– Отлично, – согласилась я, очень внимательно рассматривая свои руки.
– Да, отлично! – Он шагал по поляне взад и вперед. – Ты очень ясно дала мне понять, что думаешь по поводу всего народа фейри. А теперь хватит заставлять меня чувствовать, – потребовал он, как будто это было просто, как щелкнуть пальцами. – Мне надо подумать.
Мое лицо одновременно горело и леденело; слова Грача звенели в ушах. Да уж, совсем не так я представляла себе наш роман – если бы до него вообще дошло. Боже, как близки мы были к катастрофе. Если бы только наши чувства друг к другу как-то пересеклись…
Но имело бы это значение? Я больше не была уверена, что то, что я чувствовала тогда, в моей мастерской, можно было назвать любовью. Да, тогда мне так казалось. Раньше я никогда не испытывала ничего подобного. Но я почти не знала его, хоть в ту пору мое слепое увлечение и заставляло меня думать, будто мы годами доверяли друг другу самые сокровенные секреты. И можно ли было любить кого-то вот так, когда этот кто-то для тебя был всего лишь приятной иллюзией? Если бы я знала, что вскоре он похитит меня из-за какого-то портрета, я бы, скорее всего, переменила свое мнение.
И все же я чувствовала к нему что-то. Что это было? Я пыталась распутать свои эмоции, как туго затянутый узел, и ни на йоту не приблизилась к ответу. Была ли я влюблена в то, что он олицетворял, – тоскливый осенний ветер, обещание, что вечное лето однажды закончится? Хотела ли я просто изменить свою жизнь… или же изменить ее именно с ним?
Если честно, понятия не имела, как влюбленные люди вообще понимали, что они влюблены. Была ли в этом узле хоть одна ниточка, которую можно было выдернуть и сказать: «Ага! Я влюблена! Вот доказательство!» – или же все мы были вечно обречены копаться в этой беспорядочной куче «если», «но» и «может быть»?
Ох, ну и бардак. Я уткнулась лицом в свои юбки и устало застонала.
Я знала наверняка только одну вещь. Если даже не могла понять, что происходит в моей голове, Благой Закон за меня это уже точно бы не сделал.
На моих растрепанных волосах появилась тень Грача.
– Твое поведение меня очень отвлекает, – объявил он. – Мне нужно поскорее придумать решение, иначе мы застрянем здесь на ночь.
– Что бы мы ни придумали, – мой голос звучал глухо, потому что голову я так и не подняла, – это должно быть как-то связано с Ремеслом. Уж оно-то их точно отвлечет.
Я запоздала поняла, что самостоятельно Грач в этой области не сможет сообразить ничего. У него не было ни малейшего понятия о том, что представляло собой Ремесло. Я украдкой бросила на него взгляд сквозь волосы. Как и ожидалось, он выглядел чрезвычайно раздосадованным; на скулах у него ходили желваки.
Значит, решать эту проблему предстояло мне самой, что, без сомнения, было только к лучшему для нас обоих. Я мысленно представила все трудности на нашем пути, как мазки краски: мое присутствие в лесу, компанию Грача, даже историю о его портрете, слухи о котором, вероятно, уже добрались до весеннего двора. И как будто смешав новый цвет, я вдруг начала различать на воображаемой картинке не просто удовлетворительный, а даже вполне выдающийся способ разобраться со всем этим.
– Слушай, – сказала я, поднимая голову, – у меня есть идея.
Глава 11
МОЙ план потребовал подготовки, чтобы Грач точно смог произнести нужные реплики. Мы репетировали их по дороге, и он, кажется, был доволен тем, как они звучали. Я и сама была довольна. Мне казалось, будто только что заключила договор о каком-то особенно непростом заклинании или заранее растянула холсты на целый месяц вперед. Мой мир снова был упорядочен, и я наконец-то могла контролировать свое будущее. Более того, если бы все прошло удачно, я бы исправила свою случайную оплошность.
– Ты правда думаешь, что это может помочь тебе спасти репутацию? – спросила я, приподнимая юбки, чтобы перешагнуть через заросли желтых первоцветов. Мы шли по широкому лугу. Каждый раз, когда ветер менял направление, он приносил новый аромат. Какие-то я узнавала, а какие-то чувствовала впервые.
– На этом этапе я уже сомневаюсь, что ее вообще еще можно спасти, – ответил он, кривовато улыбнувшись. – Но портрет… да, полагаю. Я рад, что твои интриги больше не направлены против меня. Ты куда коварнее, чем кажешься.
Хоть я и старалась изо всех сил игнорировать подобные мысли, эхо его признания слышалось мне во всем, что бы он ни говорил. Теперь, зная о чувствах принца, я узнавала в его тоне нотки теплого восхищения. Несмотря на то что мы воспрянули духом, атмосфера все равно оставалась напряженной. Я выдавила смешок, глядя себе под ноги, рассматривая высокие переплетенные стебли цветов.
– Я вовсе не коварная. Просто практичная. Впрочем, полагаю, фейри эта черта может казаться необычной.
Он нахмурился, пытаясь понять, оскорбила я его или нет.
– Смотри, – пряча улыбку, быстро сказала я, подходя к заросшему мхом камню, – этот цветок размером с мою ладонь. Интересно, как они вырастают такими большими?
Не успела я наклониться и сорвать цветок, рядом с моим носом вдруг возникла чья-то нога, облаченная в брючину блестящего серо-розового шелка. Вторая нога шагнула следом; я отшатнулась и упала навзничь, как раз успев увидеть, как из пространства между двумя половинками расколотого камня выходит Овод. Это было еще удивительнее оттого, что – и я была абсолютно в этом уверена – с другой стороны он не появлялся. Каким-то загадочным образом я умудрилась наткнуться на врата, ведущие к тропе фейри.
– Доброе утро, Изобель, – дружелюбно сказал он, поправляя свой безупречный галстук. Он, кажется, был совсем не удивлен увидеть меня здесь сидящей на земле перед ним и в ужасе сжимающей первоцвет.
Когда первый шок прошел, я осознала, что ужасно рада его видеть. Тоска по дому, на которую у меня за последние несколько дней просто не было времени, врезалась в меня, как повозка, потерявшая управление. Я целые годы просидела с ним наедине в своей мастерской, и, хотя в его бледно-голубых глазах не было ни капли искренности и тепла, его лицо с тех пор, когда я покинула дом, стало самым привычным и знакомым зрелищем из всех. От радости я чуть не выкрикнула его имя, но в последний момент успела остановиться. Пока я общалась с Грачом, мои манеры довольно далеко продвинулись по пути ужасающей деградации.
– Какая чудесная встреча, Овод, – сказала я, поднимаясь на ноги, чтобы сделать реверанс. – Грач предупредил вас о нашем визите? – Если он это и сделал, то я об этом ничего не знала.
Овод ответил мне поклоном, потом бросил на осеннего принца критический взгляд.
– Да разве станет наш дорогой Грач утруждаться общепринятыми любезностями? Нет, я просто знал, что вы придете. Очень немногие вещи ускользают от моего внимания в весенних землях, даже сорванный цветок.
Я виновато взглянула на первоцвет.
– Оставь его себе, – настоял он, – как приветственный подарок. Добро пожаловать в мои владения!
Оставив меня переваривать эти странные слова, он шагнул мимо и обошел Грача кругом. Тот выдержал осмотр стоически, задрав подбородок и стиснув зубы. Сравнивая их, я почувствовала странную гордость оттого, что Грач оказался немного выше. Темные взъерошенные волосы и удивительные глаза отличали его от утонченного бледного Овода, как ночь ото дня. Но хотя из них двух Грач явно был моложе, во всем остальном они с Оводом были на равных.
– Этот наряд вот уже как лет пятьдесят вышел из моды, – сообщил ему Овод. – В весеннем дворе уже никто не носит медные пуговицы. Если ты собираешься остаться здесь надолго, нам нужно будет найти…
Я уже не услышала ни окончание этой фразы, ни ответ Грача, потому что до меня наконец-то дошел смысл той фразы про его владения.
Я прочистила горло. Овод обернулся.
– Сэр, вы – весенний принц? – спросила я.
Он улыбнулся.
– Да, разумеется. И никто иной! Несомненно, я уже сообщал тебе об этом?
– Нет, боюсь, не сообщали.
– Какая непростительная небрежность с моей стороны. Я так забывчив в общении со смертными: просто предполагаю, что все уже и так знают. – Пока он говорил, Грач наблюдал за ним с нечитаемым выражением лица. – Что ж, Изобель, не волнуйся. Твои манеры выше всяких похвал, и в твоем доме я всегда встречал подобающий принцу прием. А теперь, пока я не забыл еще и об этом, не могла бы ты рассказать мне, как оказалась в лесу, да еще и в такой исключительной компании?
– На самом деле… – Я бросила взгляд на Грача, радуясь, что объясняться, согласно нашему плану, предстоит ему: новость о положении Овода, по правде сказать, лишила меня дара речи.
– Давайте обсудим по пути, – предложил он, оправив свой плащ и затянув перевязь меча, как мне показалось, довольно сердито. Неужели он принял критику Овода близко к сердцу? Потом он зашагал по лугу прочь, оставив нас догонять его.
– Уникальный субъект, не так ли, – произнес Овод.
Как я могла на это ответить, не выдав ему правды? Я остановилась на самой вежливой и расплывчатой фразе, которая только пришла мне в голову:
– Вы правы, сэр. Я нахожу всех фейри поистине уникальными.
– О, как бы я хотел, чтобы это было правдой! Но, боюсь, мы все одинаковы. – Его улыбка была мягкой и прохладной, как оттепель. – Большинство из нас. Так что же, Грач? Ты что-то хотел сказать?
Тот шагал впереди, уже заметно устав от зарослей первоцветов.
– Как ты знаешь, – нетерпеливо начал он, – в настоящий момент Изобель – наиболее выдающаяся Ремесленница Каприза. Портрет, который она для меня написала, был исключителен. В осеннем дворе никогда не видели ничего подобного.
– Об этом я слышал, – ответил Овод. Только колоссальным усилием я удержалась от того, чтобы посмотреть на него и оценить реакцию.
– Он всех нас шокировал, меня – в первую очередь. Сначала я решил, что это был акт осознанного вредительства, за который Изобель должна предстать перед судом. Но по дороге к осеннему двору осознал, что она не имела дурных намерений. Ремесленница всего лишь нарисовала на моем лице человеческую эмоцию, причем очень искусно, не понимая при этом, что сотворила. – Все это было правдой, по крайней мере, частично. – А теперь Изобель заинтересована в том, чтобы попытаться повторить свое новое Ремесло.