Мы с Ваней поднялись на последний этаж. Я подошла к двери, Ваня остановился на лестничной клетке. Я изо всех сил пыталась понять, что чувствую и что говорит мне моя интуиция, но выходила только пустота, в которой всплывали большие и маленькие буковки в кавычках.
– Если что, сделаем вид, что ошиблись адресом, – сказала я ему. – Спрячь мышь.
Ваня забрал у меня мышь и спрятал за спину.
Я постучала. За дверью слышались голоса и чувствовалось движение, но открыли ее не сразу, и я пережила несколько мучительных секунд, решая то бежать отсюда прочь, то остаться. Но вот дверь приоткрылась, и в проеме показалась молодая женщина с белыми волосами, какие бывают у скандинавов. Она несколько секунд смотрела на меня, потом одновременно распахнула дверь и крикнула через плечо по-английски:
– Они здесь! Они пришли!
У нее был едва заметный акцент. По тому, как она говорила, как смотрела и как двигалась, я сразу с облегчением поняла: это настоящие ученые, совсем как мама.
К двери подошел мужчина, по всей видимости, ее коллега. Они стали наперебой задавать вопросы, потом уставились на меня, ожидая объяснений. Именно в этот момент я поняла, что несколько дней не спала и ужасно устала. Все, на что мне хватило сил, – это прислониться к косяку и по-русски сказать:
– Здравствуйте.
– Вы русские? – изумилась блондинка.
Сзади подошел Ваня, и внимание сразу переключилось на него, вернее, на мышь. Мы вошли в квартиру. Ученых было двое, их фотографии мы видели на сайте компании. Я не слушала их – рассматривала место, в котором мы оказались. Дверь вела в прихожую, за которой начиналась огромная гостиная. Гостиная была почти точной копией комнаты, из которой мы забрали песчанок: пробковая доска на стене со словом «Progress», микроскоп, разноцветные пластиковые папки, гудящий шкаф в углу. Разве что не было продавленного дивана и пустых коробок из-под пиццы. Зато в самой середине комнаты стоял стол, и мне даже захотелось протереть глаза, чтобы убедиться в реальности происходящего, – на нем стоял маленький лабиринт. Точь-в-точь такой же, как там, в Сиракузах. Белые непрозрачные стены. Путаные ходы, выход найдешь не сразу. В одном углу – поильник и мисочка для корма. Мы подошли вплотную к столу и рассматривали лабиринт. Ученые снова стали приставать с вопросами.
– Как она у вас оказалась? Где остальные образцы?
– Мы не брали никаких образцов, только песчанок, – воинственно ответил Ваня, оскорбленный предположением о краже.
– Они имеют в виду других песчанок, – объяснила я по-русски.
– А. Ох. Мы их потеряли.
Мужчина и женщина в ужасе вытаращили глаза.
– То есть одну часть мы забыли в автобусе два дня назад. Компания SAIS, вечерний рейс из Энны в Палермо. Наверное, они в комнате забытых вещей.
Женщина сделала шаг назад и закрыла собой мышь – от греха подальше.
Ваня начал сбивчивый рассказ на своем плохом английском, совершенно ненужный в этой аккуратной, строго организованной гостиной-лаборатории. Я видела, как эти двое слушают, сначала – с недоверием, потом – с раздражением. Но Ваню было не остановить. Тени и щупальца он заменил на людей в черном с оружием, но убедительней история от этого не стала. Ученые хотели, чтобы мы убрались, исчезли – этакое недоразумение, ворвавшееся в привычный ход их жизни. Ваня наконец закончил и замолчал.
– Наш коллега сейчас в больнице в Сиракузах. Вы вовремя заметили, что у него инсульт. С ним все будет хорошо, хотя понадобится время на восстановление, – сказал мужчина.
Все помолчали.
– Почему вы убежали тогда из квартиры?
– Мы думали, это полиция или кто-то, кто хочет украсть мышей! Ваш коллега попросил о них позаботиться! – Ваня почти кричал. – И за нами гнались люди в черном!
– Эти люди в черном – его коллеги по университету. Побывав в больнице, они приехали, чтобы посмотреть, все ли в порядке с мышами. Врачи скорой позвонили с телефона Акихиро на последний номер.
Мы оторопело молчали.
– Как они нашли нас в Катании?
– Они же видели вас. И потом, думаете, сложно найти детей, таскающих с собой мышей с подсветкой?
– Но эти люди выглядели как бандиты!
– Мне кажется, у вас слишком богатое воображение, – отрезала женщина. Она встала, показывая, что разговор закончен. Нам пора было уходить. Но Ваня не собирался уходить, не выяснив до конца, что к чему.
– Почему у вашего коллеги случился инсульт? У таких молодых людей не бывает инсультов.
– Очень редко, но бывают.
– Почему лаборатория в жилом доме?
– Так дешевле.
– А почему ваш коллега в Сиракузах, а вы – тут?
– Нам дали грант на исследования. По условиям кто-то должен преподавать в Университете Катании.
– Ага! А почему тогда вы здесь, в Палермо? Почему не брали трубку? Почему не ответили на наше письмо?
– Слушайте, какая разница? Кто вообще читает письма с общей почты и звонит на городской телефон? Мы биотех-стартап, а не корпорация с кучей секретарей! – женщина снова встала, подталкивая нас к выходу.
– Для чего этот лабиринт? – спросил Ваня, выглядывая из-за ее внушительной фигуры.
– Для контроля результатов, – ответил молчавший до этого мужчина.
Мы вопросительно на него посмотрели, и он продолжил:
– Мы нейрофизиологи. Делаем опыты по… если коротко, то записываем информацию прямо в мозг. Знаете, как в «Матрице»? Если мы достигнем успеха, то обучение выйдет на новый виток…
– Короче, пожалуйста, – перебила его суровая блондинка.
– Короче, эта песчанка и этот лабиринт – первые несколько шагов к будущему. Мы усложняли лабиринт и готовились к публикации результатов, когда Акихиро попал в больницу, а мыши исчезли. Честно говоря, мы не думали, что найдем вас.
– Вы думали, что мы их украли? – спросила я.
– Нет, честно, нет. Учитывая все обстоятельства. Я так и подумал, что все, что произошло, – цепь нелепых случайностей. Хорошо, что вы привезли хотя бы ее, – он кивнул на песчанку.
– Да брось ты! – воскликнула блондинка. – Это наверняка не та самая! Они растеряли все образцы!
– Днем перед инсультом Акихиро сообщил нам, что один из образцов… то есть одна из мышей, – поправился он, – показала положительный результат. Он обещал записать его на видео и скинуть нам. Вечером.
– Но попал в больницу, – продолжила я.
– Да.
Ваня подошел к лабиринту.
Блондинка предостерегающе подняла руку, но мужчина, наоборот, ободряюще кивнул.
Ваня аккуратно взял мышь, которую успели посадить в пластиковый контейнер.
– Не надо, пойдем, – попросила я.
– Должно хоть что-то за эту неделю оказаться настоящим, – ответил он.
Он опустил мышь в лабиринт, на место, отмеченное красным кружком. Мышь принялась обнюхивать все вокруг, бестолково тыкаться в пол и стены. Ученые жадно смотрели. Но ничего не происходило – мышь нюхала все подряд и уже готова была выскочить из лабиринта.
Я снова потянула Ваню за рукав:
– Идем, ничего не будет.
Но он упрямо дернул головой.
Минуту спустя мышь, будто собака, учуявшая след, пошла по одному из ответвлений. Она безошибочно сворачивала то вправо, то влево и только однажды засомневалась на перекрестке пяти ходов, но через минуту добралась до поильника и кормушки. Лампочка у нее на голове загорелась зеленым.
– Oh gosh, it’s magic…[71] – прошептала блондинка.
Мужчина бережно достал песчанку и посадил обратно в переноску. Они заговорили одновременно, стали звонить по телефону. Потом снова посадили песчанку на красную точку и стали снимать ее путь на видео.
– Идем, – повторила я. Нам незачем было здесь оставаться.
Мы вышли в открытую дверь, спустились вниз. Медленно пошли в сторону госпиталя.
– Стойте! – крикнул голос сверху. – Подождите!
Мы обернулись и увидели мужчину-ученого, он по пояс высунулся из окна.
– Как вы ее назвали?
Два дня спустя мы забирали Настю из больницы. Ее палата была вся увешана воздушными шариками, а на кровати, подоконниках и двух креслах сидело, казалось, все детское отделение госпиталя. И даже несколько мам с младенцами.
Дети по очереди писали в Настином блокноте пожелания и приветы, рисовали смешные рожицы, сломанные косточки и черепа – кто что умел. Гипс за три дня превратился в чудо дизайнерской мысли: пестрые рисунки и разноцветные каракули удачно сочетались с синей футболкой, которую я постирала для Насти специально к выписке.
Близнецов забирал Андрей Маркович.
– Хорошо хоть не мать, – прокомментировал Ваня, когда это стало известно.
– Да ладно тебе. Они у вас нормальные, – сказала я ему.
– У тебя вроде тоже?
Я задумалась, что ответить.
Потом мы спустились вниз к такси.
– Весело было, – мечтательно подытожила наши приключения Настя.
Все рассмеялись.
Мы с Ваней переглядывались всю дорогу до аэропорта, но ни один из нас так и не протянул другому руку и не сказал ничего утешительного. После обычных процедур в аэропорту – регистрация, проверка багажа, – за ними закрылись двери зала вылета.
У нас с папой были билеты на автобус до Сиракуз, который отходил через три часа. Я попросила купить капучино. Мы сели за столик. Я положила перед собой бумагу и карандаш. Не спеша выпила кофе, посидела еще несколько минут, потом сложила все в рюкзак, и мы поехали на автовокзал.
Эпилог,в котором почти все становится на свои места
Осенью, когда мы уже жили в Нью-Йорке, я каждый день вспоминала те минуты в аэропорту над пустым бумажным листом. На Сицилии было много похожих моментов, но запомнился именно этот.
В школу по скайпу я больше не ходила: не было смысла с такой разницей во времени, – а в местную школу устроиться пока не удавалось.
– Чтоб вас, бюрократы, – говорила мама, изучая очередной отказ. – Ну ничего, что-нибудь придумаем, – утешала она меня, хотя я не расстраивалась. Подумаешь, школа.