращиваем их. Они рождаются сами в тех местах, где смертные ушедших веков хоронили жертв военных действий или эпидемий чумы.
Как будто услышав этот разговор, курган заходил ходуном. Земля тронулась с места, в сторону полетели комья глины. Из глубины донесся мерзкий звук, влажное чавканье, как будто что-то липкое и мокрое разлеплялось на составные части. Это существо было явно больше тана. Больше всех гончих, вместе взятых.
Грач обнажил меч и зашагал навстречу кургану с нарочитой беспечностью и уверенностью, которые показались мне такими же лживыми, как и чары, маскирующие его истинное обличье. Я не могла понять, для кого он устраивает этот театр: для меня или для себя самого.
Едва он подошел к камням, курган содрогнулся. Почва вздулась сначала в одном, потом в другом месте, как личинка, пытающаяся вырваться из кокона. Жуки-падальщики повылезали наружу; за ними по земле потекла какая-то склизкая жидкость. Смрад гниения почти физически ударил меня под дых. Я беспомощно согнулась пополам, пытаясь справиться с рвотными позывами.
Последнее усилие – и курган изверг свои внутренности наружу. Кособокая масса вывалилась из-под земли, рванулась вперед и нависла над Грачом – выше его в два раза, роняя наземь комья грязи. Это чудовище не скрывалось ни за какой иллюзией. Оно обладало нормальным числом конечностей в правильных местах, но это был единственный сомнительный комплимент, который я могла отвесить его наружности. Плоть напоминала разлагающееся бревно, покрытое пятнами древесной болезни и грибка. Из пустых дыр в голове, похожих на дупла, торчали скопления грибов, качающиеся из стороны в сторону на длинных ножках. Они сразу изогнулись, наставляя шляпки на фигуру Грача. Глаза. Это были его глаза.