— Рыся, Рысенька, кошечка из лесу, ты не бойся, не бойся меня!
Деревенской блаженной самой было трудно понять, к кому она обращалась: к реальной женщине с топором, перепуганно вжавшейся в стену, или к дикому зверю с затравленным взглядом, чей облик, как ей казалось, невольно проступал сквозь такой непривычный для взгляда, но все же человеческий лик.
— Ты не бойся, я не обижу тебя! — повторяла Мерона, не зная, что еще сделать. (Было похоже, что незнакомка не верит ей.) Наклонившись к корзине, деревенская дурочка вынула кусок хлеба и протянула его лесной гостье:
— А мяса у меня нет, лишь орехи. Ты их ешь? Ешь? — переспросила Мерона, не в силах отвести взгляд от огромного живота белокурой женщины. Даже ей, никогда не рожавшей, было понятно, что срок большой.
Ей бы очень хотелось подойти к Рыси, однако при первой попытке приблизиться незнакомка снова шарахнулась в сторону. Чтобы лишний раз не смущать Рысь, Мерона положила хлеб прямо на пол и отошла.
Было заметно, что женщина хочет, но не решается взять кусок, опасаясь обмана или ловушки. На бледном, полупрозрачном лице отражалась вся смена чувств: подозрительность, страх, недоверие, и безумная жажда принять неожиданный дар. Она так смотрела на хлеб, будто бы в половине краюшки была ее жизнь и, внезапно решившись, схватила с пола кусок. Отскочив в дальний угол, вцепилась в него и начала жадно есть, словно бы испугавшись: Мерона передумает и отберет его.
Кроме хлеба Рысь не видела ничего, ее можно было убить или связать, и она бы не смогла защищаться. Как видно, этот порыв истощил ее силы, поскольку, не доев кусок, она вдруг зашаталась и тихо сползла на пол. Рысь даже не шелохнулась, когда Мерона подсела к ней и попыталась привести в чувство. Мокрый холодный платок был единственным средством, доступным сейчас.
— Разве можно так волноваться? — шептала Мерона, стирая грязь и испарину с бледного лба.
Возвращаясь, Мерона летела словно на крыльях.
— Настоящая Белая Рысь! Не домашняя, а лесная! С рысенком, который вскоре родится! — твердила она про себя.
Вспоминая подробности встречи, Мерона тихо смеялась. Ее забавлял непонятный страх дикой Рыси перед людьми.
— Обещай, что никто не узнает обо мне! Мое имя? Я просто Белая Рысь из соседнего леса! Помоги мне! Хотя бы ради детей! Помоги! — попросила лесная женщина, обращаясь к ней.
И, замирая от счастья прикосновения к чуду, Мерона ответила ей:
— Помогу!
Она не заметила, как оказалась в деревне. Обычно в такое время крестьяне, закончив работу, выходили на улицу, но сегодня все будто бы вымерло. Будь Мерона поменьше занята мыслью о Белой Рыси, она бы отметила это, однако ей было не до соседей. Добравшись до дома и запершись изнутри, она сразу начала перетряхивать вещи. Из сундука было вынуто одеяло, новые простыни и подушка.
— Наверное, этого мало! — подумав, решила она и добавила в груду, которая быстро росла, пару платьев и несколько теплых платков.
Два мотка прочной веревки, набор деревянных плошек, объемная кружка и гребень попали туда же вместе с плетеной корзиной и ведром.
Мерона как раз доставала полотенца и скатерть, когда постучали в дверь. Это было довольно странно: соседки к ней не ходили. Другая могла бы насторожиться, однако, не веря, что кто-то способен ей причинить зло, Мерона спокойно открыла. Она растерялась, увидев у входа двух странных мужчин.
Они были одеты в какие-то серые балахоны с капюшонами, закрывавшими лица. Сначала ей показалось, что вместо глаз у них темные дыры, но вскоре она рассмотрела, что прорези просто прикрыты изнутри черной сеткой-плетенкой, скрывавшей их блеск. Зато ярко сверкали массивные цепи и масса заклепок на поясах.
Мерона сразу подумала, что они пришлые, так как ни разу еще не встречала подобной одежды, да и металл показался малознакомым. В деревне встречались железные топоры и ножи, у купцов, забредавших к ним, попадалось и серебро, но заклепки и цепи были другими.
— Не из железа! И это не серебро! У него не бывает такого необычного блеска! — мелькнуло у нее в голове.
Ей вдруг стало неловко, когда, протянув в ее сторону ярко сверкающий диск, один из пришельцев провозгласил:
— Во имя Долга! Великий Долг Человека велит тебе говорить!
Их поведение было настолько нелепым, что она ничего не ответила, только уставилась на незнакомых гостей, открыв рот.
— Разве нормальный человек так оденется? Разве он станет прятать глаза и орать дурным голосом? — думала женщина, глядя на странных пришлых.
— Во имя Долга! — опять гаркнул кто-то из них, и Мерона затрясла головой.
— Может, просто глухая? — спросил один из “балахонов” другого.
— А если она притворяется? Ну-ка!
И прежде, чем Мерона успела ответить, он схватил ее за руку, чтобы выволочь за порог. Эта нежданная грубость настолько изумила ее, что она потеряла дар речи.
— Оставьте ее! — вдруг вмешался мужчина, стоявший поодаль, в котором Мерона узнала наместника, дважды в год приезжавшего к ним за положенной данью. — Это же местная дурочка! Просто проверьте хижину!
“Балахоны” с наместником вошли в домик, но пробыли очень недолго. Мерона боялась, что они спросят, зачем она вынула вещи, но их привлек ее кузов. Склонившись и взяв горсть орехов, наместник сказал:
— Хорошо поработала! Видно, далеко зашла в лес.
— Вы хотите купить? — с глуповатой улыбкой спросила она, понимая, что дело в другом.
— Может, купим, а может и нет. Лучше скажи мне: во время сбора орехов ты кого-нибудь встретила?
— В лесу много и птицы, и зверя, и рыбы в ручье!
— Скажи, ты не видела женщину?
— Женщину? Нет!
Она говорила от чистого сердца, считая, что не лжет. Рысь не была человеком, она была сказкой, мечтой из далекого детства, великой тайной, которой нельзя поделиться ни с кем. Повернувшись к двум “балахонам”, наместник сказал с неожиданной злобой:
— Упустить нежить в последний момент! Это невероятно! Я до сих пор не пойму, как собаки не взяли такой свежий след!
Повернувшись, мужчины вышли из дома. Любая соседка постаралась бы выяснить, что за нечисть они ловят в деревне, однако Мерону это не волновало. Зачем было думать о нежити, если в лесу дожидалась настоящая Белая Рысь?
Рано утром Мерона, сложив вещи в короб, отправилась в лес. Она не пыталась особо скрыть свой уход, но инстинктивно сделала все, чтобы соседки не догадались о ноше. Обычный поход за орехами!
Рысь ждала ее в домике. Доставая принесенные тряпки, Мерона впервые вполне по-хозяйски прикинула, что нужно сделать с домиком, чтобы в нем зимовать. Возвращаясь в деревню, она наложила в свой короб ветоши, сверху присыпав орехами. Чтобы сберечь свою тайну, она научилась хитрить.
Теперь, каждый день отправляясь в хижину, женщина приносила посуду, одежду и мелкие вещи для дома. “Придется здесь зимовать!” — говорила она себе. Было трудно превратить эти развалины в жилой дом, но, почти ничего не умея, Мерона старалась изо всех сил. К счастью, крышу латать не пришлось, а чердак вполне мог пригодиться под склад для продуктов.
Уже понимая, что не сумеет перенести все, что нужно им, на себе, после долгих сомнений Мерона решилась пойти к деревенскому Старшему, чтобы взять лошадь. В деревне все уже знали, что местная дурочка собралась “не то замуж, не то в приживалки!” Туманные фразы о старом вдовце из соседней деревни, который ищет хозяйку, смешили молодух, но такие случаи были, объяснение приняли. Мерона надеялась, что и Старший слышал про все.
— Уезжаешь? — спросил он прямо с порога.
— Да.
— Значит, в пятьдесят лет идешь замуж? Похоже, я знаю твоего жениха!
— Откуда? — спросила она, ощущая, что сердце замирает от страха.
— Да видел я как-то тут одного. Настоящий старик-лесовик! У него еще внучка должна родить, а муж умер. Ты будешь нянчить младенца?
Мерона могла бы поклясться, что в первый раз слышит о таком старике, хотя знает весь округ, но подтвердила:
— Да, вроде бы, он.
Странная искра мелькнула во взгляде Старшего, раньше никто так не смотрел на нее: с восхищением, грустью и тайной, неясной завистью.
— Ладно, приходи за телегой к вечеру. Днем ее дать тебе не могу, для хозяйства нужна, а вот вечером… Не побоишься ехать-то по темноте?
— Не боюсь.
Вечером Старший лично доставил телегу к дому Мероны. В повозке лежали два полных мешка муки и коза с малым козленком.
— А это зачем? — почти с испугом спросила Мерона, не сомневаясь, что не сумеет расплатиться за щедрый подарок.
— Малышке! Не будет у матери молока — чем кормить? Ты, Мерона, береги их, внучку с ребенком, — ответил он, и неожиданно голос Старшего дрогнул. — Слишком уж мало осталось таких!
— Таких?
— Таких добрых, как ты, — пояснил он Мероне, но ей почему-то померещилось, что сначала слова относились не к ней, а к придуманной внучке с ребенком.
— Спасибо! — едва сдержав слезы, нежданно перехватившие горло, сказала она. — Ведь без вас…
Он не дал ей закончить, прошел в дом, сгрузил на телегу нужные вещи.
— За раз не уместится! Будешь ночью возить?
Она молча кивнула. Под утро, прощаясь, он сказал ей:
— В соседней деревне заедь к плотнику, чтобы сделал, что нужно в хозяйстве, да с сеном помог. Я потом заплачу. А наместник не скоро вернется сюда!
Его фраза казалась не к месту, и все же Мерона, повинуясь странному чувству, спросила:
— Почему?
— Не повезло бедолаге: поехал сам ловить нечисть!
— И что?
— Да наткнулся неподалеку от леса не то на грабителей, не то на бродяг. Те и постарались! Сначала как следует оттрепали, потом искупали в ближайшей речушке. Теперь побоится по лесу ходить!
— А “балахоны”, которые были с ним?
Староста вдруг посуровел:
— Про этих не знаю, куда подевались. В лесу ведь и Духи, и знаменитая Топь!
Уже начиная новую жизнь в лесном домике с Рысью, Мерона по-настоящему оценила нежданную помощь Старшего. До холодов оставалось немного времени, было непросто обустроить их дом. Ставни-щиты, как и новая дверь, не впускали свет, но отлично держали тепло.