– Ты меня слышишь? – спросил он.
– И слышу, и вижу.
– Очень хорошо… Таисавар, отставь то, что получилось, сделай тонизирующую смесь. Что с тобой?
– Странное какое-то видение… – Она уселась ровнее, помассировала виски. Против обычного голова была тяжелой, глаза будто жидким огнем обвело. Губы сохли. – Обычно все по-другому… Слушайте, дайте чего-нибудь попить… Кисленького…
– Потерпи, сейчас будет готово. Что ты пила? «Снег»?
– Именно его.
– Слишком большая доза?
– Как всегда, на кончике ножа.
– Помнишь, что ее нельзя принимать чаще, чем раз в четыре месяца?
– Разумеется, не впервые же! – Раздраженно отмахнулась. У нее не было ни малейшего желания что-то объяснять – надо было обдумать случившееся, да и отдохнуть, наверное, следовало. Головная боль не способствовала корректности и радушию.
– Таисавар, приготовь еще очищающее питье. А тоник – на потом.
– Он настаивается, – флегматично отозвался подмастерье. Девушка между делом отметила необычный акцент. Чувствовалось, что для него ромаленское наречие – чужой язык, хоть и старательно выученный.
– Надеюсь, здесь нет ни магии, ни сильнодействующих веществ? – с подозрением спросила Кайндел, принимая от врача высокий стеклянный бокал с металлической оковкой и костяной «бородкой», задерживающей не отцеженные из настоя травки.
Тот сделал оскорбленное лицо.
– Госпожа, я профессионал, отлично знаком со «снегом» и другими веществами, я знаю, как надо действовать.
– Угу… – Девушка пригубила. Настой оказался очень приятным на вкус. – Спасибо… – перед глазами перестали плыть круги, пламя, бившееся в висках, стало потихоньку затухать. – Рейр, пожалуйста, не мог бы ты сварить мне кофе? Может, полегчает…
Мужчина молча развернулся и вышел из комнаты. Допив настой, чародейка схватила Иедавана за рукав.
– Мне срочно нужна связь с Одином. Ты можешь мне ее устроить?
– Тебе нужно сообщить твоему лорду что-то такое, о чем не должен услышать твой спутник?
– Да.
– Хорошо, я сделаю. – Правитель взглянул на девушку с тревогой. – Ты видела что-то очень важное?
– Чрезвычайно важное. Скажи, ты сможешь сейчас предоставить ОСН хотя бы небольшой отряд?
– Постараюсь. За следующий день я сумею рассчитать, когда и сколько человек я смогу дать тебе для ведения войны в твоем родном мире. Разумеется, потребуется время, чтоб сформировать отряд.
– Конечно, я понимаю…
Через пару минут Рейр принес кофе, и Кайндел с благодарной улыбкой приняла у него обжигающе горячую чашку. Она не слишком-то хотела этого напитка, но отступать уже было нельзя, да и кофеин действительно мог помочь. Горячая горьковатая жидкость действительно взбодрила, отступила усталость, да и слабость тоже. Девушка встала, подошла к окну, боком уселась на подоконник. Рейр встал рядом.
– Что с тобой произошло?
– Ну… Сложно объяснить. Видение пошло немного не так, как всегда. А почему, собственно, в мою комнату набежало столько народу? Я так долго была… скажем так, недоступна?
– Всю ночь. Утром я рано встал, решил немного размяться на воздухе, но когда проходил мимо твоей двери, услышал слабый стон. Разбудить я тебя не смог, по магическим ощущениям дело обстояло настолько плохо, что я решил позвать кого-нибудь на помощь. В результате прибежал Иедаван и привел этого лекаря с его помощником… Тебе легче?
– Намного. С ума сойти… Извини, что доставила столько неприятных минут.
Он смотрел напряженно.
– Что ты видела?
Чародейка пожала плечами.
– Это было не видение. Не видение, никаким боком. Я вообще не понимаю, что это было, и происходило ли… Скажем так, на самом деле.
– Что именно происходило?
– Извини, я не могу, просто не могу излагать тебе как факт то, в чем я не уверена совершенно. Надо бы мне поточнее изучить действие этого наркотика. У меня возникают подозрения, что все это были только мои фантазии.
– Но реалистичные, да?
– Ты знаешь что-то такое, что не знаю я? Расскажи.
– Нет. – Он улыбнулся, покачал головой. – Не знаю.
За окном занималось утро, туман клочьями полз из леса и таял на лугах у деревни. Небо белело, словно за ночь его успело затянуть облаками. Солнце еще не показалось. Замковые слуги только-только просыпались, где-то на хозяйственном дворе доили коров, стучали топорами – рубили мясо на сегодняшний день. Кайндел уже усвоила, что, несмотря на сравнительно высокий уровень технологических достижений, владельцы замков все-таки предпочитали отчасти натуральное хозяйство и большей частью продуктов питания обеспечивали себя сами.
Некий глубокий и практический смысл в этом, конечно, имелся.
Она толкнула створку окна, и в комнату хлынул свежий, пронзительно-прохладный осенний воздух. Заспанная служанка, вошедшая в комнату с подносом, бросилась подхватывать спорхнувшие со стола листы бумаги. В сочетании с ветром, бьющим в лицо, кофе воспринимался уже совсем иначе, и она порадовалась, что попросила его.
– Я вот что не понимаю, – медленно проговорил Рейр. – Если ты хотела сказать Иедавану что-то такое, что не предназначалось для моих ушей, по-моему, проще было заговорить с ним на местном языке.
– А ты зря стоял и сомневался, задавать мне этот вопрос или нет. Твои сомнения я почувствовала, так что колебаться не имело смысла. Сомневаешься – лучше делай, чтоб потом не жалеть… Если бы проблема состояла только в том, чтоб передать брату информацию так, чтоб ты не понял, я действительно просто заговорила б с ним на ромаленском. Дело-то не в этом.
– А в чем? Спрашиваю, раз уж ты все равно решила пооткровенничать.
– В том, что речь шла о внутренних делах ОСН, – как бы нехотя ответила Кайндел.
– Так, значит, в видении было что-то важное для ОСН? И для Круга, я могу сделать такой вывод?
– Повторяю, я не могу говорить как о факте про то, в чем лично не уверена…
– Да, это я понимаю. Но все-таки?
– Да, я кое-что увидела, и это кое-что меня… скажем так, насторожило. Было бы замечательно, если б насторожило не только меня. Ан Альфард, как я понимаю, примеривается изрядно потрепать наш родной мир… Можно сказать, разрушить старый мир и на обломках его возвести новый. Все повторяется, ты не находишь?
– Я с трудом понимаю, о чем идет речь. Ты не могла бы говорить прямо, а не намеками?
– Могла бы, – Кайндел отставила чашку и посмотрела на мужчину исподлобья. – Драконы, особенно настоящие драконы, а не драконоподобные ящерицы, отличаются тем, что потребляют и производят чистую магию. Ты в курсе? Кстати, именно потому природа не выдерживает высокой концентрации числа драконов на небольшом квадрате площади – эти существа законченные индивидуалисты. Неспроста.
– Ты к чему? – холодно осведомился Рейр.
– К тому, что в те давние времена, когда магия была намертво запечатана небезызвестным тебе чародеем (в действительности он действовал не один, но это другой вопрос), сделано это было для того, чтоб прекратить магическую войну, которая медленно, но верно превращала Землю в пустыню. Я не утверждаю, что в этом были виноваты привлеченные для боевых действий драконы, однако сейчас Ан Альфард может к этому подвести с помощью Тангро и его сородичей.
– Вот ты о чем… Забавно. Ты уверена, что такое малое количество драконов может загубить наш мир? Откуда такой пессимизм?
– Соломинка ломает хребет верблюду.
– Брось, мы еще даже не развернулись в полную силу. Магия еще только зарождается. А ты уже говоришь о катастрофе.
– Во-первых, это лишь информация к размышлению, – бесстрастно отозвалась Кайндел, которая уже узнала у собеседника все, что ей было нужно, и теперь соображала, как быстро и поестественнее свернуть разговор. – А во-вторых, поразмысли на досуге, насколько этично вообще привлекать драконов к решению банально-человеческих проблем в густонаселенном городе. Просто поразмысли. Прикинь, если б Один, скажем, применил установки «Град». Того же уровня оружие. Только немагическое.
– В ход пошло обсуждение этических принципов. Война вообще штука крайне неэтичная, как и любой инструмент политики.
– Ты уверен, что так оно и должно быть? Отношения людей, как бы они ни выглядели, регулируются в первую очередь этикой, в том или ином ее виде. Законом – лишь во вторую очередь.
– Ты полагаешь, есть что-то этичное в убийстве? Я польщен.
– Этика – в первую очередь совокупность норм поведения, насколько я помню. Война – двухполярный мир, где есть свои и есть чужие. Но даже там агрессия в отношении мирного населения называется «военным преступлением». И никак иначе.
– Если в ходе войны тактически, оперативно, стратегически или политически выгодно уничтожать мирное население, это делается. И делалось еще во времена греко-персидских войн. Если не раньше.
– Ты уверен, что Ан Альфарду будет выгодно выжечь Петербург? Над кем он, в таком случае, собирается доминировать в этом районе? Над головешками?.. – Она помолчала. Ощущение, что спор идет верным путем, успокаивало ее. – Подумай над этим, взвесь все. Я знаю, ты имеешь влияние на гроссмейстера Круга.
– И ты могла бы иметь.
– Я предпочитаю влиять на Одина. Он вызывает у меня чуть больше доверия…
– Ты свято уверена, будто он намного лучше Ан Альфарда? Оба они политики и военачальники. Они должны быть похожи, раз оба успешны в равной степени.
– В твоих словах есть резон. Но кое в чем они все-таки отличаются друг от друга… Прости, надо готовиться к начальному этапу нынешней сессии. У нас есть час, после этого мы сразу же возвращаемся обратно в наш мир. Надеюсь, эти каникулы пришлись тебе по вкусу?
– Жаль, что они оказались такими короткими, – задумчиво ответил Рейр.
Она испытала даже некоторое облегчение, когда он ушел к себе одеваться. Ей снова пришлось изображать манекен, пока три служанки, невнятно вполголоса переговариваясь, облачали ее в пышное тяжелое церемонное одеяние. Надетое поверх тонкой до прозрачности шелковой рубашки серебряное с матовыми серыми камушками ожерелье холодило кожу. Вместо серег здесь, оказывается, носили тяжелые головные подвески, вместо колец – браслеты. Только подаренный названым братом перстень она могла себе позволить здесь носить, но не как украшение, а как символ ее положения.